Страница 56 из 71
Когда, значительно позже, на эскадру прибыл Крачлей в качестве парламентера, он также пытался протестовать. Но в обоих случаях англичанами была допущена ошибка, так как бригадный генерал требовал не приостановки высадки, а «возвращения десантных войск на корабли!». На что командующий флотилией резонно отвечал, что обратная посадка десанта явилась бы не приостановкой военных действий, а была бы отступлением, на что он пойти не может. Независимо от убедительности доводов спорящих сторон, дискуссия была нам на руку: кожановцы хотя и медленно, но продолжали высаживаться на берег на глазах у советских кораблей и английских войск, окопавшихся в садах предместий Казьяна.
На «Деятельном» не знали о деталях радиопереговоров, кроме самого факта их начала, перехваченного нашим радистом. Поэтому излагаемый ход обмена первыми радио является результатом бесед со штабными командирами на «Карле Либкнехте» после операции, когда миноносцы стояли уже у стенки энзелийского порта {119}. Но прежде чем рассказать о дальнейшем ходе переговоров, целесообразно напомнить о своеобразных «вставных эпизодах», происшедших в период начавшегося перемирия, участие в которых «Деятельного» определилось его позицией вплотную от входа в гавань.
Закончив успешную демонстрацию, мы с «Расторопным» повернули обратно от района Кечелала и маневрировали малыми ходами против входа в порт, в расстоянии двух или трех миль от головы мола.
На мостике появилась знакомая фигура механика, как всегда с промасленной обстрижкой в одной руке. Вид спокойный, лицо непроницаемое. Но я уже знаю, что это означает или неполадки в котлах или в машинах, или еще какое-либо ЧП.
- Как будем с котлами дальше?
Все ясно! Это значит, что «духи» не понимают, почему для стояния на месте под машинами нужны все котлы, особенно теперь, когда не ведется огонь, но зато персидское солнышко начинает припекать даже на верхней палубе, в топках во всю силу горит прекрасный донецкий уголь, а из-за малого хода температура в кочегарках почти тропическая. Да и в машинном отделении не легче.
- Вот что, мех! Пусть ваши духи по одному поднимутся на мостик и сами посмотрят… Держите бинокль!… Видите вон там, справа от землечерпалки, около сорока или пятидесяти мачт? Ну так вот, ради того, чтобы их заполучить, стоит еще часика два или три пошуровать! Кроме того, не исключено, что какая-либо сволочь не захочет пальнуть с берега, опять взлететь с аэродрома или выскочить с торпедой из-за мола.
- Да я что?… Я ничего не говорю, - раз надо, так надо!
Все не все, но трое или четверо из машинистов и кочегаров деликатно поднимались по очереди на мостик и сходили затем вниз с сияющими лицами. Видно было, как они «докладывают обстановку» по нескольку раз аудитории из трех или пяти человек у машинного люка или кормовой пушки: большее число слушателей нельзя было собирать из-за расписания боевой тревоги, которая все еще не прекращалась.
Выяснив исключительную полезность импровизированного начинания, которое противоречило любому уставу, Снежинский стал «пропускать» по одному человеку из «нижней» команды через кормовой мостик.
Бой катеров
После прекращения огня, вполне естественно, все стоящие на мостике и у орудий увлеклись рассматриванием происходящего внутри порта и в заливе Мурдаб. Высота мола и крыш домов портовой части города позволяли видеть только надстройки, трубы и мачты около двух десятков судов, но так как они были скучены на небольшом пространстве и имели по две, а некоторые и по три мачты с соответствующим рангоутом, то в бинокли видна была картина, которую принято называть лес мачт.
Флагов никто не мог рассмотреть, - возможно, из-за раннего времени, - хотя в подобных случаях традиция требует показа флага независимо от времени суток.
Только две пары мачт делали какую-то попытку изменить свое положение, непонятно пока, с какой целью. Все же остальные суда стояли неподвижно и даже не дымили {120}. Стрелять с них было невозможно, они стояли почти вплотную друг к другу.
Разглядывание и дискуссия о возможных и вероятных действиях противника была прервана нервозным возгласом сигнальщика:
- Катера выходят!
Так и оказалось, но только катер был в единственном числе.
В белом буруне внезапно выскочил из-за головы длинного мола катер, вероятно торпедный. Вероятно, ибо, кроме темного пятна носа, сливающегося с рубкой, ничего в оплошной пене разобрать нельзя было - англичанин несся под острым углом в направлении «Деятельного».
Это произошло около 8 часов 55 минут.
Машинный телеграф только-только отзвонил «полный вперед!» и еще не успели винты забрать ход, как пушкам пришлось спешно дать команду «дробь», потому что из-под кормы миноносца совершенно неожиданно вырвался на полном ходу истребитель «Дерзкий» и, идя на пересечку англичанину, сделал выстрел из своей 47-мм пушки.
Еще момент - и наш истребитель состворился с торпедным катером.
Контратака «Дерзкого» была исключительно красивой благодаря инициативе, смелости, быстроте и тактическому искусству, и мы наблюдали за ней затаив дыхание.
Англичанин первый не выдержал возраставшего напряжения и круто начал описывать циркуляцию вправо (то есть к востоку), одновременно застрекотав короткими очередями своего «льюиса». Теперь стали видны задранный нос, рубка и бурун с шлейфом, выбивавшийся из-под средней части катера. Никакой мачты или флагштока с флагом никто не заметил. Получалось так, что противник оставался анонимным.
«Дерзкий» также лег на другой галс, прижимая англичанина к казьянскому берегу и не прекращая стрельбу из пушки.
Еще две- три минуты -и торпедный катер скрылся за молом.
Кто- то из стоящих на мостике с шумом выдохнул воздух, и вдруг все заговорили хором, как бы вознаграждая себя за ту скованность и напряженное молчание, с которым следили за контратакой истребителя.
«Деятельный» - после рывка вперед, оказавшегося бесполезным, - теперь медленно возвращался на исходное место.
Весь эпизод занял по времени не более десяти-двенадцати минут.
Кое- кто из наблюдавших этот маленький бой маленьких кораблей склонен был доказывать, что катер шел в атаку на наш миноносец, но нетрудно было отклонить эту версию -англичанин должен был бы стремиться тогда выйти нам в голову, а он с самого появления лег «Деятельному» под корму. Затем повреждение или гибель маленького угольного миноносца с 75-мм артиллерией, если бы атака имела успех, явились бы слишком скромной победой для противника в данной операции.
С мостика «Розы Люксембург» Б.П. Гаврилов с другого румба лично наблюдал действия «Дерзкого» и даже успел передать к пушкам установки для залпа первой завесы. Главарт утверждал, что англичанин явно хотел прорваться за кормой «Деятельного» к северу, чтобы затем, повернув на восток, торпедировать его крейсер, стрелявший по Казьяну, или же с целью прорваться к десантным транспортам. Но командир английского катера не видел «Дерзкого», который был для него заслонен корпусом «Деятельного», и как только истребитель появился в поле его зрения, все расчеты англичанина сразу же оказались сорванными. Ввиду того, что после операции обнаружить офицеров, ходивших в торпедную атаку, не удалось {121}, надо считать, что версия т. Гаврилова наиболее достоверная.
После морского боя двух «москитов» наступила полная тишина. Оказалось, что еще до момента их встречи все корабли прекратили огонь.
* * *
Радист доложил, что командующий опять «разговаривает» с берегом.
«Либкнехт» в этот момент виднелся милях в пяти к осту. Похоже было, что он занимал позицию, с которой мог наблюдать как за высадкой десанта, так и одновременно за группой Гаврилова («Роза Люксембург» и «Пушкин») и группой Чирикова («Деятельный» и «Расторопный»). Но когда он поднимал флажные сигналы, то никто ничего разобрать не мог: из-за штиля флаги обвисали совершенно отвесно. Несмотря на это, начдив не рисковал переспрашивать о сигналах по радио, потому что не хотел мешать переговорам начальства с берегом.