Страница 54 из 64
моментов, связывающих нас.
Пускай Ира будет просто Ирой, а Биолог просто
Кириллом. И они встретились случайно. И полюбили друг
друга. И были вместе до конца их дней. А их конец
пускай наступит в один день. И пусть нет никакой стены,
разделяющей их. И нет страха быть раскрытыми. И нет
заведомой обречённости их отношений.
Пускай Альберт Николаевич и Арина Викторовна
никогда не разводились. Пусть они поженились и жили
долго и счастливо. Нарожали много детей. Ругались. Потом
мирились. Потом опять ругались. И опять мирились. И
без памяти любили друг друга. Всегда.
Пусть Володя с Машей никогда не расстаются. Пусть
Володя не такой раздолбай, а Маша не такая правильная.
Пусть Володя никогда не поругается с отцом. Не уйдёт
из дома. Пусть окончит университет и станет известным
художником. И всегда будет с Машей. Потому что он её
любит. Пусть…
Я поворачиваю голову. Художник стоит вдалеке и
смотрит на меня. Я смотрю на него. Краем уха слышу,
как Вера бормочет «это я ему позвонила». Не разбираю
смысла слов. Встаю с бордюра. И со всех ног несусь к
нему. Буквально врезаюсь в него. Он обнимает меня.
Крепко. Я хочу плакать. Я целую вечность его не видела.
От меня пахнет гарью. А от Володи стиральным порошком
и домом. Я рассеянно раздумываю, как он стирает вещи.
В стиралке или вручную. Я не видела у него стиральной
машины. Возможно, он отдаёт постирать маме. Или стирает
шмотки в машинке брата.
Я с трудом отлипаю от Художника, он берёт меня за
руку и ведёт к трейлеру. Зачем, мне уже всё равно.
Мне скучно. Я сижу в спальне Художника, пока он
нас куда-то везёт. По моим соображениям, на берег реки.
Я посмотрела в окошко, пошаталась по трейлеру, стянула
с себя пропахшую гарью джинсовую куртку, оставшись в
одной майке. Моя сумка осталась в школе. Там был мой
томик «Географ глобус пропил». Не почитаешь. Обидно.
Я подхожу к небольшому шкафу у правой стены.
Интересно, здесь есть книги? Ничего ведь не будет, если
я просто посмотрю, правда? Я же не буду рыться в его
личных вещах. Я нервно оглядываюсь. Ну, а может, и
буду. Я осторожно открываю дверцу шкафа и на меня
тут же высыпается ворох листов бумаги. Твою же ж мать.
Почему мужчины так неаккуратны?? Я снова оглядываюсь,
сажусь на корточки и начинаю собирать листы. Это
рисунки. Вернее, портреты. Мои. Здесь я просто улыбаюсь,
а это мой портрет с сигаретой и бутылкой водки в
профиль. Здесь я сижу с книгой у берега. Видимо, он
скопирован, потому что первоначальную версию Художник
отдал мне в тот же день. Здесь я сижу на крыше его
трейлера, свесив ноги. Умиротворённо улыбаюсь. На другом
я снова курю, на ещё одном хмуро смотрю куда-то
вперёд. А на этом я… Господи прости, обнажённая. Ой…
Он это… по памяти рисовал? Если так, хорошая у него
память. Даже родинка на…
- Что делаешь?
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Володя смотрит на меня,
вскинув брови. Разозлённым или недовольным вроде не
выглядит. Серьёзно, я ведь не рылась в его личных вещах.
Его личные вещи сами выпали.
- Как Маша? - выпаливаю я. Володя молчит и смотрит
на меня. Эй, да он забавляется!
- На самом деле, я ничего такого не делала, - глупо
говорит такое, когда у тебя в руках чужие рисунки из
чужого шкафа. - Мне было скучно. И я подумала, вдруг
у тебя есть что-нибудь почитать. Открыла шкаф, а они…
вот.
Чувствую себя провинившейся пятиклассницей. Что-то
лепечу, запинаюсь. Ещё бы голову повинно опустила! Это
на меня так влияет то, что ещё мама говорила, нельзя
совать нос в чужие дела, или то, что Володя старше
меня?
- Помочь собрать? - спрашивает он с долей иронии.
- Нет. Сама.
Я снова продолжаю собирать листы. Художник, при-
валившись к дверному проёму и скрестив руки на груди,
молча смотрит на меня. Нервирует жутко.
- Неплохие портреты, кстати.
- Спасибо. Старался. - Опять сарказм.
- К слову, родинка немного пониже.
- Я запомню, - с умным видом кивает.
- Лучше не надо.
Володя подходит ко мне и помогает собирать. Он
вроде и не чувствует смущения. То есть, я тут одна
нахожу ситуацию неловкой? И странной. И волнующей.
Ну, то есть, я считала, он обо мне и не думает, а у
него тут куча моих портретов. Это… приятно, наверное.
Или, может, он всего лишь счёл меня… как это сказать?
Портретогеничной? Интересно, он вообще считает меня
красивой? В день нашей первой встречи он сказал, что я…
так себе. Если тогда я не придала этому значения, то
сейчас… меня это волнует.
- А ты Машу когда-нибудь рисовал? - Глупый вопрос,
конечно, рисовал, он же её без памяти любил.
- Рисовал, - ровно отвечает Володя.
Я сглатываю, уговаривая себя не задавать следующий
вопрос.
- И… много её портретов сохранилось?
- А что?
Он испытующе смотрит на меня. Я чувствую себя
насекомым в банке.
- Просто хочу… Хочу…
Собрав рисунки, Художник встаёт. Я тоже.
- Чего? - осторожно спрашивает он. Будто я дикое
животное, которое он боится спугнуть.
И вправду, чего? Узнать, насколько сильно ты был
помешан на ней? Сколько тысяч лисов бумаги ты исписал
её портретами? Как сильно ты её любил? Полюбишь ли
ты когда-нибудь так же сильно меня? Полюбишь ли ты
меня когда-нибудь вообще?
Володя пристально смотрит на меня. Я не знаю, что
хотела сказать. Вернее, знаю, но вариантов так много, и
не один из них не может считаться верным.
- Чего ты хочешь?
Была не была…
- Тебя…
Листы бумаги белым ворохом разлетаются в воздухе,
и вот я уже в его объятиях, и он целует меня, горячо
и напористо. И я отвечаю с не меньшим энтузиазмом,
путаюсь пальцами в его тёмных волосах.
К чёрту Машу и самобичевание, подождут.
Мерзко на душе, ей-богу мерзко. Если моя жизнь -
это кино, то оно чертовски хреновое. Хотя, какое там
кино. В кино обычно всё легко и непринуждённо. Любови
да хэппи-энды. Плетусь домой, думая, что скажет мама. По
голове точно не погладит. Арина Викторовна наверняка ей
рассказала, что у нас был пожар, уроки отменили, а я
благополучно свалила первой. Но мне, если честно, всё
равно. Я расставила все точки над «i» с Художником, и
сейчас на душе мерзко, ей-богу мерзко. Между нами
вообще не должно было происходить то, что произошло. А
я, дура сентиментальная, дала волю эмоциям. Возможно,
если б ещё тогда в школьном дворе я не повела бы себя
так, будто в Володе заключена вся моя жизнь, ничего
бы не случилось. Я бы послала его и преспокойно пошла
бы домой. Я всегда это умела. Держать себя в руках. Не
поддаваться эмоциям. Действовать согласно разуму, а не
гормонам. Сегодня не смогла. Или не захотела. Может,
попыталась отсрочить неизбежное.
Я поняла, что совершила ошибку уже тогда, когда
одевалась. В конце концов, я ведь снова переспала с
Володей, хотя ещё недавно пыталась помирить его с
бывшей девушкой и была уверена, что мы с ним не
пара. Нам, чёрт побери, не по пути. Но, что сделано, то
сделано, и теперь нужно разбираться с последствиями, а
не сокрушаться над содеянным. Я и разобралась. Сказала,
что то, что между нами происходит должно прекратиться,
ибо никому из нас это не надо и ни к чему хорошему
не приведёт. Я была убедительна, очень убедительна, чёрт,
да я сама себе поверила. А он разбил всю мою уверенность
в сказанном одной фразой: «Не хочу, чтобы ты уходила».
Глупо, правда? Какой смысл оставаться? Этот же вопрос я
задала ему, добавив:
- У тебя есть Маша. А я - третий лишний.