Больше, чем страх

Девушка засмеялась:

— Ах-ах! Ты всегда такой осторожный и вроде бы ничего не понимаешь. Шелл, а как я смотрелась тогда в ванне?

— Ты же знаешь, я вошел без стука, потому что думал, что ты мертва. Но выглядела ты просто великолепно.

— Великолепно?

— Да. Просто потрясающе, — подтвердил я.

Теперь ее заигрывания перестали казаться мне такими вызывающими.

— Шелл, разве тебе не кажется забавным, что мы с тобой вдвоем... в ночном парке... в лодке? — томным голосом проворковала Моник.

— Ты это называешь лодкой?

— Да. В лодке... и наедине. Ты мог бы, по крайней мере, поцеловать меня, но почему-то этого до сих пор не сделал. А я вижу, тебе очень этого хочется. Так не стесняйся!

— Послушай. Неужели ты не можешь сменить позу? Я уже пытался все тебе объяснить. А кроме того, если я начну тебя целовать, лодка перевернется.

— Какие глупости, — сказала она и, поджав под себя колени, наклонилась ко мне. — Мне так хорошо... Ну, хоть чмокни меня в щеку.

— Ладно, чмокнуть могу. Но не больше, а то точно окажемся в воде.

Окончание фразы я произносил, уже чувствуя, как губы Моник впились в мои. Ее поцелуй оказался точно таким, каким я себе его и представлял — пылким и сладким. Глаза ее горели страстным огнем. Губы, бедра, да что там бедра — все тело девушки трепетало от желания. Слившись с ней в поцелуе, я почувствовал, как закачалось на воде наше каноэ, и понял, что теряю над собой всяческий контроль.

Затем девушка, мурлыча мне в ухо, стала водить по моей шее своими жаркими, словно раскаленное железо, губами.

— Не дурачься, — пытался было остановить ее я, но Моник вновь прижалась своими губами к моим.

Каноэ под нами вновь закачалось, на этот раз еще более угрожающе. Я ответил девушке таким страстным поцелуем, за который не стало бы стыдно ни одному мужчине.

Моник поделилась со мной на ухо, что она собирается делать. Я запротестовал:

— Нет, дорогая, это невозможно.

— Возможно. Протяни сюда свои ноги.

— Послушай, я не могу этого сделать. Мы же перевернемся.

— Не перевернемся... Я только прилягу рядом с тобой.

— Как ты здесь приляжешь? О чем ты говоришь?

— По-другому не получится.

— Можно попробовать и по-другому.

— Если не получится, как предлагаю я, попробуем по-другому. Хорошо?

— Но мы же окажемся в воде.

— О, Шелл! Еще минута, и я тебя возненавижу.

— Ладно... Но ты хоть плавать-то умеешь?

— Боже, он еще спрашивает, умею ли я плавать! И это в такую-то минуту. Никогда мне еще не попадались такие заботливые мужчины.

— Хорошо. Только не вини меня, если эта дурацкая лодка перевернется.

— Не буду.

— Посмотрим.

— Замолчи. А теперь протяни сюда свои ноги.

Я подчинился. Чтобы Моник смогла улечься рядом, я подвинулся дюйма на три. Лодка тотчас резко накренилась и перевернулась. Уйдя под воду, я понял, что был дураком, когда послушался Моник. Я же заранее знал, что так все и кончится. От спиртного, выпитого за этот вечер, голова у меня шла кругом, и я поначалу никак не мог сообразить, куда же мне плыть. Несколько секунд я барахтался в воде, пока неожиданно мои руки не коснулись дна озера. Плыть дальше было незачем, и я встал на ноги. В ярде от меня, положив руки на бедра, стояла погрустневшая Моник. О том, что руки она держала на бедрах, можно было только догадываться, поскольку вода доходила ей до груди.

— Все-таки ты добился своего, — укоризненно сказала она.

— Добился своего? — удивился я. — Так это из-за меня мы оказались в воде? А чья была идея...

— А ты поаккуратнее подвинуться не мог? И почему ты так долго барахтался в воде?

Бурлящие страстями, мы гневно смотрели друг на друга.

— Я плыл к берегу.

— Подумайте, он плыл. Глубина-то здесь всего фута четыре.

— Хорошо. Тогда я боролся с осьминогом. Устроит? Чем еще я мог там заниматься? Хохотал во весь голос?

Моник глубоко вздохнула.

— Ну и дела, — сказала она. — Где же наша лодка?

Мне пришлось объяснить ей, что это корыто нам больше не пригодится.

Девушка, рассекая бюстом волны, приблизилась ко мне. В эту минуту на нее было смешно смотреть.

— Черт возьми! Да пропади все пропадом! — недовольно произнесла она и замолкла.

В наступившей тишине послышались слабые раскаты грома. Затем небо озарила яркая молния, а следом, как и полагается, закапал дождь. Секунд через десять он превратился в ливень.

— О, дождь пошел, — недовольно заметила Моник.

— Своевременное замечание. А ты, оказывается, очень сообразительная девочка. От общения с тобой и сам становишься умнее.

— Да заткнись ты.

— Подумайте, она недовольна тем, что пошел дождь. А если бы пошел снег? Тогда бы мы не так вымокли?

— Да заткнешься ты или нет?

— Давай попробуем выбраться на берег. Эй, да я увязаю.

— От меня самой уже воняет болотом.

— Я сказал, увязаю, а не воняю. Ноги вязнут в иле.

— Ну и вязни дальше.

— Ох, Моник, не говори так. Я не могу переставить ноги в этой...

— Заткнись.

Покрутив одной ногой, я с большим трудом вытащил ее из вязкого ила и нащупал более твердый участок дна.

— Ну, ты готова выбираться на сушу? — спросил я девушку.

Та, насупившись, молча направилась к берегу. Сунув руку под мышку, я нащупал в кобуре свой кольт. Странно, что он еще на месте, подумал я, хотя и не очень удивился. После того, что со мной произошло, удивить чем-либо меня было невозможно. С этого момента меня можно было смело называть Шеллом Скоттом Неудивляющимся.

Шаг за шагом мы с Моник продвигались по вязкому дну озера и в конце концов выбрались на берег. Если судить по тому, что пули нам вдогонку не летели, нас не заметили. Пройдя сквозь парк, мы вышли на дорогу и поймали такси. Водителю, доставившему нас в гостиницу, пришлось доплатить за то, что мы вымочили сиденья в его машине и на полу оставили лужи.

Приняв душ, Моник вышла в гостиную.

— Теперь можешь занимать ванную, — несколько суховато сказала она.

На ней опять было только полотенце.

Я прошел в ванную, разделся и встал под горячий душ. Гостиница, в которой мы остановились, оказалась не самой лучшей в столице Мексики, но мы так устали, что были счастливы остаться на ночь даже в ней. Смыв с тела мыльную пену, я вытерся и, завернувшись в полотенце, вышел из ванной.

— Одежда еще не просохла, — оправдываясь, сказал я Моник, которая сидела на кровати.

Она пристально посмотрела на меня:

— А ты одеваться и не собирался. Так ведь? И, выйдя из ванной, набрасываться на меня тоже! Ты вообще не собирался ничего делать!

— Не впадай в истерику. Я...

— Там, в отеле «Дель Прадо», ты без стука вломился в ванную и застал меня голой! И тоже ни на что не решился! А на озере в лодке? Это же стыдно вспомнить! — сверкая глазами от злобы, выкрикнула Моник, стараясь уязвить мое мужское самолюбие.

— Успокойся, дорогая, — с улыбкой сказал я. — Я же никуда не ухожу. Я с тобой.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Я совсем не шучу.

Девушка подозрительно посмотрела на меня, и ее лицо подобрело.

— Так-то лучше, — сказала она, бровь ее выгнулась дугой, а кончик языка опять выпятил щеку.

— Согласен, там на озере я вел себя несколько грубовато. Наверное, некоторые мои слова показались тебе неприятными. Пойми, в каком нервном напряжении я находился. Но сейчас мы не на озере... — оправдываясь, сказал я. — Так мы сможем остаться друзьями?

Моник облизнула нижнюю губу, вопросительно посмотрела на меня и наконец улыбнулась.

— Наверное, сможем, — ответила она, затем поднялась, сбросила с себя полотенце и, плюхнувшись обратно на кровать, добавила: — Во всяком случае, попробуем.