Страница 69 из 82
Обличение бюрократизма и разложения в определённой мере отражало наличие реальной проблемы ротации кадров, ограниченных возможностей для выдвижения более энергичных и компетентных работников в рамках номенклатурной системы. Многие старые «заслуженные» руководители никогда не обладали должными знаниями и деловой компетентностью, но брали административным напором и до определённой степени самоотверженностью. Однако со временем, развращённые властью, многие из них, не приобретая новых знаний и навыков, утрачивали даже свои административные, «революционные» качества. Всё больше они предпочитали спокойную, материально обеспеченную жизнь, окружали себя серыми и подобострастными помощниками, нередко самодурствовали и до предела злоупотребляли безграничной властью. Всё это ставило под угрозу основы системы, которая во многом держалась на административном «энтузиазме» руководящих кадров. Чистка как бы решала эту проблему — открывала путь более молодым и образованным работникам. Смещённые же руководители, как правило, уничтожались физически, ибо в них, обиженных, усматривали питательную почву для всякого рода оппозиций, особенно в условиях обострения обстановки (например, в случае войны).
Подобные мотивы массовых репрессий вполне прослеживаются и применительно к Политбюро. Соратники, даже ближайшие из них, интересовали Сталина главным образом как работники. Недрогнувшей рукой он убрал прежде всего тех деятелей, которые либо фактически отошли от дел в силу прогрессировавших болезней, либо оценивались Сталиным как недостаточно энергичные и бесперспективные работники.
Заслуженный Г.К. Орджоникидзе в 1937 г. был уже настолько плох физически, что Сталину не составило большого труда довести его до самоубийства. Конечно, он мог бы оставаться в высших эшелонах власти определённым символом, скажем, успехов индустриализации (подобно тому, как на правах символа рабочего класса и крестьянства оставался полуослепший уже перед войной М.И. Калинин), но имел для этого слишком вспыльчивый характер и временами перечил вождю. Косиор и Чубарь (как недостаточно жёсткие) вызывали недовольство Москвы во время голода 1932–1933 гг. на Украине. Сталин постоянно подкреплял их в этот период комиссарами из Москвы (Кагановичем, Молотовым), а затем вообще сменил большую часть верхушки украинского руководства. Чубарь к тому же болел и, по специальным решениям Политбюро, проводил много времени на лечении за границей. О многом свидетельствовало также назначение Косиора в начале 1938 г. на декоративную должность председателя Комитета советского контроля.
Много лет спустя Молотов утверждал также, что Чубаря Сталин подозревал в «правых» настроениях, потому что тот был связан личными отношениями с Рыковым. «Сталин не мог на Чубаря положиться, никто из нас не мог», — заключал Молотов[545]. Возможно, свою роль сыграло то обстоятельство, что расстрелянные члены Политбюро — Косиор, Чубарь, Постышев — были связаны совместной работой на Украине. Сталин всегда подозрительно относился к разного рода группам.
Совсем не нужен был Сталину даже вполне послушный Рудзутак. За несколько лет до своего ареста он фактически прекратил активную деятельность, часто болел и по представлению врачей постоянно получал по решению Политбюро длительные отпуска. В 1970-1980-е гг. Молотов рассказывал следующее об обстоятельствах ареста Рудзутака: «Он до определённого времени был неплохой товарищ… Неплохо вёл себя на каторге и этим, так сказать, поддерживал свой авторитет. Но к концу жизни — у меня такое впечатление сложилось, когда он был у меня уже замом, он немного уже занимался самоублаготворением. Настоящей борьбы, как революционер, уже не вёл. А в этот период это имело большое значение. Склонен был к отдыху. Особой такой активностью и углублением в работе не отличался… Он так в сторонке был, в сторонке. Со своими людьми, которые тоже любят отдыхать. И ничего не давал такого нового, что могло помогать партии. Понимали, был на каторге, хочет отдохнуть, не придирались к нему, ну, отдыхай, пожалуйста. Обывательщиной такой увлекался — посидеть, закусить с приятелями, побыть в компании — неплохой компаньон. Но всё это можно до поры до времени… Трудно сказать, на чём он погорел, но я думаю, на том, что вот компания у него была такая, где беспартийные концы были, бог знает какие. Чекисты, видимо, всё это наблюдали и докладывали…»[546]. Эти объяснения Молотова, кстати, в значительной мере перекликаются с некоторыми официальными оценками конца 30-х годов. В разгар репрессий, 3 февраля 1938 г., Политбюро утвердило, например, совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР, ограничивающее размеры дач ответственных работников «ввиду того, что… ряд арестованных заговорщиков (Рудзутак, Розенгольц, Антипов, Межлаук, Карахан, Ягода и др.) понастроили себе грандиозные дачи-дворцы в 15–20 и больше комнат, где они роскошествовали и тратили народные деньги, демонстрируя этим своё полное бытовое разложение и перерождение»[547].
В общем, из старых членов Политбюро неизменно сохраняли свои позиции, несмотря на многие притеснения, такие «трудоголики», как Каганович и Молотов, или такие символические фигуры, как Калинин. Уничтожив «ненужных» членов Политбюро, Сталин пополнил высшее руководство партии, так же, как и слой номенклатурных работников в целом, новыми людьми, которых считал полезными для дела и рассматривал в качестве потенциальных преемников (и соперников) старой гвардии на ключевых партийно-государственных постах.
Глава 6
1939 — 1941 годы: Реорганизация высших эшелонов власти
Вся совокупность известных фактов позволяет утверждать, что первостепенной целью репрессий против высших партийно-государственных функционеров было стремление Сталина упрочить своё положение диктатора, свести до минимума значение Политбюро как коллективного органа власти и политическое влияние отдельных членов Политбюро. В какой мере была достигнута эта цель? Каким был расклад сил в высших эшелонах власти и какой была её структура после завершения «большого террора»? В литературе существуют два прямо противоположных ответа на эти принципиальные вопросы. Наиболее распространена точка зрения, что террор завершил оформление сталинской диктаторской власти и окончательно похоронил все прежние традиции «коллективного руководства». Однако высказывалось и другое, «ревизионистское» мнение — об относительности власти Сталина к исходу «большого террора» и в определённом смысле об её ослаблении в результате массовых чисток[548]. Вопрос этот, несомненно, имеет принципиальное значение. От ответа на него зависит общая оценка итогов сталинской «революции сверху», понимание ситуации в высших эшелонах советского руководства накануне войны.
1. Старые и новые соратники Сталина
Одна из последних работ, в которой предпринята попытка дополнительного обоснования концепции относительного ослабления власти Сталина в конце 30-х годов, — сборник статей о сталинском терроре под редакцией А. Гетти и Р. Маннинг[549]. Редакторы книги, в частности, считают, что выводы «ревизионистов» подтверждаются новыми данными, приведёнными в статье российского историка Б. Старкова «Нарком Ежов», опубликованной в сборнике.
Действительно, специалисты обратили внимание на ряд положений этой статьи, и, прежде всего на сообщение о том, что, смещая в конце 1938 г. Н.И. Ежова, Сталин хотел назначить на пост наркома внутренних дел Г.М. Маленкова, но большинство членов Политбюро поддержали Л.П. Берия, который и стал новым наркомом. Иначе говоря, поскольку Сталин был неспособен назначить угодного ему руководителя ключевого в государственной системе наркомата, постольку говорить о терроре как акции, спланированной для укрепления единоличной власти вождя (центральный тезис всех прежних концепций), бессмысленно. Отмахнуться от такого аргумента трудно. Если сведения Старкова верны, многое в политической истории 30-х годов требует переоценки. Однако пока, кажется, нет оснований торопиться с этим.
545
Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 413–414.
546
Там же. С. 411–412.
547
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 995, Л. 17.
548
Rittersporn G.T. Stalinist Simplifications, chap. 4.
549
Stalinist Terror. New Perspectives.