Тень Лучезарного

…Зелус отбыл в Ардуус вместе с Болусом. Наследник Пуруса за неделю пребывания в Бэдгалдингире опух от пьянства, но глаза его блестели. Или Аша неожиданно оказала благосклонность капризному красавчику, или обещала ее в скором времени. Во всяком случае, хрупкий росток королевского дома Ренисус даже прильнул на мгновение к суженому при расставании. Зато уж Зелус был напряжен и бледен. И для того имелись причины: не только Болус не оказывал племяннику короля Тигнума ни малейшего уважения, но даже его стражники, которые показались Церритусу выходцами с востока, посматривали на внезапного попутчика их подопечного если не с презрением, то уж с явным пренебрежением. Церритус провожал взглядом эскорт Болуса и думал, что за удачей, пошедшей в ноги, наклониться можно. Главное, чтобы тебя не затоптали те, кто наклоняться за удачей не пожелал.

Бенефециум вернулся скоро, едва первый месяц зимы перевалил за середину. Церритус столкнулся с ним у основания башни. Заметил старика в толпе. Принцу всегда казалось странным, что башня угодника вырастала из трактира, хотя и трактир, и постоялый двор, и конюшня были пристроены к ней явно уже в последние годы. Но теперь, когда среди обычных завсегдатаев питейного заведения мелькнули из-под серого капюшона глаза угодника, Церритус понял, что мудрость угодника не пустой звук. Каждый ищет то, что ему нужно. Бенефециум явно не стремился к величию, и постоянная многолюдность у его убежища позволяла ему оставаться незамеченным тогда, когда замеченным он быть не хотел.

– Не пей больше, – прошептала служанка, которую Церритус через неделю после случайной встречи с Бенефециумом зажал в одном из коридоров замка.

– Кто ты такая, чтобы говорить со мной? – рассвирепел принц, но приложить рабыню о стену не успел.

– Мать твоя приказала, – сдавленно прохрипела она, а когда Церритус разжал хватку на тонком горле, закашлялась. – Мать твоя приказала попадаться тебе на глаза, чтобы ты не бросался на прочих слуг, и терпеть все, что ты будешь делать со мной, – рабыня опустила глаза, склонила голову. – Спасибо тебе, что ты не убил меня и не покалечил. Отец твой отправил брата своего Ванитаса в Алку, тревожно там, так вот мать просила передать тебе, чтобы ты был готов. Сегодня ночью ты уходишь в Ардуус. Не пей больше, угодник не переносит пьяных.

– Что мне Бенефециум? – снова схватил за горло рабыню Церритус. – И почему мать не сказала мне об этом сама?

– Она и Мемория у Бенефециума, – выкатила слезы на щеки рабыня. – Говорят с ним. Выход ночью, потому что через день обряд сочетания Болуса и Аши. Пойдут два десятка стражников, Бенефециум, Ваше Высочество, Аша и ученики угодника – Морбус и Кларус. Лошадей уже готовят! Ваше Высочество будет другом жениха!

– Без меня решили, – прошипел Церритус, отшвырнул в сторону девчонку и едва не сломал дверь в собственные покои, ударив по ней ногой.

Больше, чем Зелуса или того же Бенефециума, больше, чем Ашу и всякого, кто мог попасться под хмельную руку, Церритус ненавидел старшего ученика или служку Бенефециума – Мордуса. Если его младший напарник Кларус был едва приметен, то Мордус походил на чирей, вскакивал ни с того ни с сего на самом видном месте и красовался, исторгая гной. Давно бы его следовало окоротить на пару ладоней или хотя бы отдубасить в темном переулке, не из-за какой-то причины, а из-за наглого взгляда, но и тут вмешалась матушка. Остерегла и самому прикладываться, и посылать кого.

– С чего ты взяла, что я собираюсь его поучить почтительности? – обозлился Церритус. – И почему я должен себя останавливать? Кто он такой, чтобы вместо поклона ограничиваться кивком?

– А ты присмотрись к нему получше, – посоветовала мать. – К нему, потом к Аше, потом опять к нему. Они ж похожи, как бывают похожи большой и малый кувшины, снятые с одного гончарного круга.

– Что ты хочешь сказать? – не понял Церритус. – О каком круге ты говоришь? О моей тетушке Мемории? Так вроде бы Мордус на год младше Аши? Как это она умудрилась родить ребенка после Аши, чтобы никто не заметил? Вон, даже мой отец удочерил ее! Чего же он Мордуса не усыновил?

– Сынок, – поскучнела почему-то мать. – Парню не нужно столько защиты, сколько требуется девушке. Но главное не в этом. Гончарный круг не сам горшки с себя сбрасывает, их горшечник снимает.

– Так кто же горшечник? – нахмурился Церритус. – Даже если работает он с разными гончарными кругами? Не хочешь ли ты сказать, что Аша и Мордус родня мне?

– Дурак, – плюнула тогда мать, – присмотрись к лицам Аши и Мордуса, да вспомни лицо Бенефециума. И подумай, что если отец твой удочерил Ашу, то что он сделает с тобой за Мордуса.

– Так что отцу с того же Бенефециума? – застыл тогда пораженный Церритус. – Чем он так ценен для Бэдгалдингира?

– Он угодник, – прошептала мать. – Настоящий угодник. Вроде тех, что пылали факелами на поле у Бараггала полторы тысячи лет назад. Сорок лет мы вместе с твоим отцом. Так вот, когда он взял меня в жены и привез сюда из Этуту, Бенефециум уже тогда был таким, как теперь. Попомни мои слова, если Анкида не сгорит в пламени, ты станешь древним стариком, а Бенефециум каким был, таким и останется.

…Замолчал Церритус. Проглотил тогда и ненависть, и злобу. И теперь, выбив дверь в свои палаты, точно так же стал глотать и ненависть, и злобу, поэтому, когда в дверной проем заглянул мальчишка Кларус и с поклоном сообщил, что отряд ожидает принца, Церритус был бодр и весел, и оставался бодр и весел до самого Ардууса. А потом его охватила тошнота.

Принц не узнал Ардуус. Не узнал в мрачных, засыпанных пеплом и наполненных ужасом улицах некогда веселую атерскую столицу. Над городом стоял запах паленой человечины и пролитой крови. Лед на главной площади был липким и красным. Казнями заправляла инквизиция, но подручным при инквизиторах оказался как раз Зелус, да еще один из отпрысков королевского дома Хонора – Алкус – крутился вокруг него. Страх сжал сердце Церритуса. Страх и стыд. Многое он мог предполагать, но такой судьбы, какая выпала двоюродному брату, желать не мог. Зелус, явно обезумевший, встретил появление приятеля радостным визгом, вытер окровавленные руки о зеленый балахон и бросился обнимать Церритуса, а когда был отстранен, стал взахлеб рассказывать об оказанной ему чести королем Пурусом, об изобретенных им, Зелусом, пытках, о том, что сжигание отступников лучше всего очищает их дух и что скоро Пурус будет коронован в императоры, и тогда Зелус поднимется, непременно поднимется и уж точно не забудет о своем друге Церритусе.

– Но главное в другом! – радостно шептал Зелус. – Игнис пойман. Хочешь посмотреть на его страдания? Его оставили на сладкое, будут убивать на коронации! Эх, жаль, двоюродная сестричка его пока не поймана, Процелла, но Пурус обещал мне ее отдать, обещал!

Церритус с трудом избавился от надоедливого родственника и отправился в ближайший трактир, где попытался упиться до потери памяти. Однако сделать это ему не удалось. Тиморский квач обжигал горло, но хмеля в голову не добавлял. Ардуус перестал быть городом, в котором можно было захмелеть от вина. Там, в трактире, его и нашла Аша. Нашла на третий день, потому как в отведенные ему в старом замке покои Церритус так и не явился. Аша вгляделась в лицо принца, не смущаясь потрогала щетину на его подбородке, потом усмехнулась:

– Не самый плохой способ встретить конец Ардууса.

– Есть способ хуже? – прохрипел Церритус. – Выходит, я прогадал? И почему Ардуус должен закончиться?

– Все когда-то заканчивается, – хихикнула мерзкая Аша. – Когда ты видишь дряхлого старика, ты же не удивляешься мысли, что он скоро умрет? С городами так же. Этот Ардуус вот-вот испустит дух.

– Что-то я не заметил дряхлости в его лице, – скривился Церритус.

– Дряхлость в сердце страшнее дряхлости в лице, – проговорила Аша. – Но не волнуйся, закончится старый Ардуус, начнется новый.

– Когда церемония твоего сочетания с… – сплюнул Церритус.

– Обряд произведен без тебя, – пожала она плечами. – Болус, правда, был пьян, да и теперь пьян, так что ничего не помнит. Но все закреплено в свитках и кодексах. За тебя отстоял службу Кларус.