Страница 6 из 65
— Добрый день! Какая приятная встреча! — проговорил он по-английски. — Устроились на новом месте и даже успели прогуляться?
— Добрый день, — сняв шляпу, Марк положил ее на потертую кожу стойки. Слова эти, сказанные на иврите, вернули глазам хозяина их прежнюю настороженность.
— Очень жарко, — отвечал он уже на иврите, медленно подбирая слова. — Что-нибудь выпьете? Может быть, холодного белого вина?
— Прекрасно, — сказал Марк, оглядывая зал.
Посетителей было немного: за столиком неподалеку располагался толстый араб в европейском костюме и какой-то господин в кипе. Он что-то втолковывал арабу, наклонившись к самому его уху. Тот молча жевал, время от времени отдуваясь и покачивая головой. В дальнем конце зала у стены сидела дама в светлом платье с легкой изящной шляпкой на тщательно уложенных волосах, и британский офицер.
Скрип двери у Стенли за спиной. В полутьме — мягкие очертания женской фигуры. Жена Стенли Тея осторожно поставила поднос с фужерами на стойку, распрямилась…
Вчера по приезде Марк видел Тею мельком. Теперь он смог рассмотреть ее подробней: приземистая фигура, бледное лицо с чуть приплюснутым носом и толстыми губами. Большие темные глаза с длинными ресницами. И глаза эти, не мигая, разглядывали Марка. Медленнная улыбка раздвинула губы.
— Здравствуйте! Как вам нравится наше местечко?
— Я просил кофе с шербетом. Где он? — раздраженно проговорил Стенли, обернувшись к жене.
— Кофе… Конечно. Кофе с шербетом! — нараспев произнесла она, и покачивая тяжелыми бедрами, скрылась за дверью.
Марк поднес к губам бокал с вином, сделал глоток. Вино было холодным и терпким.
— Она называет Иерусалим местечком. Забавно.
— Ей не нравится Иерусалим. Жара, пыль, провинциальность… И вдруг, посреди всей этой тишины — стрельба, взрывы…
— Что поделать! Такой город.
— Да уж… Два месяца назад под самыми нашими окнами был большой балаган. Ребята из «Лехи»[4] отбили у англичан своего командира. Его накануне доставили в клинику доктора Каца — она в соседнем доме… Две пули залетели в окно. Слава Богу, мы целы — только на стене остались вмятины. У жены после этого была чуть ли не истерика. Уедем, уедем! А куда? Кто знает, где нас подстерегает очередная Катастрофа?
— Я слышал об этом деле. Говорят, оно всполошило англичан.
— Еще бы! В пятистах метрах от управления полиции!
— Вы считали?
— Ха-ха, — сказал Стенли, — ха-ха. А вы шутник.
— Еще какой!
Марк снова приложился к бокалу.
— Вы впервые Иерусалиме? Поначалу я подумал, что вы — литвак[5].
— Нет. У меня другая компания.
— Да уж, вижу…
— Я бывал здесь раньше. Вообще-то я живу в Тель-Авиве.
— Конечно… Там поспокойней, да и англичан поменьше.
— Их везде хватает. Ничего, помяните мое слово, скоро они уберутся отсюда.
— Вам из Тель-Авива видней… Меня это не касается. Мое дело — вкусно накормить. А политикой пусть занимаются другие.
— Согласен с вами. Хорошая еда — основа основ. Но если серьезно… завоеватели приходят и уходят, а Иерусалим остается.
— Вы правы. Вся проблема в том — кого считать завоевателями. Конечно, это…
Снова возникла Тея. Прервав фразу, Стенли проследил за женой — неторопливо подойдя с подносом к ближнему столику, поставила на его мраморную поверхность две дымящиеся чашечки и тарелку с шербетом; наклонилась к арабу, что-то сказала. Засопел, задвигался, хохотнул, словно пролаял. Покачивая бедрами, скрылась за дверью.
— Конечно, это все философия. Но в нашем веке ради разных философий были уничтожены миллионы людей.
— Да, да, — Марк достал из кармана мятую пачку сигарет. — Насильственная смерть… Это ужасно. Вы позволите?
— Пожалуйста!
Щелчок зажигалки. Казалось, Стенли как фокусник извлек ее из рукава:
— К примеру, в прошлом месяце убили настоятеля русского собора — того самого, который рядом, на площади…
— И что же?
— Да никому дела нет. Прихлопнули как муху.
Двое за дальним столом поднялись, направились к выходу.
— До свиданья, Стенли! — проговорила дама, поравнявшись со стойкой.
— До свиданья, госпожа Ребекка, — отвечал Стенли, растянув губы в вежливой улыбке.
Дама была в том возрасте, когда женщины принимаются усиленно искать элексир молодости. Офицерик, совсем мальчишка, шел за ней как собачка на привязи. Возможно, она нашла подходящее лекарство? Госпожа Ребекка не удостоила Марка взглядом.
— Красивая женщина, — проговорил Марк, глядя им вслед. — Правда, несколько высокомерна.
— Все это видимость. Цену набивает.
— И кто же покупается?
— В основном, офицеры. У нее к ним слабость.
Задумчиво Марк разминал пальцами погасшую сигарету.
— Впрочем, все мы не без греха. Как говорится, первородный грех… И отец Феодор имел слабинку по этой части.
— Да? — Марк бросил окурок в пепельницу, достал новую сигарету. — У него не было жены? Для православного священника это странно.
Щелчок зажигалки, вспышка.
— Была, но умерла. От тифа. Война!
— А что говорят про убийство?
— Ничего не говорят. А что можно сказать? Времена сейчас, сами знаете, какие…
Стенли раздумчиво пожевал губами, словно заранее проговаривая то, что хотел сказать:
— Отец Феодор в последнее время стал нервозен до крайности… Хотя, он никогда спокойствием не отличался.
— И что же, по-вашему, привело его в это состояние?
— Ходили слухи, что у него хотят отобрать собор. А ведь это последнее, что осталось. В здании духовной миссии — городской суд, в Сергиевом подворье — склад… Все их чиновники куда-то разбежались. Отец Феодор заведовал тем, что уцелело.
— А где он жил?
Стенли молчал, наклонив голову, упираясь обеими руками в стойку. Казалось, он тщательно разглядывал её обшивку.
— Здесь неподалеку, — проговорил он, наконец. — Тоже на Невиим… Вверх по улице — железные ворота с крестом над ними. В глубине двора слева — его дом. А кабинет его находился тут же, в Сергиевом подворье. На втором этаже. Там его, говорят, и убили.
Почувствовав чей-то взгляд, Марк обернулся: в полутемном углу вплотную к двери сидел не замеченный им ранее посетитель — белобрысый, в плотно обтягивающем литое тело клетчатом пиджаке. С повышенным интересом читал газету.
Одним глотком Марк допил вино; вынув из кармана серебряную монетку, бросил на стойку.
— Спасибо за беседу. Пойду, отдохну…
— Сиеста — это хорошо. Я бы тоже с удовольствием понежился. Но… надо зарабатывать на хлеб насущный! Заходите. И не только сюда. Можно и домой. Соседи… Слава Богу.
Надев шляпу, Марк направился к выходу; оглянулся. Араб и господин в кипе по-прежнему вели оживленную беседу. Стенли копошился в дальнем конце бара. Белобрысый напряженно всматривался в газету.
Марк пересек улицу и свернул к Сергиеву подворью. Створки тяжелых ворот были полураскрыты. Проскользнул в них и, миновав темную арку, оказался во внутреннем дворе. Огляделся… Двор был завален пустыми железными бочками, в неподвижном воздухе стоял тяжелый запах бензиновых паров. Стукнула ставня на втором этаже. Марк отпрянул в тень арки, прислушался. Снова стукнула ставня — должно быть там наверху по затхлым комнатам с выбитыми стеклами гулял сквозняк. Было тихо — так тихо, что Марк слышал свое дыханье. Достал пистолет из кобуры под пиджаком, вздернул затвор, переложил пистолет в карман. Добрался до двери, проскользнул в нее и оказался на площадке лестницы; поднялся на второй этаж… Перед ним был длинный коридор, заваленный грудами стекла, битого кирпича, обрывками картона и бумаги, валявшимися повсюду. Третья от лестницы дверь, в отличие от остальных, была закрыта, перехваченная толстым веревочным жгутом, едва державшемся на остатках осыпавшейся сургучной печати.
В этот момент Марк и услышал голоса: кто-то шел по двору. Выглянув в окно, он увидел двух белобрысых крепышей. Одного из них он уже знал. Вразвалочку они направлялись ко входу. Марк огляделся: рядом с окном стоял двухстворчатый шкаф. Заглянул в него — пуст! Не раздумывая, нырнул в его пыльное нутро. Протяжный скрип, словно жалобно мяукнул кот… Шаги на лестнице.
4
«Лехи». Экстремистская еврейская военная организация в период мандата. Применяла метод индивидуального террора против представителей британских властей. Задача: принудить англичан силой к скорейшему уходу из подмандатной Палестины.
5
Литвак. Учашийся литовской ешивы (руководители таких ешив были выходцами из Литвы). Литваки отличаются щегольством в ношении классического европейского костюма (пиджак, галстук, шляпа).