Страница 14 из 23
– Так сколько же там?
– Сорок и одна…
Осторожно поворачиваю больную и делаю укол.
– Галя, через два часа снова посмотрите температуру. Наверное, придётся сделать ещё один укол. А пока найдите её историю и принесите мне. Кто её ведет?
– Надежда Ивановна.
– Хорошо… У остальных как, нет пожеланий? – обращаюсь я к бабулиным соседкам.
– Доктор! Три ночи уже не сплю. Может, можно снотворного?
– Вы у нас с чем?
– Обследование у меня. Надежда Ивановна положила…
– Посмотрите-ка на меня, – изучаю её «своим» взглядом. – Думаю, что у вас проблемы со щитовидкой. Давно проверялись?
– Да не проверялась я…
– Ладно. Утро вечера мудренее. Сегодня поспите вволю. Посмотрите мне в глаза… Вам очень уютно в вашей кровати… Вы устали… Вам хочется спать… Сейчас вы уснете и будете спать восемь часов. Раз… Два… Три! – и слегка щёлкаю пальцами.
Глаза женщины медленно закрываются, она глубоко вздыхает и засыпает.
– Пойдёмте, Галя. Спокойной вам ночи! – говорю сразу всем в палате.
– Когда мне Клава рассказывала про руку, ну когда вы зимой, то я не поверила, – извиняющимся тоном говорит Галя уже в коридоре.
– По-моему, всё нормально, – я слабо улыбаюсь. Надо же – подустал.
– Это – нормально?
– Главное, что об этом не стоит долго и много говорить. Галя, я пошёл в приёмный и буду там. Если что – зовите.
– Если температура упадёт, то всё равно укол делать?
– Если только на градус, то делать. И историю мне, пожалуйста.
– В приёмный или в кабинет?
– В приёмный.
Спускаясь по лестнице, уже вижу Ванькину лохматую башку. Они с Павлом что-то живо обсуждают.
– Всё привез? – сразу спрашиваю я Ваньку, не успев поздороваться.
– Ага, всё! Там уже правильную капельницу ставят.
Захожу в смотровую. Цвет лица мужчины слегка изменился в лучшую сторону. Елена Михайловна осторожно пробует пульс.
– Ну как? – шёпотом спрашиваю её.
– Успел ваш брат, слава богу. Тут, как мне кажется, стабильно.
– В такой ситуации это уже неплохо.
Выходим в коридор.
– Что там, в двадцать четвёртой? – спрашивает Елена Михайловна.
– Рецидив воспаления лёгких у почти вылеченной старушки. Кто такая Нюра?
– Опять она что-то забыла? – вместо ответа сама задаёт вопрос Шитова.
– Так… Ничего особенного. Просто полдня в палате было открыто окно, пока вечером его не закрыла Светлана Сергеевна. Результат я сейчас видел.
– Сейчас, минутку… Лиза! – зовёт Елена Михайловна. – Последи за капельницей в смотровой.
Лиза покорно идёт в смотровую.
– Нюра – это многолетняя беда этой больницы, – рассказывает Шитова уже в коридоре. – Всё время что-то недоделывает, забывает, и всё такое. Как только её начинают ругать за прегрешения, она сразу кричит, что уволится. Сейчас санитарок днём с фонарём, все сразу пасуют, и всё остаётся по-прежнему.
– Так, может, уволить ее к чёртовой матери? – осторожно спрашивает Павел.
– А мыть этажи кто будет? – Шитова поворачивается к нему и укоризненно качает головой. – Мы с вами под руководством Александра Николаевича?
– А давайте, я ночью всё помою, – вдруг вмешивается Ванька. – По крайней мере, чисто будет.
– Ваня, ваш благородный порыв мне понятен, – старшая с улыбкой смотрит на него. – Я уже поняла, что вы всегда готовы подставить плечо. Только если уж вас использовать таким образом – лучше помыть кабину лифта. Вот Павел Николаевич говорит, что на выходных его отремонтируют и можно будет пользоваться, а кабина невозможно грязная.
– Ну, Ванюха, ты попал… – подсмеиваюсь я. – С Еленой Михайловной не забалуешь.
– Так я готов! Елена Михайловна, скажите, где взять тряпки, щётку, ведро, ну и мыло какое-нибудь. Моющих средств, наверное, ведь нет!
– Пойдёмте…
– Там женщина пришла… – сообщает охранник.
– Ленка, наверно, – и Павел идёт встречать.
Расположились перекусить. Вскипятили чайник. Такая милая, почти семейная обстановка.
– Надо Ваню позвать, – спохватывается Елена Михайловна и, глядя на меня, говорит с укором: – Забыли вы про брата.
– Это пока ваш сотрудник, – ехидничаю я. – Вам и разбираться.
– Начальство всегда выкрутится! – в тон мне отвечает она и собирается выходить.
– «Скорая» пришла, – докладывает охранник, практически вталкивая её обратно.
Выходим встречать.
– Принимайте жертву поножовщины, – хмуро сообщает фельдшер. – Удар в живот. Боялись не довезти. Думаю, большая потеря крови.
Осматриваем парня. Одет более чем… Ясно – не сельский.
– Я ничего… Я сейчас… – бормочет он, бессмысленно водя взглядом по нашим лицам. – Я сейчас… Только… папе… не надо…
Кошмар… Рана от кровотечения залеплена обычным пластырем. Значит, всё там, внутри…
Этого мне только и не хватало! Раза три я ассистировал в Булуне Николаю Фёдоровичу в похожих случаях, но сам ещё ни разу не оперировал. Это тебе, Елизов, не аппендициты резать. Чувствую своей холкой обычный мерзкий страх. А что мне остаётся в этой ситуации? Глаза боятся, а руки делают. Ведь если не я сейчас, то больше уже никто этому парню не поможет. До города он не доедет. Смотрю на Шитову.
– Давно последний раз в операционной стояли?
– Почти три года назад…
– Готовьте операционную. Паш, позови Ваню. Надо его по лестнице поднять.
– Так давайте и я помогу, – предлагает охранник.
– Спасибо. Втроём будет поаккуратнее, – соглашаюсь я.
Павел с Леной во все глаза смотрят на меня.
– Ребята, ужин откладывается.
– Ничего… Это всё потом…
В операционной вместе с Еленой Михайловной готовим парня к операции. Он стонет и дёргается.
– Не знаю, что делать с анестезией, – озабоченно вздыхает старшая медсестра. – Мы же не знаем, что ему можно.
– Погодите… Сильно плохо? – спрашиваю я парня, заставляя его обратить на меня внимание.
– Пло-охо… – стонет он.
– Как звать?
– Саша…
– Я тоже Саша. Значит, мы тёзки, – я улыбаюсь, стараясь не отпустить его взгляда.
Парень в ответ тоже пытается улыбнуться.
– Значит, так, Саша, – начинаю я медленно говорить, глядя ему в глаза, – чтобы стало лучше, тебе сейчас надо поспать. Проснешься, и тебе будет гораздо лучше. Поэтому давай, засыпай… Ты сейчас будешь спать… и не будешь ничего чувствовать… Просто будешь спать… Ты очень хочешь спать… На счёт три ты заснёшь… Раз… Два… Три!
Делаю лёгкий щелчок пальцами и вижу, как закрываются его глаза.
– Так, Елена Михайловна. У нас с вами часа три есть. Вперёд!
У неё вид человека, ударенного пыльным мешком.
– Александр Николаевич! Вы что…
– Елена Михайловна, у нас с вами ещё будет время об этом поговорить за чашкой кофе. Поехали! Работаем!
…Усталость сгибает. Пациент в палате. Кажется, обошлось… Сижу у стола, тупо уставясь в чашку с кофе, и не могу заставить себя взять её в руку. Два с половиной часа мы с Шитовой трудились над этим парнем. У меня всё время в голове звучал голос Михал Михалыча, который говорил мне про точнейший расчёт любого моего движения. Пришлось позвать Ваньку, который почти всё это время стоял рядом со мной и вытирал с моего лица пот, при этом стараясь не смотреть на операционный стол.
– Саш… Сашка! – с трудом доносится до меня Ванькин голос. – Хоть кофе попей!
– Водки бы… – выдавливаю я. – Жаль, что нельзя.
– Нужно! – резко звучит голос Елены Михайловны, и передо мной появляется мензурка. – Пейте! Это спирт.
– Елена Михайловна, нельзя мне, – вяло отбояриваюсь я. – Вдруг ещё кого-нибудь привезут.
– Пейте, я сказала! Если привезут, то от вас сейчас толку столько же будет, сколько от моего младшего. Пейте! Ну!
– Сашка, пей, тебе говорят! – в один голос кричат на меня Ванька с Павлом.
Беру мензурку и осушаю.
– Молодец! – одобряет Павел и интересуется: – А сколько вашему младшему?
– Четырнадцать. Александр Николаевич, а теперь на кушетку и спать! Хотя бы час, – жёстко приказывает Шитова. – Это я вам как медик говорю.