Страница 76 из 81
Бросив журавлика на свой ночной столик, я обратила все свое внимание на Дома.
— Что? Ты уверен?
— Да. Все признаки на лицо. И если я прав, то ее распущенность — это результат той или иной пережитой травмы. Поэтому разговоры со мной не помогут. Они только еще больше ее напугают.
— Ты пытался?
— Конечно! Сначала она замолчала. А затем взобралась на меня. Клянусь, что не сделал ничего, чтобы спровоцировать такое поведение. Этот ребенок пытался склонить меня к сексу!
Я покачала головой.
— Боже мой.
Дом потянулся и взял меня за руку так, как он делал всегда, когда собирался попросить меня об одолжении. Я напряглась.
— Ты нужна мне в этом деле, Кам. Пожалуйста. Возможно, ты могла бы с ней поговорить.
— Я? Как я могу помочь?
— Ты могла бы рассказать ей свою историю. Ей нужно поговорить об этом с кем-то женского пола. С тобой она будет более откровенной. Кроме того, ты удивительная, Кам. Нет, фигня. Ты столько всего преодолела и осталась выше этого. И хочешь верь, хочешь нет, но ты сердечная и заботливая. Именно такой я представляю свою мать. Ты с легкостью направишь ее на путь истинный.
Мои глаза заволокло слезами, я покачала головой.
— Будь ты проклят, Доминик Тревино. Ты надавливаешь на мой материнский инстинкт. Это удар ниже пояса.
— Ты милая и участливая, — продолжил он, зная, что бьет по моему слабому месту. — Звук твоего голоса просто манит людей. Заставляет их слушать. Ты самый бескорыстный и добросердечный человек, которого я когда-либо встречал.
— Это не правда, — пробормотала я.
— Кам, пожалуйста. Эта девочка нуждается в тебе. Потенциально, ты могла бы спасти ей жизнь.
Я покорно вздохнула. Мне показалось, будто я очутилась в одном из тех старых мультфильмов, где Умник Элмер Фадд превращается в гигантский леденец на палочке после того, как Багс Банни разводит его по полной.
— Хорошо, хорошо. Давай так, если она придет на следующее мое занятие, я останусь после него и поговорю с ней. Но ничего не обещаю.
Дом налетел на меня, крепко и влажно целуя в щеку.
— Большое тебе спасибо, Кам. Клянусь, ты об этом не пожалеешь, вот увидишь. — Он поднялся на ноги, потянулся всем своим крупным, мускулистым телом и зевнул. — Я собираюсь вздремнуть. Сегодня ночью у меня назначено свидание. Спасибо, Кам. Люблю тебя.
Когда он уже был в дверях, я окликнула его, останавливая на ходу:
— Эй, Дом?
— Да? — ответил он, обернувшись.
— Я тоже тебя люблю.
Даже через всю комнату я увидела, как в его глазах заблестели слезы. Он улыбнулся и посмотрел в сторону, пытаясь взять себя в руки, а потом кивнул. Но прежде, чем он успел развернуться и покинуть мою спальню, я успела заметить на его щеках влагу.
Я готовила ранний ужин в пятницу вечером, когда на кухне появилась Анжела, заскочившая ко мне перед тем, как отправиться выступать в «Глубину». Выражение ее лица было не читаемым, однако я знала, что ее что-то беспокоило.
— Выкладывай, — сказала я, наконец, когда она схватила кусочек красного перца, который я нарезала для жаркого.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, прибегая к своему излюбленнуму приему «глаза как у лани».
Я посмотрела на эти синие, большие как у ребенка глаза и пухлые, поблескивающие губки.
— То, о чем ты хочешь мне рассказать до зуда в одном месте. Так что выкладывай. Что случилось? Ты соблазнила еще одну одинокую домохозяйку из нашего дома? Испортила чью-то дочь?
— Почему ты всегда думаешь обо мне только самое плохое? Я не какая-то девица с сексуальными отклонениями, — усмехнулась она, уперев руки в свои узкие бедра.
— Тебе меня не одурачить, — рассмеялась я.
— Хм. Хорошо. К твоему сведению, я хотела сообщить кое-то, касающееся тебя. Так-то! — Она драматично развернулась на каблуках, чтобы выйти.
— Стой! Что обо мне?
Анжела медленно, сохраняя мелодраматический эффект, развернулась ко мне лицом, блистая озорной улыбкой.
— Даже не знаю, должна ли я говорить тебе об этом. Но у меня остается все меньше времени. Но, учитывая то, что говорили Дом и доктор Коул, это сообщение действительно может привести к беде. И ты сделала...
— Что? Постой, притормози. О чем ты говоришь? Что сказали Дом и доктор Коул?
Я положила нож, который держала и присела за обеденный стол, показав жестом Анжеле сделать то же самое. С глубоким вздохом, быстро оглянувшись через плечо, она неохотно ко мне присоединилась.
— А теперь колись. И начни сначала.
Анжела сделала глубокий вдох и начала нервно теребить пальцами свои блондинистые волосы.
— После того, что с тобой случилось, после нападения, ты была непоколебима в том, чтобы мы не упоминали... эм... о Блейне. Словно ты на самом деле не хотела иметь с ним ничего общего. Поэтому мы просто пытались вести себя так, словно он никогда не существовал. Ну, знаешь, чтобы помочь тебе выздороветь. И когда несколько недель спустя, ну, Блейн дал мне кое-что, чтобы я передала тебе, я пошла с этим к Дому. Хотела спросить у него, что мне следует делать.
— Подожди минутку. Блейн дал тебе что-то для меня? — пропищала я. То, что я вообще сумела выдавить хоть слово, было подобно чуду. Услышав всего лишь его имя, я почти перестала дышать.
— Ну... да. Вообще-то, это мутная история. Я не знаю, я просто не пойму, зачем он хочет, чтобы у тебя это было. Но в любом случае, позволь мне закончить. Итак, я сообщила Дому, и он сказал не отдавать это тебе. Сказал, что доктор Коул считает, что любое напоминание о произошедшем с тобой или о событиях, приведших к этому, может стать спусковым механизмом к психическому расстройству. Я была вынуждена согласиться. Я имею в виду, в то время ты была довольно пуглива.
Я не могла с этим поспорить. Недели, прошедшие после нападения, были словно в тумане. Я как будто полностью отстранилась от переживаний тела. Я будто не присутствовала целиком. Мое подсознание создало стальной кокон, куда никто не мог проникнуть, пока мой разум не переварил то, что со мной случилось. В промежутке между операцией по исправлению моего изувеченного лица и до принятия новой себя, я походила на зомби. Была мертва изнутри. Не хотела чувствовать. Не хотела думать. И была чертовски уверена, что не хотела об этом говорить. Только приезд моей мамы, единственного человека, возможно более сломленного, чем я, вырвал меня из этого состояния. Ее присутствие открыло невидимые шлюзы, и все эмоции, стремящиеся выбраться на поверхность, наконец, это сделали. Такое состояние не прекращалось в течение нескольких дней.
— Итак, теперь ты считаешь, что время, отведенное для того, чтобы я об этом узнала, подходит к концу?
Анжела пожала плечами.
— Да. Вроде того.
Я покусала губу, пытаясь понять, хотелось ли мне открыть эту дверь. Да, мое сердце все еще, без сомнений, принадлежало Блейну, но я приняла то, что нас больше нет. Я двигалась дальше и мне становилась лучше. Мне нужно было оставаться на этом пути. Отклонение с него может обернуться серьезной опасностью для моего восстановления.
— Хорошо... давай на это посмотрим.
Ага. Лохушка. Стошестидесятивосьмисантиметровая лохушка с длинной белой палочкой и в целлофановой обертке. Возможно, с вишневым вкусом.
Анжела открыла большую, дизайнерскую сумку, висящую на ее плече, и показала мне стеклянную банку с крышкой. Внутри нее был кусочек бумаги. Я взяла ее в руки и, не дрогнув, осмотрела.
— Видишь, — отметила Анжела, хотя я почти не слышала ее голос за стуком своего грохочущего сердца. — Непонятно, да? Кто дарит кому-либо банку? Итак... ты собираешься читать записку?
Я собиралась? А нужно ли?
— Не знаю, — прошептала я.
Это была правда. Я должна быть честной с самой собой и с другими в своих чувствах. Это условие было частью моей терапии.
— Не жди слишком долго, собираясь с мыслями. Он уезжает.
Моя голова дернулась так резко, что я ощутила, как загремел мой отремонтированный череп.
— Уезжает?