Страница 37 из 39
Мы поговорили несколько минут, и все это время я стоял так, чтобы она не могла видеть Джерри Вэйла, — сейчас он лежал на полу, хотя до этого двое мужчин с трудом вытащили саблю из стены и из его тела.
Когда она полностью пришла в себя, я спросил:
— Мисти, что случилось до того, как он… впал в безумие?
— Когда он пришел, то сказал, что хочет немного поболтать. Я полагала… это по поводу того, о чем он упомянул по телефону, — какая-то особая церемония… Естественно, он все выдумал. — Она замолчала и еще отпила немного воды. — Он начал спрашивать меня о Джин и о той ночи, которую она провела в моем номере. Задав мне много разных вопросов, он наконец спросил, не называла ли Джин имени своего мужа. И тогда я вспомнила.
Она осторожно потерла шею.
— Что вспомнила, Мисти?
— Что она мне его назвала, только поначалу я не придала этому особого значения. Вчера, когда я говорила с тобой о Джин, я даже не вспомнила о нем. Я сказала мистеру Вэйлу… — Ее глаза широко открылись. — Где он?
— Успокойся. Он в надежных руках. Тебе не о чем тревожиться. Продолжай.
— Я сказала ему, что она называла мне имя. Я его знала, но напрочь забыла.
— Конечно. Но он понял: раз она тебе его сообщила, ты сможешь вспомнить, если кто-нибудь проявит интерес.
— Он спросил меня сам. Или, скорее, назвал.
— Да?
— Ну, он спросил, слышала ли я когда-нибудь имя Мориса Бутеля. Это было именно то самое. Я сразу вспомнила. Поэтому я, конечно, подтвердила, что Джин назвала именно это имя. Джин сообщила мне, что ее мужа — человека, от которого она здесь скрывается, — зовут Морис Бутель. Я даже сказала ему, что она засмеялась, словно в этом было что-то смешное. И… — Глаза Мисти потемнели, в них появилось недоумение. — И вдруг ни с того ни с сего мистер Вэйл начал меня душить. Почему? Почему он пытался убить меня?
— Потому что Джерри был Морисом Бугелем, — ответил я. — Это долгая история. Но теперь все позади.
Я достал пачку сигарет и закурил.
— Он вел сражение, заранее обреченное на провал. — Я повернулся к Монако. — Понимал он это или нет, но он уже был в проигрыше. Ему пришлось бы убрать с дороги еще двух-трех человек, чтобы у него хотя бы появилась надежда выйти сухим из воды. Например, Уоррена Фелпса… и меня. Кстати, меня он уже пытался убить. Дважды.
Я поднял руку и потрогал свой затылок. Шишка никуда не делась. Она бросалась в глаза и, видимо, опять кровоточила. Свой тюрбан я, естественно, где-то потерял. Я пробовал на ощупь липкую, уже свернувшуюся кровь — к счастью, на мне все заживает как на собаке, — когда Мисти воскликнула:
— Шелл, у тебя течет кровь!..
— Да, я как раз пытался…
— У тебя вся нога в крови… Где твои брюки?
— Брюки?
О боже, я совсем забыл. У меня было слишком много других забот.
— Да, верно, — пробормотал я, — ты пропустила самое… хм…
В этот момент до меня дошло — она сказала, что у меня в крови нога, а не голова. Я посмотрел вниз. В крови? Господи, да на ней живого места не было. Я наклонился и осмотрел ее как можно внимательнее. Тот единственный выстрел Вэйла вырвал кусок мяса с внешней стороны бедра. Рана была несерьезной, но сильно кровоточила. Во мне слишком много крови, и при любой возможности она с радостью льется из меня рекой, а после кувыркания и драки с Буллом все вокруг стало красным. Пока я смотрел на рану, нога начала страшно болеть, поэтому я решил больше ее не баловать вниманием.
Конечно, я не хотел лишиться ноги — во всяком случае, ни на грамм больше того, чего уже лишился, — поэтому мне нужно было промыть рану и залить ее йодом.
— Шелл, где твои брюки?
— Мисти, не задавай дурацких… не говори так… твоему горлу нужен отдых, дорогая.
Я посмотрел на Орманда Монако, чувствуя, как во мне закипает злость.
— Неужели, мой дорогой друг, — обратился я к нему не самым дружелюбным тоном, — вы не заметили, что я истекаю кровью? Вам не пришло в голову, что какой-нибудь начинающий хирург неудачно ампутировал мне ногу? Неужели вы не могли сказать, что из меня по капле вытекает жизненная сила и капает, капает…
— Ну почему же, — возразил он. — Просто я подумал, что вас, вероятно, укусил мистер Харпер. Пока вы протыкали ему глаза. И отрывали нос…
— Вы остряк. О'кей. Похоже, больше ничего интересного здесь не предвидится, но я выполнил свою работу, Монако. Я говорил вам, что может произойти нечто необычное… А, к черту это. Дайте мне мою сотню, и я избавлю ваше величество от своего присутствия.
— Сотню?
— Видимо, мне следует объяснить вам, образованным ребятам, что на языке простых смертных сотня означает «сто зеленых», «десять десятидолларовых» — короче, мои сто долларов, которые, как бы вы там ни финтили, я заработал…
— Вы заработали десять штук, мистер Скотт, — тихо сказал он.
— Штук? Где вы научились… — Я не договорил. — Ладно. Спасибо. Ну нет, спасибо. Я заключил с вами сделку, помните? Я решаю все дело к полудню и получаю десять штук. Если не успеваю к этому сроку, то сотню в день. А сто зеленых, — упрямо долдонил я, — как раз покроют затраты на переливание крови. А еще я говорил, что выставлю вам счет только за необычные расходы…
— Сделку заключил я, мистер Скотт. Вы лишь согласились с ее условиями. И уверяю вас, сэр, если бы вы завершили это… это… это безумие хотя бы на секунду позже двенадцати, я бы скорее умер… я бы скорее умер, но не заплатил бы вам ни на цент больше ста долларов. Поскольку же вы добросовестно, хотя и… хм… поскольку вы успешно выполнили требования для получения десяти тысяч долларов, именно эту сумму я и собираюсь вам выплатить.
— Вы сдурели? — При всем моем дипломатическом такте, я не сумел скрыть изумление. Я глянул на часы: — Сейчас шестнадцать минут первого. Если только мои часы не стоят. Нет, они еще тикают…
— Естественно, уже давно не двенадцать. Вы стоите здесь в одних трусах и, как болван, истекаете кровью по крайней мере минут пятнадцать.
— Вы не очень-то бросайтесь словами, приятель. И я бы очень вас попросил не втягивать во все это мои трусы.
— Вы заткнетесь когда-нибудь? — Монако был похож на медведя, попавшего лапой в капкан. Я уже пару раз наблюдал такое выражение на его физиономии. Он продолжил резким, суровым тоном, словно опускал мне на голову топор: — Когда вы заявили, что… проткнули мистера Вэйла саблей и что преступник — это он, что он убил Эфрима и девушку тоже, я — к сожалению — посмотрел на часы. На них было без двадцати секунд двенадцать.
— Без двадцати секунд?
— Если быть точным, без двадцати одной. Поскольку это правда, трагическая правда, я вынужден заплатить вам условленную сумму — десять тысяч долларов.
— Боже правый! — воскликнул я. — Давайте сверим часы.
— Сейчас двенадцать часов семнадцать минут и… десять секунд.
— Ваши отстают на четыре секунды. Но мы не будем придираться к…
И тут от двери донеслось слово. Одно слово, которое я уже слышал сегодня в вестибюле «Кублай-хана», произнесенное тем же голосом, но с совсем другой интонацией.
Я оглянулся на сержанта Торгесена, закрывшего собой дверной проем; на его лице тоже застыло выражение медведя, но попавшего в капкан сразу двумя лапами.
Я широко улыбнулся ему, но не успел весело поболтать с сержантом, потому что услышал сухой и ледяной, как углекислый газ, голос Монако:
— В настоящий момент, мистер Харпер, у меня нет времени; будьте уверены, вскоре я скажу вам гораздо больше.
Харпер? Булл Харпер? О боги, он все еще здесь? Я считал, что он растворился в туманной дали. А он… здесь? В том виде?
— Мисти! — заорал я. — Закрой глаза! Отвернись. Не смотри… уходи, беги, беги…
Монако невозмутимо продолжал, и даже мои вопли не смогли заглушить лед его голоса.
— Я безмерно рад, — говорил он, — я просто счастлив, что вы наконец снизошли до соблюдения наших поистине нелепых правил и вновь надели брюки. У меня нет слов, чтобы выразить вам свою признательность. В настоящий момент нет ничего иного, что могло бы доставить мне такое удовольствие. Поздравляю вас, мистер Харпер, с такой предусмотрительностью. Хочу также передать вам пылкие слова благодарности от руководства, персонала и наших именитых гостей…