Страница 90 из 144
Критика дипломатии абсолютных монархий XVIII века идеологами буржуазии. Критика всех учреждений феодализмаи абсолютизма идеологами буржуазного «просвещения» XVIII века еще до революции 1789 г. распространилась и на дипломатию феодально-монархической Европы. Передовой буржуазии казалось недопустимым, что международные взаимоотношения абсолютных монархий рассматривались как отношения между монархами, а не между нациями. Буржуазия негодовала, видя, как дипломатия, подчиненная дворянско-династическим интересам приводила к бесчисленным войнам из-за «наследств», часто лишь разорявшим ее, но зато укреплявшим абсолютизм. Умеренная часть буржуазии хотела изменить направление французской дипломатии, уничтожить «австрийскую систему», устранить преобладание дворянских и династических интересов во внешней политике и упрочить престиж Франции. Монтескье, идеолог либерального чиновного дворянства, писал о том, что «огромность завоеваний порождает деспотизм», и что Францию «погубили люди войны». Вольтер едко высмеивал интриги дипломатов абсолютных монархий и нескончаемые династические войны из-за престолов, как «несправедливые» и «нелепые». Как рационалист он доказывал чисто логически, что если два государя, не решив дипломатического спора, начинают войну, то по крайней мере один из них, с точки зрения разума, ошибается. «Было бы нелепостью и варварством, — заключает Вольтер, — чтобы нации гибли из-за того, что один из государей, рассуждая, ошибся».
Гораздо дальше шли в своей критике дипломатии абсолютных монархий представители мелкобуржуазного радикализма во Франции — Мабли и Руссо. Мабли был ярым врагом «австрийской системы». Он нападал на династические союзы и писал, что дипломатическое искусство абсолютных монархий руководится не «великими принципами», а «частными мотивами, мелкими интересами и капризами государей». «Устройство наших правительств мешает прогрессу науки о переговорах», — говорил Мабли, так как случай или интриги ставят людей у власти.
Руссо дает не менее отрицательную оценку дипломатии абсолютных монархий. Советуя полякам произвести реформы в Польше, он писал им: «Не утомляйте себя тщетными переговорами, не разоряйтесь на посланников и представителей при других дворах, не считайте, что трактаты и союзы чего-нибудь стоят». Дипломатическая тайна представлялась радикальным идеологам буржуазии только как средство государей обманывать свой народ и скрыто вести антинациональную политику. Протестуя против тайной дипломатии абсолютизма, прикрывавшей захваты территорий для возвеличения династий эти идеологи приходили к отрицанию дипломатической тайны вообще, в любых условиях. Помысли радикальных представителей буржуазного «просвещения» территориальные присоединения не должны основываться ни на завоеваниях, ни на произволе государей, ни на династических притязаниях. Они допустимы лишь по волеизъявлению населения присоединяемых областей. Завоевания же, совершаемые монархами, только усиливают деспотизм. Государи ставят себе лишь две пели говорит Руссо: «расширять свои владения во-вне и становиться более самодержавными внутри». Все прочие мотивы, выдвигаемые ими в договорах и нотах, как, например, «общественное благо», «счастье подданных», «слава нации», по мнению Руссо, не более как лицемерные предлоги. Они нужны только для того, чтобы дипломатия абсолютных монархий могла прикрывать свои истинные цели. Руссо развил, далее, утопический проект установления вечного мира и полного прекращения войн, ясно намекая, что осуществить его можно, лишь уничтожив абсолютизм и господство династических интересов в дипломатии. Средство для уничтожения войн Руссо видит в федерации государств с общеевропейским сеймом. Всеобщая гарантия нерушимости государственных владений сделала бы невозможными завоевания и войны. Для решения конфликтов можно было бы учредить нечто вроде международного трибунала.
В Англии в 1789 г. Бентам развивал сходные воззрения, а в Германии в 1795 г. их высказывал Кант. Осуждая династическую дипломатию и войны, Бентам выступал также против колониальных войн и связанных с ними договоров, выгодных, по его мнению, только для крупной торговой и финансовой буржуазии. Уничтожения войн Бентам мечтал достичь свободной торговлей, отказом от колоний, договорами о сокращении армий, упразднением тайной дипломатии, отменой монархических титулов, порождающих споры о «наследствах».
В этих проектах предвосхищен почти весь арсенал идей буржуазного пацифизма XX века: уничтожение войн путем объединения государств для охраны мира в условиях буржуазного общества, договоры о сокращении вооружений, международный трибунал. У писателей второй половины XVIII века эти пацифистские идеи были оружием критики дипломатии абсолютных монархий и английской колониальной политики. Для своего времени они сыграли прогрессивную роль. Однако пацифизм идеологов «просвещения» XVIII века был неглубоким и преходящим движением. Там, где буржуазия захватывала власть, вскоре же обнаруживались ее собственные завоевательные стремления: развивалась пропаганда завоеваний, и дипломатия приобретала агрессивный характер.
Тем не менее критика внешней политики и войн абсолютных монархий послужила теоретическим исходным пунктом для дипломатии французской буржуазии в годы революции.
2. ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ В ПЕРИОД УЧРЕДИТЕЛЬНОГО И ЗАКОНОДАТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ
Французская дипломатия в период Национального учредительного собрания. Во времена абсолютной монархии министерство иностранных дел и посольства были организованы так, чтобы служить для абсолютной монархической власти послушным орудием ее политики. Министр иностранных дел назначался монархом и был ответственен только перед ним.
Послы и министры назначались обычно из аристократических фамилий, тесно связанных с двором, Немногочисленные чиновники министерства подбирались чаще всего из буржуазных фамилий, члены которых уже служили в министерстве или при дворе. Попав в министерство, они служили там до конца своих дней. То были большей частью люди надежные, покорные, верные и хорошо обеспеченные жалованьем.
Министерство состояло из двух «политических управлений», разделенных по территориальному признаку. Первое вело переписку с государствами Западной и Центральной Европы и Америки; второе — с Восточной и Южной Европой и скандинавскими государствами. Кроме этих двух управлений, существовали еще вспомогательные отделы.
После взятия Бастилии Национальное собрание, опираясь на принцип народовластия, стало вмешиваться в дипломатию королевского министерства, стремясь подчинить ее своим целям. От случая к случаю Национальное собрание издавало декреты по поводу сообщений министра иностранных дел о внешних делах. В мае 1790 г. Национальное собрание резко столкнулось с королевской властью из-за вопросов внешней политики. В это время возникла угроза войны между Испанией и Англией из-за притязаний на часть тихоокеанского побережья Северной Америки. Весной 1790 г. обе стороны готовились к войне. В силу союзного «фамильного договора» 1761 г. испанский двор потребовал помощи от Людовика XVI. Министр иностранных дел сообщил Национальному собранию о намерении короля вооружить флот против Англии. Его заявление вызвало в Национальном собрании целую бурю. Буржуазия негодовала на испанскую политику, не допускавшую французских товаров в испанские колонии, и не сочувствовала «фамильному договору». Она видела в нем лишь династический союз. Многие основательно думали, что король под предлогом войны с Англией хотел попросту увеличить вооруженные силы для борьбы с революцией и с помощью их разогнать Национальное собрание. Поэтому левая часть Национального собрания решила отнять у короля право объявлять войну и заключать мир. Национальное собрание постановило, что само будет контролировать дипломатические переговоры и утверждать договоры. После горячих прений большую часть депутатов увлек за собой граф Мирабо, который около этого времени начал уже получать тайную субсидию от короля. 24 мая Мирабо добился в Национальном собрании компромиссного решения по вопросу о праве войны и мира. Согласно этому решению только Национальное собрание могло объявить войну и заключить мир, — но лишь в том случае, если король внесет такое предложение. Таким образом, право войны и мира было разделено между королем и Национальным собранием. Во время прений депутаты резко осуждали династическую тайную дипломатию и союзы и заявляли, что Франции нужны только «национальные договоры», со «справедливыми народами». В связи с рассмотрением требований Испании об исполнении «фамильного договора» Национальное собрание создало постоянный комитет для наблюдения за дипломатическими делами. Главой «Дипломатического комитета» стал Мирабо. Дипломатический комитет и Национальное собрание окончательно подчинили себе официальную дипломатию короля и министерства, и крупная умеренная буржуазия стала, наконец, у руководства внешней политикой Франции. По предложению Дипломатического комитета Национальное собрание оставило в силе союз с Испанией, так как он мог понадобиться против Англии. Однако оно устранило из договора все статьи, которые имели наступательный характер. Были оставлены только оборонительные и торговые обязательства. Основами внешней политики Франции были провозглашены «всеобщий мир и принципы справедливости».