Страница 44 из 116
Насколько наш флот мог приносить существенную пользу в войне с Японией, видно из результатов молодецких действий небольшой крейсерской эскадры адмирала Йессена, сделавшей из Владивостока смелый набег к берегам Японии. На потопленном японском транспорте, кажется, были погружены и значительные осадные средства для Порт-Артура.
Успех Йессена произвел сильное впечатление в Японии.
1 октября 1904 г. вышла из Либавы в тихоокеанские воды эскадра адмирала Рожественского в составе 7 броненосцев, 5 крейсеров 1 ранга, 3 крейсеров 2 ранга и 12 миноносцев. Всего в эскадре было 519 офицеров и 7900 нижних чинов.
3 февраля 1905 г. из Либавы вышла на соединение с эскадрой адмирала Рожественского эскадра адмирала Небогатова из 1 эскадренного броненосца, 3 броненосцев береговой обороны и 1 крейсера 1 ранга. На эскадре было 120 офицеров и более 2100 нижних чинов.
Эскадре адмирала Рождественского приходилось до Владивостока сделать путь в 16 400 миль.
Без угольных станций, преодолевая чрезвычайные трудности, адмирал Рожественский успешно довел эскадру до Японского моря.
Бой 14 и 15 мая 1905 г. у о. Цусимы окончился полным поражением нашего флота. Из 47 вымпелов мы в 24 часа потеряли потопленными и взятыми в плен 30. Из 157 000 тонн водоизмещения нашего флота осталось на воде 19 600. Во Владивосток прошли только легкий крейсер «Алмаз» и два миноносца «Грозный» и «Бравый».
По донесениям адмирала Того, он потерял лишь три миноносца, убитыми 7 офицеров и 108 нижних чинов, ранеными 40 офицеров и 620 нижних чинов.
Много подвигов совершено нашими моряками в этом бою. Броненосец «Суворов», уже тонувший, до последнего момента стрелял по врагу. С «Наварина» спаслось только два человека. Слабый броненосец береговой обороны «Ушаков» отвечал залпом на предложение начальника [209] отряда японских крейсеров сдаться и пошел ко дну со всей командой.
Г. Брун следующими строками оканчивает свою замечательную статью: «Несомненно, в числе причин Цусимской катастрофы были и тактические ошибки, и неуместность транспортов среди эскадры, и неустойчивость кораблей, перегруженных вдвойне против первоначальных проектов, и даже окраска наших кораблей, и множество других мелочей.
Но главнейшая причина всех причин — неподготовленность нашего флота к войне, общая поголовная неподготовленность администрации, строевых чинов, материальная и духовная. У нас думали, что войны не будет и что флот существует лишь для ценза, министерства и смотров. Лучший в мире живой материал нашей команды, способные, восприимчивые, добродушные и отважные люди, не были не только обучены действовать всеми новейшими средствами войны, как, например, новейшими прицелами, но даже жить на кораблях.
Офицеры и командиры, глубоко сознававшие свой долг, понимавшие всю важность возложенной на них чрезвычайной задачи, впервые встретились с своими командами на палубах незнакомых им кораблей, управлять которыми им предстояло в виду флота, приобревшего боевую опытность в течение многих месяцев войны. Природные моряки, японцы не сходили с палуб своих кораблей еще и тогда, когда наши корабли не имели постоянных и полных экипажей. Даже в последние 8 месяцев похода нашей эскадры командиры не имели возможности повторить курс стрельбы и проверить свои знания по недостатку снарядов, отпущенных в обрез для одного сражения с неприятелем. Да, мы потеряли флот потому только, что не готовили к войне главнейший элемент, душу его — личный состав. Мы проиграли нашу войну, утратили значение на Тихом океане потому, что готовясь торжественно отпраздновать геройскую защиту Севастополя, забыли, что вся сила защиты зиждилась на духе всех чинов этого славного морского гнезда. [210]
Но неужели герои-защитники, чудные моряки, так гордо носившие Андреевский флаг, унесли с собой в могилу тайну создания личного состава?
Если это так, если тайна скрыта от Морского министерства, оно не воссоздаст флот и на затраченные миллиарды понастроит столько же кораблей, сколько мы утопили их в Японском море. Но корабли — не флот, не сильная вооруженная рука империи. Сила не в бронях, не в пушках, не в минах, а в людях, одухотворяющих их».
Вместо помощи эскадра Рожественского принесла сухопутной армии непоправимый вред. Поражение под Цусимой предрешило вступление на путь мирных переговоров и предрешило заключение мира в то время, когда собранная миллионная армия уже готова была к энергичному переходу в наступление.
Таким образом, во время минувшей войны, как и в войну 1853—1856 гг., флот оказал услугу сухопутному ведомству только усилением моряками и морскими орудиями сухопутной обороны Севастополя и Порт-Артура. Неправильная оценка сил нашего и японского флотов и заявление о невозможности для японского флота высаживаться в Корейском заливе повело к тому, что мы назначили первоначально меньшие сухопутные силы для борьбы с Японией, чем бы это следовало. Содействие нашим сухопутным войскам при атаке японцами Цзичжоуской позиции было оказано ничтожное (стреляла одна канонерская лодка).
Опасаясь за участь флота, мы сделали попытку движения на выручку Порт-Артура совершенно недостаточными силами и потерпели неудачу под Вафангоу. Имея флот запертым в Порт-Артуре, мы не могли пользоваться морем для подвоза к армии разных видов довольствия, что облегчило бы работу железной дороге.
Препятствия подвозу японцам разного рода довольствия, оружия, снарядов, материалов наш флот не оказал, и, наконец, неудача под Цусимой в значительной степени содействовала заключению Россией преждевременного и не почетного мира. [211]
Из предыдущей главы видно, насколько в то же время приобретение японцами господства на море усилило их положение на суше. Позволительно поэтому сделать вывод, что успех японцев на суше во многом был обеспечен отсутствием у нас активно действовавшего флота в Тихом океане. Имей мы такой флот, японцы вынуждены были бы оставить часть войск в Японии, перевозка запасов затруднилась бы, некоторые запасы попали бы к нам в руки, и, самое главное, десантные операции на Ляодунском побережье стали бы невозможными, или при совершении их японцы понесли бы большие потери.
После флота важнейшим фактором, облегчившим японцам их наступательные операции и затруднившим нашу боевую деятельность, послужила слабость Сибирской магистрали и Восточно-Китайской железной дороги. Чем сильнее была наша Сибирская магистраль, тем быстрее мы могли выполнить сосредоточение нашей армии. При условиях, в которых велась война, быстро собранные 150 000 человек могли сделать более, чем 300 000, собираемые в течение 9 месяцев и подставляемые под удар по частям.
Во всеподданнейшем докладе военного министра в 1900 г., когда Япония еще не закончила своих вооружений, я писал, что Япония может развить в военное время свои вооруженные силы до 380 000 человек при 1090 орудиях и что около половины этих сил могут принять участие в десантных операциях, но что в наибольшей готовности в Японии содержится с этой целью 7 дивизий, составляющих в военное время силу в 126 000 штыков, 55 000 шашек и 494 орудия.
В 1903 г., в марте, перед поездкой в Японию военный министр определял, что при существовавших в то время взглядах наших моряков на соотношение сил нашего и японского флотов мы должны в случае войны готовиться выставить в Маньчжурии армию в 300 000 штыков.
Насколько эта цифра значительна, видно из того, что в сражениях под Ляояном и на Шахе число штыков составляло только около 150 000—180 000. Имея более [212] сильную железную дорогу и сосредоточив ко времени боев под Ляояном 300 000 штыков, мы, несомненно, даже делая ошибки, победили бы японцев.
Из представленной мною 24 июля 1903 г. всеподданнейшей записки видно, что в августе 1901 г. мы могли располагать для военных перевозок на Восточно-Китайской железной дороге 20 вагонами в сутки. Летом 1903 г. мы располагали 75 вагонами, а с 1 января 1904 г. нам было обещано для военных перевозок 5 пар военных поездов в сутки 35-вагонного состава, что дает 175 вагонов в каждую сторону. В то же время предполагалось, что Сибирская дорога будет в состоянии давать по 7 пар военных поездов в сутки.