Четверо со «Сринагара»

Она все время молча наблюдала за моими действиями, лишь изредка перебрасываясь со мной одним-двумя словами. Когда я закончил, она сказала:

— У тебя такой вид, словно ты нашел гробницу Тутанхамона.

— Здесь есть кое-что более ценное, Эрлэйн. Когда я передам все это в полицию, у Ральфа будут крупные неприятности. Так же, как и у некоторых других. Я должен предупредить тебя об этом.

— Спасибо. Только это меня не удивляет. И не тревожит нисколько, если именно это тебя волнует… — Она слегка нахмурилась. — Однако хорошо, что я ухожу отсюда!

— Да. И, пожалуй, тебе следует поторопиться. Тут скоро заварится такая каша, что тебе лучше быть подальше отсюда! По-моему, разумнее всего тебе будет уехать со мной.

— Угу… — она слегка прикусила губу, обдумывая мое предложение, затем сказала: — Я готова. Чемоданы у меня уже давно упакованы. Подгоним машину к крыльцу, я открою ворота снаружи.

— О'кей!

Я оставил машину перед домом, у всех на виду, и мне теперь пришло в голову, что это было несколько опрометчиво с моей стороны. Но что сделано, то сделано, и у меня сейчас не было времени сожалеть об этом. Я подхватил голубую папку, очень довольный собой, и вышел из дома. Затем на улицу. И нарвался на пули.

Я уже был на тротуаре, когда увидел их в тусклом рассеянном свете уличных фонарей, далеко расположенных друг от друга. Но они тоже заметили меня, может быть, на несколько секунд раньше.

Очевидно, этих людей привез сюда Ральф Митчелл. Их было трое, и я заметил их в тот момент, когда они выбирались из черного «кадиллака», который остановился перед моим «кадиллаком». Митчелл только что поставил ногу на тротуар, выходя из машины, а двое других уже стояли на улице с противоположной стороны.

— Это Скотт, Шелл Скотт! — заорал Митчелл, но его попутчики не нуждались в предупреждении, они уже знали это. Тот, который стоял ближе к машине, держал в руке пистолет, направленный на меня, другой быстро пригнулся и сунул руку под пиджак.

Папка была у меня в правой руке. Я бросил ее на тротуар и выхватил кольт, но было уже поздно. Парень с пистолетом выстрелил, и я почувствовал горячее дыхание пули, просвистевшей мимо моего уха. Я нажал на спусковой крючок и в спешке влепил пулю в стоявшее рядом дерево, однако парень с пистолетом отпрянул назад и нырнул за машину. Затем я услышал второй выстрел, и на этот раз он попал в цель.

Пуля ударила мне в грудь, прошив мышцы раскаленной иглой. Боли не было, только сильный толчок и странное ощущение внезапного онемения во всем теле.

Удар заставил меня пошатнуться, но почти одновременно с ним я поймал на мушку человека, стрелявшего в меня с противоположной стороны улицы, и дважды спустил курок. Я успел заметить, как он дернулся и согнулся пополам, но потом колени у меня подкосились, и я тяжело рухнул на мостовую. Очевидно, я бессознательно пытался откатиться в сторону от того места, где я упал, но сам я этого не помню.

Беспамятство продолжалось не более секунды, потому что когда я снова пришел в себя, ничего не изменилось. Я лежал на левом боку, все еще держа револьвер в руке. Кровь заливала мне грудь, стекая по предплечью и пропитывая рубаху и левый рукав пиджака.

Краем глаза я увидел, как Митчелл нагнулся и поднял с тротуара голубую папку. Даже под пулями он бросился за ней. В папке заключалась его жизнь, и он знал это.

Пуля ударила рядом с моим лицом и подняла с земли фонтанчик грязи. Я заметил человека, стоявшего на коленях посреди улицы, и направил на него револьвер. Но затем треснул еще один выстрел со стороны машины. Стрелял первый бандит, наполовину скрытый багажником «кадиллака».

Я с трудом поднял кольт, послал пулю туда и услышал, как она врезалась в кузов машины. Окружавшие предметы потеряли свою отчетливость. Я не знал, насколько серьезно я был ранен, но мои чувства внезапно притупились. Глаза не в состоянии были найти фокус. В ушах стоял гул, возникавший откуда-то изнутри, из-под черепной коробки. Я снова разрядил револьвер, целясь в человека, притаившегося за «кадиллаком», но не попал. Он был просто движущимся расплывчатым пятном, словно я смотрел на него сквозь масляную пленку. Он быстро обежал вокруг машины и сел за руль. Митчелл занял место рядом с ним.

Я с трудом приподнялся с земли и сел, левая рука у меня висела безжизненной плетью. Я уперся правым локтем в колено, чтобы придать устойчивость трясущемуся револьверу, и прицелился в водителя. Это было моим последним усилием, но оно оказалось напрасным. «Кадиллак» бандитов рванулся с места, револьвер дернулся у меня в руке и вылетел из ослабевших пальцев, послав пулю куда-то в пространство между ближайшим фонарем и созвездием Кассиопеи…

Я встряхнул головой, стараясь разогнать туман, которым заволокло все перед моими глазами, и увидел, что один из бандитов остался лежать неподвижно посреди улицы, слева от меня. Я с трудом перевернулся на живот и пополз к нему, теряя последние силы.

Левая рука волочилась за мной, как бесполезный придаток, стебельки травы задевали мое лицо. Я полз, извиваясь и помогая себе правой рукой, кровь теплыми струйками стекала на живот. Я почти терял сознание, но все же дополз до него. Несколько минут я лежал рядом с ним, отдыхая и приходя в себя. Пистолет, из которого он подстрелил меня, лежал на земле на расстоянии фута от его вытянутой руки. Это был кольт 38-го калибра с коротким стволом.

«Слишком большое перенапряжение, — убеждал я себя сквозь ускользающее сознание. — Слишком много ударов по голове… Вот что это такое… И еще эта проклятая парилка и все остальное… выжало из меня все соки. Я не ранен, я просто выдохся…»

Но в этот момент все вокруг меня завертелось в сумасшедшей карусели, мой «кадиллак» всплыл в воздух и принялся медленно изгибаться, растягиваться и исчезать в мохнатой темноте, заволакивающей мне глаза. Я попытался доползти до него, и мне это удалось. Я даже открыл дверцу, держа в руке ключи от машины… но это было все…

Мне пришло в голову, что если мне удастся завести «кадиллак», я сумею добраться до того маленького госпиталя, который я видел неподалеку. И в течение нескольких секунд я был почти уверен, что справлюсь. Но тут ключи выпали у меня из руки, и когда я потянулся за ними, колени у меня подогнулись, и я снова свалился на мостовую. Подняться я уже не мог. Я не мог даже шевельнуться. И мне было безразлично, могу я или нет… Откуда-то издалека донесся женский крик. Сквозь угасающее сознание медленно проползла мысль, что это, должно быть, Эрлэйн, и я удивился, почему она кричит. Крик превратился в слабый ноющий звон, тонкий, как комариный писк, исчезающий в кромешной тьме, которая накрыла меня черным угольным мешком беспамятства…

Глава 18

По-моему, первым был запах. Это был густой сладковатый аромат, заполнивший мои ноздри. Потом я начал различать звуки, но сначала я не мог разобрать, откуда они доносятся: просто глухое и монотонное бормотание. Затем пришла боль, тупая и пульсирующая, возникавшая где-то вверху моей грудной клетки.

Я попытался подняться, и боль превратилась в раскаленный нож, пронзивший мне грудь у самого плечевого сустава. Я открыл глаза. Голова была достаточно ясной, и я чувствовал себя почти нормально, если не считать боли и слабости. Несколько мгновений я лежал спокойно, затем повернул голову, оглядываясь вокруг.

Больничная сестра в чепчике и белом халате что-то делала у маленького столика в противоположном углу комнаты. Она повернулась ко мне, когда я пошевелился, — простенькая, но приятная куколка лет тридцати. Я лежал на кровати, очевидно, в больнице. Запах был обычным ароматом хирургической клиники.

— Мы, кажется, уже проснулись? — улыбнулась сиделка.

Я проглотил комок в горле и сказал:

— Не знаю, как вы, а я, кажется…

Я попытался сесть, но она предупредила мою попытку.

— Лежите спокойно, мистер Скотт! Я принесу вам, что вам понадобится!