Страница 39 из 64
руки, и он снимает её с меня. Расстёгивает застёжку на
моих джинсовых шортах, и те соскальзывают по моим
ногам вниз. Я снимаю его футболку, просовываю пальцы
под пояс его джинсов и тяну на себя. Макс делает
один шаг, отделяющий нас друг от друга, и наконец
оказывается вплотную. Я расстёгиваю его джинсы,
поглаживаю пальцами низ его живота, затем нежно скольжу
выше, по животу, по груди, по шее. Макс втягивает в
себя воздух, пока я медленно, с наслаждением вожу
кончиками пальцев по его телу. Накрывает мои губы
своими. Я тут же приоткрываю их, чем он незамедлительно
пользуется, запуская свой язык в мой рот. Ладони скользят
по моей спине, расстёгивают бюстгальтер и снимают его
с меня, отбрасывая куда-то в сторону. Я отрываюсь от
Макса, открываю затуманенные глаза, тяжело, будто
задыхаюсь, глотаю урывками воздух. Жадным взглядом
скольжу по его торсу. Макс понимающе усмехается
(сволочь!), хватает меня за талию и впивается в мои
губы. Прежней неспешности как не бывало. Я обнимаю
руками его шею, мы двигаемся в сторону моей кровати.
- Я люблю тебя, - шепчу я, но он молчит.
Девяносто шесть
Стук дверь. Затем ещё один. Более настойчивый. Я
неохотно открываю сонные глаза и поворачиваю голову.
Чёрт!
- Макс! - шиплю я и толкаю его в плечо. Он
медленно просыпается.
- Энни! - зовёт из-за двери мама.
- Прячься быстрее, - шепчет Макс.
Я смотрю на него, как на полоумного.
- Ты дурак, что ли? Это я моя комната. - Стук в
дверь. - Лезь под кровать!
Макс скатывается с кровати и залезает под неё. Я
кидаю туда же его одежду. Быстро встаю, надеваю первое
попавшееся платье, в котором обычно хожу дома, и несусь
открывать.
- Ты зачем закрылась? - спрашивает мама и проходит
в комнату. Я лихорадочно озираюсь в поисках чего-либо
компрометирующего, но к счастью в глаза ничего не
бросается. Комната как комната.
- Я разве закрылась? - спрашиваю я, стараясь убрать
из голоса нервозность и не фальшивить. - Даже не
заметила вчера. Случайно, наверное.
Были времена, когда я не врала своей матери на
каждом шагу.
- Я тебе плеер принесла, - мама кладёт на комод мой
плеер с наушниками. - Чуть не села на него. Бросаешь
вещи где попало, а потом они ломаются.
Я мысленно закатываю глаза. То есть, и это всё?
Плеер? Не пожар, не цунами, не землетрясение. Чёртов.
Плеер. И ради этого столько потерянных нервных клеток?
- Спасибо, мам, - бормочу я, - прости, впредь не
повторится.
- Сегодня мы идём на обед к родителям Олега,
помнишь? - Я издаю мысленный стон досады и киваю.
- Начинай собираться. А я пойду Максима разбужу.
- Не надо! - вскрикиваю я быстрее, чем успеваю
подумать. Мама удивлённо смотрит на меня. - Ну, в
смысле, я сама его разбужу, - уже спокойнее поясняю
я. - Не утруждайся.
- Только оденься, - мама окидывает меня критическим
взглядом. Я с трудом сдерживаю усмешку.
- Конечно, - с серьёзным лицо отвечаю я. Мама
уходит, бормоча себе под нос «нервная какая-то»…
Макс вылезает из-под кровати. Одетым. Как он
умудрился одеться под кроватью?
- Чур я в ванную первая, - быстро говорю я и
вылетаю из комнаты.
Мне надоели, надоели, мне жуть как, мать их, надоели
дорогие дома, квартиры, рестораны… Нет, серьёзно, мы
какая-то семья буржуев. Всё у нас не по-человечески. Если
свадьба Беллы, то обязательно в дорогущем ресторане, чтоб
у завистливых подружек челюсти поотпадали. Если юбилей
бабушки, то я должна тащиться в её безбожно дорого
обставленную квартиру. Если тащиться на ужин нового
мужа дорогой сестрёнки, то в трёхэтажный частный дом,
выглядящий так, словно его хозяева буквально суют всем
присутствующим в лицо свою состоятельность. Буржуи.
Мне опять же пришлось напялить не то, что я хочу,
а то, что покупала мне когда-то мама. Белла лично
составила для меня наряд из бледно-розовой рубашки с
коротким рукавом и чёрной юбки чуть выше колена. Она
расчесала мне волосы и убрала их в высокий хвост, стянув
резинкой с большим металлическим цветком,
инкрустированном мелкими стразами. Долбаный цветок тут
же запутался в моих волосах. Обувь Белла позаимствовала
мне свою, длинные сапоги-чулки из настоящей замши на
низком каблуке, которые, в общем-то, ничем не лучше
маминых, потому как у Беллы, так же, как и неё,
миниатюрный тридцать седьмой размер. Нет ничего лучше
новых мозолей на старых лопнувших мозолях!
Мамаша Олега мне не понравилась. Неприятная,
высокомерная особа. А вот Белла с ней ладит очень даже
хорошо, это видно. Отец мне приглянулся больше, по
крайней мере потому, что всё время молчал. Изредка
лишь вставлял несущественные комментарии и соглашался
с женой, когда она того требовала. К Изабелле равнодушен,
что тоже не может не радовать. Умный человек не
сочтёт её ангелом во плоти, а Игоря Васильевича
глупым я бы не назвала. Он мне, как и Олег, можно
сказать, понравился.
Когда на столе осталась грязная посуда, я вызвалась
отнести её на кухню, за что получила одобрительный
взгляд от мамы. Ой, да ладно, я просто нашла повод
свалить.
Стоя на кухне и в раздумьях смотря на посуду, я
всё же решила остаться здесь. Дом большой, шум и
голоса сюда не проникают. Ну, я так думала, пока не
услышала раздражённый голос Игоря Васильевича. Не
испытывая сомнений, я подхожу к коридоре, ведущему в
гостиную, прячусь за стенкой и прислушиваюсь к тому,
что он говорит.
- Может, появишься всё-таки? - Молчание. - Твой
брат, в конце концов, женился, так ты мало того, что
на свадьбе не появился, так ещё и сейчас тебя нет. -
Молчание. - Мне не интересно, Володя. - Молчание. -
Чтобы через двадцать минут был здесь. - Молчание. -
Не обсуждается!
При упоминании о Художнике мой пульс резко
ускоряется. Да, я хочу его увидеть, но, чёрт побери,
даже не знаю, почему.
Я быстро возвращаюсь обратно в кухню, успев
услышать, как он с досадой произносит: «Оболтус…»
Слышатся шаги, приближающиеся ко мне. Я включаю
воду и ставлю тарелки в раковину с намерением их
помыть.
- Что не так с вашим сыном? - как бы между
прочим обронила я, на самом деле отчаянно желая узнать
хоть немного о Художнике.
- А что с ним? - удивлённо спрашивает Игорь
Васильевич.
Я пожимаю плечами.
- Не знаю… Он не кажется мне столь же
ответственным и старающимся во всём быть похожем на
вас, сколь Олег.
- Аня, верно? - спрашивает он и садится на стул,
обитый мягкой бежевой тканью.
Это был явный пас в мою сторону, но меня не
так-то легко смутить.
- Верно, - как ни в чём не бывало киваю я.
- Он инфантил, - усмехается Игорь Васильевич.
- Я бы назвала его романтиком, - бормочу я.
Игорь Васильевич некоторое время молчит, а я не
вижу, почему, так как мою посуду, затем он почему-то
вновь усмехается и спрашивает:
- Так это ты с ним тогда со свадьбы уехала?
Я киваю.
- Так вот о ком он всё говорил. Все уши прожужжал
мне про тебя.
Я роняю мыльную тарелку из рук. Глупое сердце
пропускает удар.
- Смотри, испортит тебя, - не замечая моей реакции,
произносит Игорь Васильевич.
- Если не я его.
Я домываю тарелки и выключаю воду. Поворачиваюсь
и вижу, как он достаёт из кармана пачку дорогих сигарет.
Я достаю из кармана рубашки зажигалку и прикуриваю.
- Куришь? - интересуется он.
Я беззастенчиво киваю, не видя смысла врать. Уже
жду, что скажет, мол, не хорошо, тем более, в моём