Страница 2 из 54
— Значит, никто не хочет? Глядите, храбрые телята!
Разбежался, прыгнул в воду.
На том месте, где скрылся Бадма, оседали брызги, толклись маленькие короткие волны.
— Ой, что такое? Разве можно так долго? — заволновался Матвей.
Чимит тоже встревожился и ближе опустился к воде.
Бадма появился внезапно. Лица у ребят повеселели.
Но ему было не до веселья. Он почувствовал, как обжигающе холодна байкальская вода, и сердито затряс черной стриженой головой.
Словно стылыми обручами кто-то сжимал тело. Хотелось крикнуть, но Бадма пересилил себя и молча продолжал грести в море.
Однако каждый новый взмах руками давался ему все тяжелее. Пловец, поняв, что дальнейшее упрямство до добра не доведет, круто развернулся и быстро поплыл к берегу.
Выскочив из воды, синий от холода, задыхаясь, Бадма подбежал к лежащему недалеко большому прогретому солнцем камню и лег на него мокрой грудью.
Сильные руки Чимита отодрали его от камня.
— Вставай, побежим по берегу! — приказал он и с силой потянул Бадму за собой.
Не бросая руки приятеля, Чимит пробежал с ним метров сто и повернул обратно.
— Вот теперь садись грейся!
— Упрямый ты! — упрекнул Бадму Матвей. — Лед еще недавно разошелся, а он в море лезет.
— В «Пионерской правде» пишут, что ребята в других местах еще до экзаменов купаться начали. А тут экзамены прошли, а в воду не сунешься! Ну и край у нас, — сказал Бадма.
— Не везде сразу весна приходит, — возразил Чимит, обращаясь к Бадме. — А чем тебе наш край не нравится? Тут и тайга, и горы, и целое море. Да про наш Байкал столько песен сложено. В Москве по радио поют.
— Песнями сыт не будешь, — надевая рубашку, ответил Бадма. — Так бабушка Дарима говорила.
— А ты не прячься за бабушку. Она про Байкал так не скажет.
— Бабушка Дарима любит Байкал, — подтвердил Матвей. — Помнишь, сколько она про него сказок рассказывала?
Из-за мыса появился и медленно пошел в море тяжелый баркас. За ним побежали широкие усики легких волн. В баркасе, чуть покачиваясь, стоя, рыбаки сбрасывали невод.
Ребята оживились. Баркас описал широкую дугу и стал приближаться к берегу. Невод большой, тысяча метров. И дуга получилась тоже большая, пологая.
— Опять невод, опять рыба, — поморщился Бадма. — Надоело все.
— И что ты скрипишь? Что ты хнычешь? — спросил Матвей, смотря в недовольные глаза Бадмы.
Бадма низко сдвинул брови.
— Уйду в город, — сказал он глухо. — Хорошо там. Автомобилей ходит больше, чем лодок на Байкале. Заводы какие, железная дорога! Поступлю в ремесленное. Буду паровозы строить или машинистом стану.
Чувство Бадмы было непонятно Матвею, но оно вселяло тревогу в душу мальчика.
— Твердо уйти хочешь? — спросил он, надеясь, что Бадма сейчас махнет рукой и, смеясь, скажет, что пошутил.
Бадма молча утвердительно кивнул головой.
— Значит, ты уйдешь, я уйду, Чимит уйдет, Валя тоже. И все так. А потом что? Колхоз закрывать? Чтобы лесом все заросло?
— Я делу хочу учиться! — с запальчивостью сказал Бадма.
— А у нас делу не научиться? Да?
Чимнт сердито закусил нижнюю губу, глаза его широко открылись, густые брови поднялись дугой. Глядя исподлобья, он шагнул к Бадме.
— А чему? Чему мы тут научимся? Коров доить? Это девчоночье дело. Ну и учитесь, вам это самый раз. А мне техника нужна. Вот!
— Думаешь, технику только за морем найдешь? — с обидой спросил Чимит и по-взрослому показал рукой в тихую даль Байкала.
Бадма тоже окинул взглядом спокойный простор воды и вздохнул. Горячность друзей, с которой они выступили против его мыслей, смутила его.
— Конечно, там, а какая же тут техника?
— Два катера будет, электричество проведут. На ферме моторы пустят, — сказал Матвей.
— Это когда еще будет. Матвей шагнул к Бадме.
— А ты помоги или сам сделай. На готовенькое легко. Это все умеют.
— Ладно. Оставь его, Мотя. — Чимит обнял худенького Матвея. — Может, у него таланты такие. Пусть едет. Не бойся, не зарастет наш берег без него. Пойдем.
Обнявшись, они пошли по теплому песку туда, где рыбаки тянули широкий невод.
Слева набегали на берег мелкие волны и, поиграв песком, шурша, уходили обратно. Солнце спешило высушить мокрый песок, но не успевало. Приходила новая волна и заливала его. Над этой узкой полоской то уходящего под воду, то обнажавшегося берега струился тонкий парок.
Бадма остался один. Он долго стоял, удивленно глядя вслед ушедшим друзьям, озабоченно почесывая лоб.
— Ух вы, расфасонились! — сказал он громко, хотя его некому было слушать. — Все равно сами уедете. Кому в городе жить неохота!
Он не умел долго печалиться и, отмахнувшись от своих дум, вприпрыжку пустился догонять товарищей.
Рыбаки
На берегу собралось много народу. Улов был плохой. Свирепые штормы разбросали косяки рыбы, нарушили ее пути-дороги.
Кругом стояло много ребят. Они тоже по-взрослому озабоченно глядели в море, на широкую дугу невода.
Только Бадма не глядел на невод, не думал о рыбе. Хитро кося узкими глазами, он осторожно направился в сторону белокурой девочки, своей одноклассницы Вали Антоновой, сделал вид, что хочет пройти мимо, но, поравнявшись с ней, внезапно дернул ее за тугие русые косы.
Она не вскрикнула, а тут же круто повернулась и изо всех сил двумя руками толкнула Бадму в грудь.
Бадма тяжело, мешком хлопнулся на песок. Он не ожидал от Вали такой прыти и теперь, лежа на песке, запрокинув голову, смотрел на нее с изумлением.
Притворно покряхтывая, будто ушибся, поднялся, стряхнул с одежды песок и пошел в сторону. Но по дороге не утерпел, ловко ухватил двумя пальцами широкий вздернутый нос своей маленькой двоюродной сестры Дул мы.
Та испуганно вскрикнула и закрыла лицо руками. В тот же миг на Бадму ястребом налетела Валя, сбила его с ног. Он упал лицом вниз, а Валя жестоко молотила кулаком по его широкой спине.
— Вот тебе, вот! Будешь знать, жирный баран! Не давай рукам воли!
Взрослые сердито зашикали, словно шум, поднятый ребятами, мог распугать рыбу.
Запыхавшаяся Валя отпустила Бадму.
— Совсем плохой Бадма, — прижавшись к Вале, горько пожаловалась маленькая Дулма.
— Если обидит, скажи мне — вдвоем мы с ним всегда справимся.
Крупные капли пота дрожали на лбу и густых светлых бровях девочки.
Невод тянули лошадью. Медленно по кругу ходил буланый конь. На ворот со скрипом наматывался толстый пеньковый канат.
К берегу подтянули мотню невода.
— Пуда три, не больше, — разочарованно определил подошедший председатель колхоза Гомбо Цыдыпович.
Задумчиво подкрутил черные усы, погладил подстриженные бобриком короткие черные, с густой проседью волосы.
Не торопясь подошел еще ближе к трепещущей рыбе и долго смотрел на нее, точно хотел все пересчитать.
— Омулька-то почти и нет.
Наклонился, привычным жестом выхватил из кучи одну серебристую рыбу с зеленоватой спинкой.
— Видно, ушел кормиться в другие, дальние места. Придется и нам уходить, — сказал он со вздохом. — Не разведали нынче море как следует, понадеялись на старые данные.
Женщины собрали и унесли рыбу. Невод председатель приказал развесить для просушки.
— Значит, теперь, наверное, уедут, — сказал Матвей. — Раньше хоть помаленьку, да ловили, а сегодня окончательно рассердились.
— Какая радость по два пуда ловить! Вот в прошлом году по сотне вынимали.
Чимит умел говорить как-то степенно, по-взрослому деловито.
Матвей промолчал. Он не помнит, по скольку ловили в прошлом году. И по правде говоря, ему сейчас не очень-то верится, что за один раз можно поймать столько рыбы.
— Что, не веришь? — как бы поняв его мысли, спросил Чимит. — Что тут особенного, сто пудов! — И кивнул головой на жерди, где развесили невод. — Он же, смотри, какая махина. И рыба тогда валом шла.
— А на новом месте они тоже будут по сто пудов ловить?