Страница 65 из 71
Вражеская агитация запугала многих, и часть моряков совершенно напрасно тоже бежала в Решт. Что же касается офицеров, юнкеров, кадетов и даже гимназистов, которыми заполняли редеющие команды, особенно после Петровска и Баку, то эти совершенно сознательно бросились в глубь чужой страны во главе с капитаном 2-го ранга Бушеном, который после дезертирства контр-адмирала Сергеева считал себя «командующим Добровольческим флотом на Каспийском море».
Скатертью дорога! Очевидно, они не знали, что часть их друзей уже служит своей родине в рядах РККФ, честным трудом стараясь искупить свои ошибки.
Прежде всего я заставил выйти или вывести на буксире все трофейные суда на внешний рейд. Благо погода была сносная. Надо было их оторвать от города, куда по привычке, укоренившейся при белых, кое-кто «сплавлял» инструмент, белье и другой инвентарь. А с берега надо было пресечь поток спиртных напитков, что тоже было уже установившейся традицией.
Бегло, на глаз, определив состояние судна, выделив из оставшихся старшин, посадив своего коменданта (с «Деятельного») и добавив нехватку машинистов и кочегаров, выделенных с эскадры, мы начали отправлять суда в Баку с вечера 19 мая.
Кое- кто пошел на буксире у более надежного собрата.
А на остальные пришлось распределить моряков, специально присланных из Баку на третьи сутки.
Гаврилов настаивал, чтобы трофейные суда грузили трофейным имуществом для доставки в Баку, и он по-своему был прав. Поэтому кое-кого вводили в порт, грузили на палубы или в трюмы, после этого опять выводили на рейд для формирования своеобразных конвоев.
Конечно, никакого строя или «совместного плавания» не было. Но на каждые четыре или пять судов, растянувшихся на десять-двадцать миль, назначался один крейсер или миноносец, который и присматривал за порядком, учитывая нехватку штурманов и машинной команды.
К счастью для меня, «Деятельный» был отозван в Баку на третьи или четвертые сутки, и я с удовольствием передал свои обязанности командиру «Дельного» Бетковскому, пришедшему в Энзели 19 мая.
Церковные ценности
Что не все из оставшихся на борту были святыми, доказывает такой случай.
Обходя на катере свое хозяйство, стоявшее на якорях, мы заметили, что на одном из транспортов не спущен трап, нет вахтенного и никто даже не выглядывает за борт. После крепких слов сопровождающего меня Гридина очень неохотно был сброшен штормтрап.
Пять или шесть расхристанных морячков, оказавшихся на палубе, были полупьяными. Но хуже было то, что мы прервали дележку церковной утвари (иконы, кадила, кресты, книги в окладах и т.д.), вываливавшейся из вскрытого топором ящика и наспех прикрытого брезентом при нашем появлении.
После громкого заявления, что они «борются с религией, уничтожая предметы культа», и после наглого предложения войти в долю мне впервые в эту кампанию пришлось потянуться за наганом.
Спасибо Гридину, а также мотористу и рулевому катера, стоявшего под бортом с выключенным мотором. Борцы с религией забыли о катере при анализе соотношения сил.
На что они могли рассчитывать? Ни на что.
Это было затмение мозгов у людей, которые в полдень с непокрытой головой пили водку не закусывая, на верхней палубе, находясь на параллели 37 градусов 30 минут. Я южанин и знаю, что в таких условиях пить раньше захода солнца не рекомендуется, поэтому все преимущества были на моей стороне.
(Кстати, о судьбе этих ценностей, которые оказались в нескольких ящиках. По приходе в Баку доложил. Получил приказание передать все местной православной епископии, что и было выполнено.)
Комендор «Деятельного» Владимир Гридин не побоялся остаться один на борту с воинствующими атеистами, которые через полчаса уже были менее воинственными и заколачивали ящики с церковным серебром. После этого, получив всего только трех-четырех наших моряков, Гридин в качестве и коменданта и капитана довел транспорт благополучно до Баку.
Когда командующий с начальником штаба обходил прибывающие из Энзели суда, которые они там не имели случая осмотреть, то на палубе «Эдисона» {136}произошла трогательная сцена.
А.В. Кукель, не дав коменданту закончить рапорт комфлоту, вдруг вскрикнул:
- Гридин!
- Так точно… Гридин!
Тогда начальник штаба, обняв и расцеловав его, стал объяснять комфлоту свое неуставное поведение:
- Понимаете… это Гридин с «Керчи». Ведь и вы, Федор Федорович, видели нашу печальную работу в Новороссийске? Так вот, Гридин был заместителем председателя судового комитета! Жили и работали душа в душу. Отчаянный человек! И кто бы мог подумать, что мы встретимся здесь после Энзелийской операции?
Посмотрев на золотую надпись на бескозырке («Деятельный»), комфлот, обращаясь ко мне, спросил:
- Это, значит, он у вас служит? Ну как?… Не бузит?
Пришлось заверить, что комендор с «Керчи» хоть и крепкий орешек, но моряк и комендор первоклассный.
Улыбающийся комфлот закончил эту оценку брошенным в воздух:
- Представить к награде!
- Есть! - ответили начштаб и я одновременно.
Атаманский значок
Еще вечером 18 мая, бегло осматривая трофейные корабли и устанавливая на них свой караул, я с группой попал на палубу вражеского флагмана.
На «Президенте Крюгере», на котором месяцами жил первый оккупант Баку английский генерал Денстервиль со своим штабом, в «директорском салоне» мы с Гридиным нашли еще теплую брошенную койку с альковом, шикарным бельем и полковничьим кителем с серебряными аксельбантами генерального штаба в петлице.
Хозяин каюты так спешил, что не успел прихватить ничего, кроме пистолета и бумажника.
Китель он бросил сознательно, так как пижамная куртка, очевидно, должна была отныне маскировать его далеко не легкое прошлое.
Но самым примечательным в салоне оказался «атаманский значок», который в качестве священной реликвии был прикреплен наискось на переборке.
К бамбуковому древку с кожаной петлей для стремени и золотым копьевидным наконечником {137} было прибито небольшое квадратное полотнище из темно-красного (бордо) бархата, с вытканным золотом по краям орнаментом. Полотнище было толстое и твердое, как лист жести, с маленькими кисточками по углам.
Посредине стоял на задних лапах грозный медведь, тоже вытканный золотом, вместе с надписью, сделанной славянской вязью: «Никто не тронет меня безнаказанно».
Сопровождающий нас крюгеровский боцман почтительно доложил, что в каюте последнее время жил адъютант Бичерахова, а «значок - собственный его превосходительства, а оставлен был обратно на хранение».
Очевидно, отбывая в Париж, Бичерахов догадался, что там ему атаманский значок не пригодится.
Видя трепет боцмана, Гридин не выдержал и… как он выразился, «подергал за бороду медведя».
- Авось на этот раз… обойдется безнаказанно! - с задором сказал Владимир Гридин и с грустным раздумьем прибавил: - А сколько душ он… загубил безнаказанно!…
Оценка операции
Вряд ли было бы целесообразно излагать личные выводы и оценки автора - он является одним из участников операции, а следовательно, ему трудно будет избежать некоторой доли субъективности в своих суждениях. Надо полагать, что больше пользы даст опубликование некоторых документов и выписок из них, относящихся к оценке Энзелийской операции. При этом если использовать разнообразные советские источники и дополнить их английскими, то можно рассчитывать на достаточную объективность общего впечатления от результатов этой своеобразной операции, приведшей к окончанию интервенции и ликвидации добровольческих сил на Каспийском море.
Прежде всего надо напомнить похвалу такого высокого органа нашей государственной власти, каким был Совет Труда и Обороны Республики (сокращенно СТО), возглавляемый В.И. Лениным.
Уже через двое суток после окончания операции - 21 мая - СТО, ставя ближайшую и самую главную задачу Каспийской флотилии, так оценил итоги ее деятельности:
«После Того, как Вы блистательно справились с возложенной боевой задачей, Совет Труда и Обороны временно поручает Вам важную для социалистической республики задачу, именно вывоз нефти из Баку на Астрахань…»