Страница 40 из 116
В то время как японцы имели сотни тайных и явных агентов на Дальнем Востоке, изучавших наши сухопутные и морские силы, мы доверяли сбор сведений о военных силах и средствах Японии одним офицерам Генерального [190] штаба. К сожалению, и выбор этих офицеров не был удачен. Один из таких знатоков Японии перед войной во Владивостоке определял, что в случае войны надо рассчитывать одного русского солдата против трех японских. С началом войны после первых успехов японцев он сбавил тон и признавал, что на каждого японского солдата надо иметь по одному русскому солдату, а через месяц уже утверждал, что для победы над японцами нам надо выставить в поле против каждого японского солдата по три русских.
Один из бывших в Японии военных агентов в мае 1904 г. авторитетно пророчествовал, что Порт-Артур должен пасть в самом непродолжительном времени и что вслед за сим та же участь постигнет и Владивосток; я сделал резкое замечание этому слабодушному болтуну и пригрозил ему высылкой из армии, если он будет продолжать свои вредные и несвоевременные поучения о силе японцев и нашей слабости.
Лично я после Японо-китайской войны, изученной мною с возможной подробностью, проникся уважением к японской армии и следил с тревогой за ее ростом.
Участие японцев вместе с нашими войсками в 1900 г. в Печилийской провинции только утвердило меня в мнении, что японцы — отличные воины. В бытность в Японии я в короткое время не успел достаточно ознакомиться со страной и войском, но и того, что я видел, было достаточно, чтобы признать достигнутые японцами результаты в последние 25—30 лет поразительными. Я видел прекрасную страну с многочисленным трудолюбивым населением. Оживленная деятельность царила повсюду. Подкупало жизнерадостное настроение и населения, его любовь к родине, вера в будущее. В военной школе я видел спартанское воспитание. Физические упражнения на эспадронах, ружьях и палках будущих офицеров не подходили ни к чему мною виденному в Европе; дрались с ожесточением. В конце боя схватывались в рукопашную, пока победитель не становился на грудь побежденного и не срывал с него маску. Проявлялось ожесточение в [191] упражнениях, били друг друга с дикими криками, но тотчас с окончанием боя или по сигналу вытягивались в струнку и принимали деревянный бесстрастный вид.
Во всех школах страны военные упражнения занимали видное место, и дети и юноши занимались ими с увлечением. Военные прогулки сопровождались задачами по применению к местности, практикой в обходах, неожиданных нападениях, движениях бегом. Во всех школах изучение истории Японии должно было способствовать укреплению любви к родине и укоренению убеждения, что Япония непобедима. Особо подчеркивались все удачные войны, веденные Японией, и прославлялись герои этих войн. Японцы учили, что ни одно из военных предприятий Японии не было неудачно.
На оружейных заводах я видел огромное производство ручного оружия, работы выполнялись быстро, аккуратно и дешево.
В Кобе и Нагасаки я внимательно осматривал кораблестроительные заводы, видел на работе не только минные суда, но и броненосные крейсера, и все это исполнялось своими рабочими, своими мастерами и под руководством своих техников. В Осаке на огромной выставке вся страна была представлена поучительно и величественно: ткани, изделия, самые сложные инструменты, в том числе рояли, машины, самые огромные орудия — все это было исполнено в Японии, японскими мастерами и преимущественно из японских материалов (кроме одного хлопка и железа, которые привозились из Китая и Европы). Не менее произведений, привезенных на выставку, обращала внимание и японская толпа, внимательная, вежливая и сохранявшая во всех случаях собственное достоинство.
На полях Японии осталась во многом древняя культура, но, несомненно, весьма высокая. Обработка полей была самая тщательная, но борьба населения из-за каждого кусочка земли, борьба с горами, чтобы и их сделать производительными, недостаток производства в стране питательных веществ указывали, что населению Японии [192] стало тесно на их островах и что корейский вопрос для японцев есть вопрос жизненный. Прожив до 10 дней среди рыбацкого населения, я несколько познакомился и с обратной стороной быстрого роста Японии по европейскому образцу. Мне жаловались на тяжелые налоги, очень возросшие в последнее время, и на дороговизну предметов первой необходимости.
Мне показывали японские войска смотровым порядком (гвардейскую дивизию, два полка 1-й дивизии, много батарей и два полка конницы). Все это было подтянуто, отлично маршировало, солдаты выглядели, как наши юнкера. Тактическое учение прошло шаблонно. Бросался в глаза слабый конский состав артиллерии. Офицеры и начальствующие лица в японской армии, которых я видел и с которыми познакомился, производили очень хорошее впечатление. Даже короткое знакомство не оставляло сомнения, что многие из них по образованию и знанию военного дела в любой армии заняли бы почетное место. Кроме японского военного министра генерала Тераучи, с которым я был дружески знаком еще с 1886 г., когда мы оба находились во Франции на больших маневрах в 17-м корпусе генерала Леваля, я познакомился с генералами Ямагата, Ояма, Кодама, Фукишима, Нодзу, Хасегава, Мурата, принцами Фусима, Канин и другими.
Несмотря на тяжелую войну, положившую между нациями, казалось бы, созданными для союза и дружбы, преграду, я до сих пор храню чувства симпатии к своим знакомым в Токио. В особенности с уважением вспоминаю, какой горячей любовью к родине и преданностью к императору они все были проникнуты. Эти чувства они доказывали и на деле.
Я познакомился также со многими государственными деятелями на других поприщах, в том числе с Ито, Коцура, Комура и др.
В представленном мною по поездке в Японию отчете я поставил японскую вооруженную силу по достоинству наравне с европейской. При обороне я признавал, что наш батальон может противиться двум японским батальонам, [193] но при наступлении указал, что нам понадобятся двойные против японцев силы. Опыт войны подтвердил, что мое заключение было правильное. Были, конечно, и печальные случаи, когда японцы меньшим числом батальонов сбивали наши войска с занимаемых ими позиций, но это происходило от ошибок в командовании или от крайней слабости боевого состава наших батальонов. Некоторые бригады в последние дни боев под Мукденом имели состав штыков несколько более тысячи человек. Очевидно, что для успешного боя с бригадой такой силы японцы могли выставить два, три батальона.
Японцы — прирожденные моряки и рыбаки, смелые и опытные. Они любят море, знают его и дают отличный контингент для военного флота.
Все, касающееся Японии, ее вооруженных сил и ее задач на Дальнем Востоке, все, что мне пришлось видеть и изучать, приводило меня к заключению о необходимости прийти к мирному соглашению с нею и сделать даже большие и, на первый взгляд, обидные уступки национальному нашему самолюбию, лишь бы избежать войны с нею. Из главы V настоящего тома видно, что я не останавливался даже перед предложением возвратить обратно Китаю Квантун с Порт-Артуром и продать южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги. Я предвидел, что война с Японией будет крайне непопулярна, предвидел, что не будет патриотического подъема духа ввиду неясности для народа целей, из-за которых война велась, указал, что противоправительственная партия воспользуется этой войной, чтобы увеличить смуту внутри России. Но я не оценил в полной мере возможности найти в нашем противнике такую энергию действий, высокий патриотизм, храбрость, какие проявили японцы. Поэтому я ошибся и в определении времени, которое находил необходимым для борьбы с Японией; не 1,5 года, как я предполагал, а надо было рассчитывать, ввиду нашей железнодорожной неготовности, двойной срок для борьбы на суше. Мы дали в общем менее, чем ожидал весь мир, а японцы дали более, чем даже ожидали они сами. [194]
Майор Иммануэль дает следующую характеристику японской армии: «Начав войну, Япония обладала армией, организованной и обученной по немецкому образцу, тщательно приноровленной к национальным особенностям. Вооруженная и подготовленная наилучшим образом, армия эта имела во главе безукоризненно подготовленный корпус офицеров, достойный уважения. Флот составляет жизненную потребность страны, каждый японец — прирожденный моряк, и благодаря уму, практике он прекрасно справлялся с новейшими судами. Народ, усвоивший современный прогресс и сочетавший его с национальными особенностями, выставил армию, не имевшую нервов, но понявшую особенности современного боя. Японский солдат соединил в себе порыв, презрение к смерти и стремление атаковать с вдумчивостью и любознательностью». (Русско-японская война, вып. 4, с. 108, 109).