Страница 14 из 82
Свидетельства Сырцова в данном случае имеют особое значение. Как кандидат в члены Политбюро, он многое знал о взаимоотношениях между членами Политбюро, несомненно, был осведомлён о таких нюансах этих взаимоотношений, которые могут быть доступны только непосредственному участнику событий. Неосведомлённость Сырцова по поводу некоторых акций (например, его мнение о том, что на пост председателя СНК вместо Рыкова готовится Ворошилов, хотя Сталин уже согласовал со своими ближайшими соратниками кандидатуру Молотова) свидетельствовала лишь о высокой степени конспирации во «фракции» Сталина. В то же время этот факт подтверждал наблюдения Сырцова о существовании такой «фракции». Вряд ли Сырцов случайно заговорил о «фракции» и «механических» членах Политбюро. Зная о сложной обстановке в Политбюро, он, скорее всего, надеялся на некоторую поддержку «механических» лидеров, права которых игнорировал Сталин.
Обвинение во «фракционности» было самым серьёзным из всех возможных обвинений, выдвинутых против Сталина. До тех пор, пока ситуация в стране находилась под контролем, никто не мог убедить высших партийных чиновников (прежде всего, членов ЦК), что избранная «генеральная линия» ошибочна и пагубна. Слишком далеко зашли коллективизация и «раскулачивание», а члены ЦК, поддержавшие Сталина против Бухарина, Рыкова и Томского, несли за это прямую ответственность. Другое дело, если тотчас после победы в многолетней борьбе с «левой» и «правой» оппозицией, Сталин, который всегда старался выглядеть «жертвой» интриг оппозиционеров, начал отсекать от руководства своих верных сторонников, т.е. готовить очередной раскол. Такие обвинения могли ввести в смущение даже самых верных сторонников вождя. Несомненно, Сталин понимал это. В своей речи на объединённом заседании Политбюро и Президиума ЦКК 4 ноября он сразу же заявил, что секретных заседаний на бывшей квартире Цеткин не было, что он там лишь готовился к докладу для XVI съезда партии («вдали от телефонных звонков») и беседовал с отдельными членами Политбюро. «За период моей работы в этой квартире у меня побывали там по одному разу и в разное время Молотов, Калинин, Серго, Рудзутак, Микоян. Ни Каганович, ни Яковлев, ни Постышев, вопреки сообщению т. Сырцова, не бывали в этой квартире, никаких собраний не было и не могло быть на этой квартире. Встречались ли мы, иногда, некоторые члены Политбюро? Да, встречались. Встречались, главным образом, в помещении ЦК. А что в этом плохого?»[97].
Есть, однако, все основания полагать, что Сталин лгал. Практика организации «фракционных» заседаний Политбюро, на которых обсуждались и предрешались все основные вопросы, выносимые затем на официальные заседания, сложилась ещё в 20-е годы. Известно, что в период борьбы Сталина, Зиновьева и Каменева с Троцким, действовала так называемая «семёрка» — «фракционное» Политбюро, в состав которого входили все члены Политбюро, кроме Троцкого. После разрыва Сталина с Зиновьевым и Каменевым, во время борьбы с «объединённой» оппозицией в 1926–1927 гг., Сталин и его сторонники в Политбюро также предварительно согласовывали решения по ключевым вопросам, выступая на официальных заседаниях Политбюро единым фронтом. Об этом свидетельствуют, например, письма Сталина Молотову, многие из которых фактически были адресованы всей сталинско-бухаринской группе в Политбюро[98]. Пока неизвестно, как конкретно сталинское большинство в Политбюро согласовывало свои акции против группы Бухарина, Рыкова, Томского в 1928–1929 гг. Однако о том, что такое согласование было регулярным, свидетельствует весь ход борьбы Сталина с «правыми». Таким образом, в 1930 г. Сталин использовал старые, надёжные методы политической борьбы. Основания для этого у него были — в Политбюро оставался Рыков. Новым было лишь то, что по каким-то причинам Сталин на этот раз решил отстранить от решения принципиальных вопросов не только политического оппонента — Рыкова, но и ряд собственных соратников. Возможно потому, что считал их недостаточно «твёрдыми», опасался их колебаний в решительный момент, либо просто полагал, что они не способны принести пользу в таком «деликатном» деле. Напомню, что Сырцов называл среди «механических» членов Политбюро Калинина, а Сталин в это же время обвинял Калинина в связях с «вредителями».
В любом случае, Сталин совершенно не был заинтересован в распространении каких-либо слухов о «подпольном» Политбюро, равно как и иных обвинений, выдвинутых против него Сырцовым. Это, видимо, была одна из основных причин, по которой столь громкое дело даже не рассматривалось на пленуме ЦК. Уже на совместном заседании Политбюро и Президиума ЦКК 4 ноября Сталин заявил, что история с блоком Сырцова — Ломинадзе несерьёзна[99]. А 20 ноября 1930 г. Политбюро по предложению Сталина приняло решение: ««Об измышлениях Форвертса»: а) Не давать никаких опровержений в нашей печати, б) Поручить ТАССу указать через иностранную печать, что сообщение Форвертса о «военном заговоре» и аресте т. Сырцова, Ломинадзе и других представляют сплошной и злостный вымысел»[100].
Мотивы подобных решений понятны. Сталину было невыгодно распространение информации об оппозицинности его недавних верных сторонников. Объективно это ослабляло позиции Сталина, сеяло дополнительные сомнения по поводу прочности режима. В связи с этим в деле Сырцова — Ломинадзе чувствовалось стремление Сталина соблюсти оптимальную меру в подавлении инакомыслия в руководстве партии. Проявляя достаточную жёсткость, Сталин избегал обычной позже жестокости, подчёркивая тем самым уверенность в прочности своего положения и несерьёзность намерений оппозиционеров[101]. Судя по известным фактам, Сталину приходилось также считаться с позицией отдельных членов Политбюро, по крайней мере, Орджоникидзе. Орджоникидзе прямо говорил о своих дружественных отношениях с Сырцовым и Ломинадзе в своей речи 4 ноября. Несмотря на то, что публично Орджоникидзе требовал строго наказать «фракционеров», вполне возможно, что наедине со Сталиным он говорил по-другому. Позже, в 1936–1937 гг., когда противоречия между Сталиным и Орджоникидзе обострились до предела, Сталин открыто обвинял Орджоникидзе в попустительстве антипартийной деятельности Ломинадзе (подробнее об этом см. стр. 170–171).
На объединённом заседании Политбюро и Президиума ЦКК 4 ноября 1930 г. всячески подчёркивалась идейная связь «платформы» Сырцова с «взглядами правого уклона», а также сочувствие Рыкова оппозиционерам. Этому, в частности, посвятил значительную часть своей речи Сталин. Он заявил, что Рыков лишь на словах признаёт «генеральную линию» и повторил формулу из своего письма Молотову о необходимости «полной спайки между партийной и советской верхушкой». Обвинив Рыкова в том, что он защищает «вредителей» и «разложившихся коммунистов», Сталин заявил: «Председатель Совнаркома существует для того, чтобы он в ежедневной практической работе проводил в жизнь указания партии, в выработке которых он сам принимает участие. Делается это или нет? Нет, к сожалению, не делается. Вот в чём дело и вот откуда наше недовольство. И это, конечно, долго продолжаться не может»[102].
Так было положено начало открытой подготовке смещения Рыкова. 5 ноября по докладу Сталина Политбюро утвердило повестку дня предстоящего пленума: рассмотрение контрольных цифр на 1931 г., отчёт Наркомснаба о снабжении мясом и овощами, доклад Центросоюза о работе потребкооперации. 20 ноября Политбюро вновь перенесло начало пленума — на 15 декабря. 30 ноября повестка дня была пополнена вопросом о перевыборах Советов[103].
Пока готовился пленум, Рыков фактически всё больше отстранялся от власти явочным путём. 29 ноября 1930 г., например, комиссия Политбюро под председательством Ворошилова рассматривала вопросы о мобилизационном развёртывании Красной Армии в 1931 г., о плане заказов Наркомвоенмора на 1931 г. Из членов Политбюро на заседании присутствовали Сталин, Орджоникидзе, Куйбышев, Молотов, Рудзутак. Председатель СНК Рыков, без которого подобные вопросы не должны были решаться и не решались ранее, отсутствовал[104].
97
Там же. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1002. Л. 173–174. Впервые на этот момент в выступлении Сталина обратил внимание С.А. Кислицын (Кентавр. 1993. № 1. С. 118).
98
Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 70–72, 88–91 и др.
99
Кислицын С.А. «Право-«левацкий» блок Сырцова-Ломинадзе». С. 119.
100
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 57.
101
Так, в завершение объединённого заседания Политбюро и Президиума ЦКК 4 ноября Сталин неожиданно предложил смягчить принятое решение: не выводить Сырцова и Ломинадзе из ЦК, а только перевести их в кандидаты в члены ЦК. Хорошо понимавшие игру Сталина, члены Политбюро «твёрдо» отклонили это предложение (Там же. Оп. 163. Д. 1002. Л. 218).
102
Там же. Л. 191–195.
103
Там же. Он. 2. Д. 735. Л. 12–13.
104
Там же. Оп. 162. Д. 9. Л. 88–92.