Страница 122 из 147
ЗУЛЕЙХА ПРИВОДИТ ЮСУФА В СЕДЬМОЙ ЗАЛ В чертоге тайны, из-за покрывала, Повел мудрец таких речей начало: Когда они вступили в зал седьмой, Красавица воскликнула с мольбой: «Войди в мои глаза, о друг бесценный, Вступи ты в этот храм благословенный!» Воскликнула: «Мой лик светлее дня, Взгляни же с милосердьем на меня. Доколе будешь ты жесток, доколе Меня заставишь ты страдать от боли?» Так расписав мучения свои, Юсуфу говорила о любви, Но тот стоял, очей не поднимая: Его любовь страшила роковая. Оп голову склонил, взглянул на пол,- Свое изображенье там нашел. Взглянул на ложе, на покров атласный, Она и он объяты негой страстной. Он отвернулся, он решил, что впредь Не будет в эту сторону смотреть, Но всюду, всюду взор его невинный Одни н те же находил картины. Он для молитвы очи поднял ввысь,- На потолке она и он слились. В нем вспыхнул жар, и взоры огневые На Зулейху он обратил впервые. Тогда надежды луч в нее проник: Ей солнца улыбнется дивный лик! Стенать и плакать начала сначала, Потоки слез кровавых источала: «Своей любовью, своенравный друг, Молю я, исцели ты мой недуг. Я пить хочу, а ты – вода живая, Бессмертье – ты, но посмотри: мертва Я без тебя – как тело без души, Я жажду: напоить меня спеши. Моей тоски займись ты врачеваньем, Стань сада моего благоуханьем!» Сказал Юсуф: «Красе твоей хвала! Всех пери ты красою превзошла, Но зеркало души моей до срока Не разбивай, не мучь меня жестоко». Сказал: «Два властелина мне страшны: Бог и азиз египетской страны. Придет к азизу слух об этой страсти,- Он на меня обрушит все напасти». Сказала: «Не тревожься, мой кумир. Устрою в честь азиза пышный пир. Я кубок поднесу – он пьяным станет, До воскресенья мертвых не воспрянет. Есть у меня несметное добро: Каменья, золото и серебро. Я искуплю свой грех, раздам их нищим, Нас бог простит, и счастье мы отыщем». «Я не из тех,- Юсуф сказал в ответ,- Кто ищет счастья ближнему во вред». Сказала: «Ты противишься сближенью. Чтоб стала я для стрел тоски мишенью. Хитришь, лукавишь, хочешь ты уйти, А ложь у прямодушных не в чести. Клянусь, кривым путем идти не стану, Я не склонюсь к лукавству и обману. Смотри: горю я, как тростник сухой, А ты смеешься над моей тоской. Смотри: грозит бедою это пламя,- Приди, залей водою это пламя!» Она рыдала, руки протянув, По-прежнему упорствовал Юсуф. Воскликнула тогда: «О многословный Упрямец, в горести моей виновный! Я вижу, речь твоя – пустой ответ, В таких речах нужды и смысла нет. Когда мою ты шею не обнимешь,- Себе на шею кровь мою ты примешь. Возьму кинжал я – лилии цветок,- И кровью обагрю я свой чертог. С душой своей разъединю я тело, Медлительность твоя мне надоела. Когда азизу принесут слова, Что я лежу у ног твоих мертва, В его горячем сердце вспыхнет злоба, Тебя убьет он, мы погибнем оба. Мы заключим в могиле наш союз, И наконец-то я с тобой сольюсь!» Достала Зулейха, раскинув ложе, Кинжал, на ивовый листок похожий. Сжигала душу страстную гроза, Алкало тело, и в слезах – глаза. Вскочил Юсуф, увидев слезы страсти, И руку обхватил ей, как запястье. «О Зулейха! – воскликнул,- не спеши, Исполню я мечту твоей души! Ты страждешь, но страданья удалю я, Ты жаждешь – встречей жажду утолю я». Красавица, владычица сердец, Услышав речь такую наконец, Подумала, что пробило сближенье, Что ей принес любимый утешенье. Тогда кинжал отбросила она, К другим прибегла способам луна: В его уста впилась она с весельем И шею обхватила ожерельем. Душа, где страсти не было границ, Мишенью стала для его ресниц. Она его жемчужины хотела И превратила в раковину тело, Но в ту мишень Юсуф не стал стрелять, Он раковины не сломал печать, Не просверлил жемчужину алмазом: Его удерживали честь и разум. Стрелою ринулся к дверям Юсуф, Он убежал, все двери распахнув. Она – за ним, терзаясь от потери, Его настигла у последней двери, Схватила за рубашку, вся в огне,- Разорвалась рубашка на спине. Но вырвался красавец с болью тяжкой, Он розой был с разорванной рубашкой. Она, одежды разорвав свои, Как тень упала наземь в забытьи.