Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 85 из 94

 Когда кто-то говорит, что Старков на первых порах вроде бы порывался воскресить спартаковский футбол, я скептически улыбаюсь. В моей памяти отложилось только то, как Петрович психовал из-за этого: кто вам сказал, что есть спартаковский футбол? Напридумывали себе! Старкова такие вопросы задевали. Человек, который через это не прошел, никогда никакой спартаковский футбол команде не поставит. Это утопия!

 При Александре Петровиче еще очень сильно пострадала наша психология. Мы стали думать: самое главное — сзади сыграть на ноль. А там уж как-нибудь забьем. И отголоски той ущербности сказывались вплоть до окончания 2006-го. Иногда возникало ощущение, что, забив мяч, мы больше не сможем этого сделать, поэтому сосредоточивались на обороне. А защищаться толком не умели, начинали нервничать.

 В межсезонье 2006–2007 в своей рукописи я написал следующее: «Сегодня в клубе прекрасная организация дела, для нас созданы потрясающие условия, и я не вправе обсуждать кадровую политику. Скажу лишь, что в середине этого десятилетия футболисты подбирались по другим критериям: масса, рост, жесткость. Это немаловажно. Но в исконный спартаковский футбол научить играть нынешнее легионерское поколение практически невозможно. К слову, раньше совсем не обязательно было, чтобы на поле были слоны, которые всех затаптывали бы. Слава богу, Федотов все это прекрасно осознает. Григорьич — наш человек! Он многое пытается воскресить. У него, конечно, хватает своих нюансов, но квадрат он использует регулярно. Юрьич Родионов играет с нами нейтрального. Человек знает все «от» и «до». Подсказывает очень грамотно. Только его подсказки долгое время имели низкий КПД, поскольку и русский-то человек на такой скорости мышления улавливает далеко не все, а иностранец, не владеющий русским языком, обречен. «Дальняя! Угол! Пятка! Влево!» За те доли секунды, что идет пас на расстоянии пять-десять метров, иностранец в лучшем случае может только смекнуть, где лево, а где право. Но осознать это, пропустить через себя и записать на подкорку — вряд ли. А при таком раскладе смысл упражнения теряется. Ну или по крайней мере становится другим.

 Скажу честно, мне теперь не так интересно. Это раньше была фенька. Наша четверка — Тихонов, Апеничев, Кечинов и я — в общей сложности восемь минут из десяти могла удерживать мяч в противостоянии с любой другой четверкой. Помню, мы как-то на ограниченном участке сделали непрерывно пятьдесят восемь передач. Те, кто знает, о чем идет речь, поймут всю уникальность. Это фантастика! У нас еще было так: за десять передач тебе давалось право дополнительного розыгрыша. А тут после этих пятидесяти восьми передач, чтобы завладеть мячом, нашим оппонентам нужно было сделать шесть отборов. Люди из того квадрата на карачках выползали.

 Так что, резюмируя вышесказанное, считаю, что с 2003 года спартаковский футбол оказался в подполье. С уходом Романцева ушла система. Если в последующие три года что-то спартаковское и проскальзывало в игре, это носило стихийный характер — традиции периодически прорывались наружу. Больше комбинационному футболу было неоткуда взяться, у того же Старкова любимое упражнение было — подача с фланга. Подали — замкнули. Да стандарты отрабатывали.

 Тем не менее верю, что когда-нибудь настоящие «кружева», те, которые дарят массу эмоций, вернутся. Чтобы полноценно поставить спартаковский футбол, у руля должен быть спартаковец, долгие годы играющий у Романцева. И чтобы два помощника у него были тоже свои в доску, съевшие на фирменных спартаковских приемах не одну собаку. Чтобы они являлись единомышленниками. И очень важно, чтобы игроков подбирали соответствующих. Думаю, спартаковский футбол вернется, когда к руководству командой придет уже наше поколение — поколение Тихонова-Цымбаларя. Нам ничего и записывать не надо — все в голове. Вбито и выдержано временем. Нужно будет адаптировать все эти знания к веяниям современного футбола, и все! Сейчас же у нас оттепель. Переходный период возвращения к истокам. И для Владимира Федотова, как мне кажется, главная задача заключается именно в том, чтобы не допустить того отдаления от стиля, которое началось при Чернышеве. Считаю, Григорьичу, особенно после привлечения к основному составу весной 2007 года наших доморощенных воспитанников, это отчасти удается. Федотов — вообще первый тренер после Романцева, который вызвал в команде всеобщее уважение. И первый тренер, который имеет представление о том, что же такое знаменитый спартаковский футбол, и при этом верит, что наш футбол неподвластен времени. Считаю, что это глупость, когда кто-то говорит, что «кружевной» стиль — это стиль прошлого. Сегодня финалисты Лиги чемпионов 2005–2006 годов «Барселона» и «Арсенал» играют именно в такой футбол, только исполнители у них уровнем повыше. Как-то я прочитал интервью Арсена Венгера, где он вспоминал, как в Москве «Спартак» не оставил от его команды камня на камне, и с тех пор он кое-что в своих взглядах пересмотрел. И теперь, когда я наблюдаю за «Арсеналом», который к тому же выступает в красно-белых цветах, с удовольствием отмечаю: у нас есть последователи и единомышленники.

 Февраль 2008-го… Я перечитываю свои записи и невольно отмечаю: Егор, ты был прав, когда писал те строки. Сегодня я говорю спасибо Григорьичу за все, что он для нас сделал. И как бы горько мне ни было расставаться со столь замечательным и родным наставником, признаю, что это вполне логичный шаг.

 Апрель 2009-го… С того момента, как Владимир Григорьевич покинул «Спартак», наши с ним отношения не изменились. Я всегда за него переживал, да и он за меня тоже. А сегодня Григорьича уже нет в живых. Страшно и горько. Морально я не был к этому готов. Совсем. И тем не менее, вспоминая Григорьича, я всякий раз не только испытываю болевые ощущения в левом подреберье, но и ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь. Владимир Григорьевич Федотов был настолько солнечным и жизнерадостным человеком, что и память о нем осталась такая же светлая.





ГЛАВА 36 Как проникнуться спартаковским духом

 Признаюсь, эту главу мы изначально не планировали. И уже под занавес, за несколько дней до того как поставить последнюю точку, возникло ощущение, что о чем-то важном и очень для меня значимом я не сказал. И это важное и значимое не что иное, как спартаковский дух. Им пропитана эта книга. Он повсюду витает в моей квартире. Он всегда со мной. Он придает мне силы и постоянно стимулирует к дальнейшей работе над собой. Я дышу им. Полагаю, многие недоуменно поморщатся: пафос все это, никому не нужная лирика! Прожженные материалисты и вовсе будут смеяться. И это совершенно нормально, потому что спартаковский дух, как и спартаковский футбол, понятен далеко не каждому. Даже то, что можно потрогать руками, и то всеми трактуется по-разному, а спартаковский дух руками-то не ухватить. Его в душу впустить надо.

 Я постоянно вижу великих людей, сраженных наповал «красно-белой» болезнью. Любого из них в состоянии слушать часами, потому что они умеют не просто быть интересными, они умеют при этом оставаться самими собой.

 Разумеется, я всегда читаю интервью настоящих спартаковцев прошлого и нынешнего и всегда улавливаю наш неповторимый стиль.

 «Когда Георгий перебрался в «Локомотив». — поведала Любовь Ивановна Ярцева, — он получил одну травму, потом другую. И тогда я взмолилась: «Жора, милый, давай уйдем отсюда. Это не наша команда!» — хотя прекрасно понимала, что толкаю мужа в никуда, ведь второго «Спартака» в природе не существует».

 Любовь Ивановна, признаться, меня поразила. Я редко встречал женщин, которые бы так фактурно и обстоятельно были способны размышлять о спартаковском духе. Смысл высказывания большинства сводится к общим фразам, наподобие: «Это миф, это загадка, это феномен». Любовь Ивановна же сумела изложить саму суть: «…Я до сих пор, когда прохожу мимо метро «Сокольники», ощущаю, как убыстряется сердцебиение. Я ощущаю этот дух, он проникает не только в людей, но и в предметы. И вот я подхожу к тому месту, где останавливается спартаковский автобус, и замираю. Когда-то здесь, вот под этими часами, переминались с ноги на ногу Старостин, Бесков, Нетто, Романцев, мой муж и многие-многие близкие мне люди. Мне сразу делается тепло на душе — такое впечатление, что побывала в храме».