Страница 9 из 54
Только Дарима, совсем седая, но еще крепкая, широкая в плечах старуха, не во всем разделяла мнение большинства.
Она любила смелых людей и готова была прощать им многое.
Когда ругали Матвея и Чимита, она молча поджимала губы.
Но когда женщины стали говорить, что ребята должны помогать взрослым, что им надо найти настоящую работу, она утвердительно качнула головой.
Наталья Цыреновна закрыла собрание. Все стали расходиться.
Бабушка Дарима дождалась Наталью Цыреновну, взяла ее под руку и отвела в сторону.
— Что это ты ребят журишь? Какие смельчаки растут! И сколько ни жури, но переживший шторм захочет пережить бурю. А выстоявшие в бурю не устрашатся урагана. Разве мы не такие росли?
Сбор друзей
Шторм утихал. Гулко билось о берег море, но еще весь день на берегу стонали, гнулись деревья.
Лишь семь старых кедров, посаженных когда-то против семи домов первых поселенцев, стояли тверже других.
Почти все теперешние жители деревни с детства помнят их такими же могучими, с широкими кронами. Только самая старая в колхозе бабушка Дарима помнит их молодыми.
Чимит видит в окно, как старые кедры подбирают длинные тонкие ветви, как бы стараясь сделать меньше, но плотнее свою куполообразную крону. В стороне сердито отбивается ветвями от ветра молодая лиственница. Затишье. К плетню провел через улицу табунок кур красный, с серебристой шеей петух. Втянув голову в плечи, вдоль улицы пробежала Валя Антонова.
Чимит плотнее приник к окну. Валя быстро скрылась, так и не взглянув на окно Чимита.
На улице появился Матвей. Он шел не торопясь, заложив руки в карманы, и так смотрел по сторонам, будто впервые попал в деревню.
Широким ровным шагом взрослого человека он подошел к старому кедру, сбил на затылок серенькую кепку и долго разглядывал ветви. Потом подошел к самому стволу и попробовал его обнять. Рук не хватило. Тогда Матвей приник к нему ухом.
Чимиту тоже вдруг захотелось побежать к Матвею и вместе с ним послушать, о чем шумит, на что жалуется или чему радуется кряжистый кедр.
Но Матвей уже отошел от дерева и направился к дому Чимита.
— Здравствуй! — сказал он, входя в избу. — Ты меня звал?
Чимит обрадовался другу, но вынужден был сознаться, что не звал.
— А меня бабушка Дарима послала. Иди, говорит, к Чимиту. Вам сейчас вместе надо быть.
— А скажи-ка, — Чимит лукаво посмотрел на друга, — что это тебе старый кедр на ухо шептал?
Матвей сделал серьезное лицо.
— Он сказал, что видел много штормов и все на одном месте стоит. А вы, говорит, от одного шторма раскисли.
— Ох и сочинитель ты, Мотька! — улыбнулся Чимит.
— Ну и пусть, сочинил маленько. Это же не вредно.
— Не вредно, а обидно. Ладно, не будем ссориться. Я тебя только за это немного помну! — И Чимит сгреб в охапку приятеля.
Худенький Матвей оказался очень вертким. Чимиту никак не удавалось побороть его.
— Ого, ты, брат, крепкий. Я совсем не думал, что меня упаришь, — сказал он, запыхавшись.
— Отец говорил: неважно, что человек худенький, важно, чтоб он был жилистый.
— А Бадма только с виду крепкий. А сила не та. Я его сразу укладываю, — похвастался Чимит.
В сенцах послышались чьи-то шаги. Через минуту в дверь колобком вкатился и сам Бадма.
— Ух и ветрище, чуть с ног не свалил, — сказал он, утирая слезившиеся глаза.
— И тебя бабушка Дарима прислала? — спросил Чимит.
— Да. Ты же просил ее.
— Нет, не просил.
— Тогда откуда ты знаешь?
— Да такой я угадчик.
Но тут же, не выдержав серьезного тона, смеясь, рассказал, что Матвея тоже прислала бабушка Дарима.
Сама старушка в это время шла мимо дома. Под окнами замедлила шаги. Прислушалась. В избе весело звучали ребячьи голоса. Она взошла на крыльцо, по-хозяйски открыла дверь.
Увидев ее, ребята смутились, притихли.
— Вот и собрались вместе, — сказала она тихо, задумчиво, будто давно сидела в этой комнате и вела с ребятами долгую интересную беседу.
— Вместе бурю перемудрили, вместе перед народом ответ держали. Вам теперь всегда вместе надо быть. «У моря жить — вместе быть».
Бабушка Дарима глянула на Бадму и продолжала:
— Море нас кормит, поит. И богато оно, и красиво. Только любить его мало. Надо, чтоб оно вас любило. А оно у нас любит не каждого. Только сильных и смелых признает наше море. Хуже всего на море трусу.
Внимательно посмотрела на ребят, как бы проверяя: готовы ли они стать сильными и смелыми. Ребята совсем притихли.
— Вчера вы не только озорство, но и смелость свою проявили. Шторм не легкий был, а вы не упали духом. Полюбит вас море.
Она попросила рассказать ей все, что с ними было, начиная с выхода в море и до возвращения на берег.
Рассказывал Чимит. Говорил он скупо, без подробностей. Боялся, что его обвинят в хвастовстве.
Старая Дарима слушала, опершись на локти.
Чимит закончил рассказ. Бабушка встала, отошла к окну, кинула взор на высокую гору за речкой. Гора наполовину поросла густыми соснами. Выше белел обдуваемый холодными ветрами камень.
Торопливо повернулась к окну и молча поманила ребят рукой.
— Смотрите-ка!
Мальчики сгрудились у окна. Им казалось, что на высоте границы леса и камня кто-то медленно машет белым платком.
— Птица летит, — вглядевшись, сказал Чимит.
— Птица, правильно. А какая?
— Чайка, наверно, — сказал Матвей.
Бабушка Дарима отрицательно покачала головой.
— Нет, чайка мельче.
— Может, журавль, — вслух подумал Бадма.
Бабушка Дарима пристально поглядела на притихших ребят.
— Лебедок это, ребята. На гнездовье потянул. Чимит стал внимательно следить за белой птицей.
Он не раз слышал, что вверх по реке есть озеро, где живут лебеди, а вот сразу не мог догадаться.
Лебедь скрылся из глаз, а ребята с бабушкой Даримой все не отходили от окна.
— Раньше лебедей на Байкале совсем не было. Только пролетали весной над нашим краем, — сказала Дарима.
— Почему же они теперь живут? — спросил Матвей.
— По-разному люди рассказывают об этом. Говорят, что где-то далеко на Севере вывела пара лебедей маленьких лебедят. Росли лебеди тихими и послушными, никогда не перечили матери, во всем ее слушались.
Только один непоседливый, не в меру любопытный был. Все ему надо увидеть, все самому узнать. То от гнезда далеко, к самым лисьим норам, уйдет, то к чужим птицам прибьется, и те его поклюют. Измучились с ним родители, наставляя на путь истинный.
Родительская наука пошла ему впрок. Вырос он смелым и сильным лебедем.
Улетели осенью птицы на юг. Весело было молодому лебедю над новыми местами лететь. То горы каменные под ним, то реки долгие, то озера синие. Летит себе, чуть слышно песню поет, дорогу, как старый лебедь учил, запоминает.
Провели лебеди зиму в теплых странах. Пошла весна по земле, и лебеди вслед за ней двинулись. Родина, как мать, всех зовет.
Летят птицы, радуются знакомым местам, что внизу раскинулись.
Только один молодой лебедь не вниз, а вверх посматривает. Давно понравился ему месяц ясный.
Летел тот лебедь последним в стае. В конце стаи всегда молодых и сильных ставят, чтобы не давали отставать слабым.
И так его всю дорогу манил ясный месяц, что захотелось ему подняться и поглядеть, что на месяце делается.
«Отлучусь ненадолго, а потом нагоню стаю», — решил он и, взмахнув крыльями, подался вверх.
Но легко задумать — трудно сделать. Уже высоко взлетел отважный лебедь, а ясный месяц не стал ближе.
Еще поднялся лебедь. Холодно вверху стало, дышать трудно. Чувствует — слабеют крылья, шум в голове. И понял молодой лебедок, что зазнался он, не по силам дело затеял.
Поднимался еще на зорьке, а сейчас уже солнце взошло. Глянул вниз, а вся земля, как небо, синим дымком подернута, совсем не видно, куда лететь надо.
Затосковал лебедь, крикнул что было силы. Но никто ему не отозвался.