Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 82



Документы свидетельствуют о том, что в конце 30-х годов Сталин оказывал на Молотова более заметное давление и по служебной линии, неоднократно делая ему выговоры по поводу тех или иных решений Совнаркома. Например, 28 января 1937 г. Молотов обратился в Политбюро с просьбой об утверждении дополнительных капитальных вложений для НКВД.

Сталин откликнулся на это резкой резолюцией: «т. Молотову. Почему нельзя было предусмотреть это дело при рассмотрении титульных списков? Прозевали? Надо обсудить в ПБ»[566]. Уже на следующий день предложение Совнаркома было принято, и это также свидетельствует о том, что раздражение Сталина было вызвано, скорее всего, не деловыми причинами.

17 октября 1937 г. Молотов обратился в Политбюро с просьбой об утверждении дополнительных капиталовложений для двух предприятий химической промышленности. Сталин поставил на письме резолюцию: «т. Чубарю. Кем составлена эта записка? Кто проверял цифры? Трудно голосовать за предложение т. Молотова»[567]. Подобное обращение Сталина к Чубарю через голову Молотова (который, судя по протоколам Политбюро, находился в это время в Москве) представляло собой демонстративное нарушение существующей субординации, выпад против Молотова, а, возможно, и попытку внести дополнительное напряжение во взаимоотношения Чубаря и Молотова. Чубарь, хотя и являлся заместителем председателя СНК и наркомом финансов, был подчинённым Молотова, и то, что письмо в Политбюро было подписано Молотовым, означало, что на уровне Совнаркома вопрос согласован и окончательно решён. Несмотря на это очевидное обстоятельство, Сталин вновь повторил свой выпад через несколько дней. 20 октября 1937 г. Молотов обратился в Политбюро с просьбой утвердить выделение из резервного фонда СНК 40 млн. руб. на пополнение оборотных средств торгов системы Наркомата внутренней торговли, а Сталин вновь наложил на письме резолюцию: «А как думает на этот счёт т. Чубарь?»[568] И в том, и в другом случае решение в конце концов было принято. Это означало, что Сталин не был против самих постановлений, а, скорее, устраивал некие политические демонстрации. Примеры сталинских атак на Молотова по поводу решений Совнаркома можно продолжить[569].

В достаточно унизительное положение был поставлен Молотов во время работы XVIII съезда ВКП(б). 14 марта 1939 г. он выступил на съезде с традиционным для председателя СНК докладом об очередном (третьем) пятилетием плане развития народного хозяйства СССР. По содержанию доклад не представлял собой ничего особенного, и его основные положения были заранее согласованы и одобрены Политбюро. Однако, уже на следующий день, 15 марта, Политбюро, несомненно, по инициативе Сталина (на подлиннике постановления сохранилась сталинская правка), приняло постановление «О докладе т. Молотова на XVIII съезде ВКП(б) о третьей пятилетке». В нём говорилось: «1) Признать неправильным, что т. Молотов в своём докладе… не остановился на итогах дискуссии и на анализе основных поправок и дополнений к тезисам. 2) Предложить т. Молотову исправить это положение»[570]. Выполняя это решение Политбюро, Молотов в заключительном слове 17 марта изложил основное содержание предсъездовской «дискуссии», признав при этом (естественно, без ссылок на постановление Политбюро от 15 марта), что исправляет «упущение», сделанное в докладе[571].

В общем, ничего необычного в требовании дополнить доклад материалами предсъездовского обсуждения не было. Необычной была формула этого требования: демонстративное решение Политбюро, официальная констатация ошибки Молотова. Всё это разительным образом отличалось от аналогичных ситуаций, возникавших в 20-х и в первой половине 1930-х годов. 7 ноября 1926 г., например, Сталин так писал Молотову по поводу публикации их выступлений на XV конференции: «…Я теперь только понял всю неловкость того, что я не показал никому свой доклад. Твоя настойчивость насчёт поправок (поправок к речи Молотова перед её публикацией. — О.Х.) не говорит ли она о том, что я ошибся, не разослав друзьям (членам Политбюро. — О.Х.) свою речь? Я и так чувствую себя неловко после позавчерашних споров. А теперь ты хочешь меня убить своей скромностью, вновь настаивая на просмотре речи. Нет, уж лучше воздержусь. Печатай лучше в том виде, в каком ты считаешь нужным»[572]. Сохранившиеся письма показывают, что по крайней мере вплоть до 1936 г., Сталин демонстративно одобрял качество публичных выступлений Молотова. «Сегодня я читал международную часть. Вышло хорошо…», — писал он в январе 1933 г. по поводу предстоящего доклада Молотова на сессии ЦИК СССР[573]. «Просмотрел. Вышло неплохо…», — так оценил Сталин предварительный текст доклада Молотова о советской конституции в феврале 1936 г.[574] Если у Сталина и возникали в этот период какие-либо замечания, то он высказывал их Молотову приватно. «Глава о «демпинге» хороша. Глава о «принудительном» труде не полна, недостаточна. Замечания и поправки смотри в тексте», — писал Сталин Молотову по поводу проекта доклада последнего на съезде Советов СССР в марте 1931 г.[575]

Полностью дискредитированным перед войной оказался другой старый соратник Сталина, К.Е. Ворошилов. Проведя по приказу Сталина широкомасштабную чистку в армии, Ворошилов, и без того не отличавшийся особыми способностями как руководитель военного ведомства, был полностью деморализован. «Чем дальше, тем больше он терял своё лицо. Все знали, что если вопрос попал к Ворошилову, то быть ему долгие недели в процессе подготовки, пока хоть какое-нибудь решение состоится», — вспоминал адмирал Н.Г. Кузнецов[576]. В довершение всего на Ворошилова была возложена ответственность за поражения в ходе советско-финской войны. В мае 1940 г. Ворошилов был заменён на посту наркома обороны С.К. Тимошенко. В период передачи дел новому руководителю Наркомат обороны был подвергнут проверке комиссией, в которую входили А.А. Жданов, Г.М. Маленков и Н.А. Вознесенский. Составленный по результатам проверки акт содержал резкие оценки состояния дел в военном ведомстве[577]. Хотя отставка Ворошилова была проведена достаточно аккуратно и внешне выглядела повышением — накануне Ворошилов был назначен заместителем председателя СНК и председателем Комитета обороны при СНК — в сталинском окружении зафиксировали факт значительного охлаждения вождя к своему давнему другу. «Сталин… в беседах критиковал военные ведомства, Наркомат обороны, а особенно Ворошилова. Он порою всё сосредотачивал на личности Ворошилова… Помню, как один раз Сталин во время нашего пребывания на его ближней даче в пылу гнева остро критиковал Ворошилова. Он очень разнервничался, встал, набросился на Ворошилова. Тот тоже вскипел, покраснел, поднялся и в ответ на критику Сталина бросил ему обвинение: «Ты виноват в этом, ты истребил военные кадры». Сталин тоже ответил. Тогда Ворошилов схватил тарелку… и ударил ею об стол. На моих глазах это был единственный такой случай», — вспоминал Хрущёв[578].

Сталинская «предвзятость» в конце 30-х годов распространялась и на других уцелевших от репрессий старых членов Политбюро. Все они потеряли в предвоенный период кого-либо из родственников или ближайших друзей и сотрудников (наиболее известен факт заключения в лагерь жены М.И. Калинина). Все находились под постоянной угрозой каких-либо политических обвинений. Как рассказывал двадцать лет спустя Микоян, вскоре после смерти Орджоникидзе Сталин угрожал Микояну: «История о том, как были расстреляны 26 бакинских комиссаров и только один из них — Микоян — остался в живых, темна и запутанна. И ты, Анастас, не заставляй нас распутывать эту историю»[579].

566

РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 163. Д. 1135. Л. 13.

567

Там же. Д. 1173. Л. 41.

568

Там же. Л. 17.

569

См.: Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 38–39.

570

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1216. Л. 194.

571



XVIII съезд Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). 10–21 марта 1939 г. Стенографический отчёт. М., 1939. С. 493.

572

Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 95–96.

573

Там же. С. 245.

574

Там же. С. 254.

575

Там же. С. 238.

576

Кузнецов Н.Г. Крутые повороты. Из записок адмирала // Военно-исторический журнал. 1993. № 7. С. 48.

577

Известия ЦК КПСС. 1990. № 1. С. 193–209.

578

Вопросы истории. 1990. № 7. С. 104.

579

Медведев Р.А. Они окружали Сталина. М., 1990. С. 183. Обстоятельства спасения Микояна, видимо, действительно были необычными. В известном 41-м томе Энциклопедического словаря Гранат, содержащем официальные биографии деятелей СССР и Октябрьской революции и изданном к десятилетию революции, в статье о Микояне говорилось: «В 1918 г. Микоян во время захвата города турками, освободив с группой товарищей арестованных большевиков (Шаумяна, Фиолетова, Джапаридзе и др.), вместе с ними был арестован английскими властями в Красноводске и только случайно не был расстрелян вместе с 26 коммунарами» (Деятели СССР и революционного движения России: Энциклопедический словарь Гранат. Репринтное издание. М., 1989. С. 543).