Страница 8 из 60
В начале 80-х годов нормандцы, предводительствуемые Робертом Гвискаром, продолжали захваты в европейских провинциях империи, наводя страх на Константинополь. Новый византийский император Алексей I Комнин (1081 —1118), пустив в ход и силу оружия, и хитроумную византийскую дипломатию, устранил нормандскую опасность.
Но в это время тучи стали сгущаться на севере и на востоке. Против Византии восстали страдавшие от налогового гнета славянские поселенцы придунайской Болгарии. Они призвали на помощь кочевников-печенегов.
В 1088 г. печенеги нанесли Алексею Комнину тяжелое поражение при Силистре. Они разорили Адрианополь и Филиппополь, дошли до стен столицы. В это же время над Константинополем нависла непосредственная опасность и со стороны сельджуков. Эмир Чаха, обосновавшийся на западе Малой Азии (в Смирне) и на некоторых островах Эгейского моря, снарядил флот против Константинополя. Чаха завязал переговоры с печенегами. Был выработан общий план наступления печенегов и сельджуков на столицу империи.
В этот критический для Византии момент папство, как и полтора десятка лет назад, снова сделало попытку оказать на нее нажим. Послы Урбана II, отправленные в Константинополь в начале 1088 г., сделали Алексею I представление по поводу того, что в Византии якобы принуждали латинян (католиков) отправлять церковную службу по греко-православному обряду. Алексей Комнин ответил папе в примирительном тоне. Он даже согласился для видимости на уступки Риму. Был определен срок созыва в Константинополе церковного собора, на котором предполагалось урегулировать спорные догматические и обрядовые расхождения католической и православной церквей. Завязались переговоры об унии.
Правящие верхи Византии на словах изъявляли готовность к примирительному решению богословских распрей Рима и Константинополя по весьма простой причине. Империи угрожала серьезная опасность. Натиск тюрок (печенегов и сельджуков) буквально захлестнул Византию Оказавшись в кольце врагов, Алексей I искал союзников.
В 1090—1091 гг. византийский император обратился с посланиями к государям и князьям Запада: Византия просила военной помощи. Были направлены послы и к папе римскому, на которого Алексей Комнин возлагал определенные надежды. Ему нужно было пополнить армию империи. Запад и до этого поставлял немало наемников в греческие войска. Это были нормандцы, скандинавы, англосаксы и другие. Теперь Константинополь особенно нуждался в такого рода наемниках. Рим мог оказать Византии существенную помощь в привлечении заемных отрядов. Этим объясняется кажущаяся уступчивость греческого правительства папству в переговорах об унии. Но целиком полагаться на папу было невозможно: притязания курии на главенство давно были известны в Константинополе. Ведя переговоры с Римом и соблазняя западных феодалов надеждами на грабеж восточных стран, византийское правительство принимало и другие, более верные меры для прорыва сельджукско-печенежского окружения. Против печенегов были брошены новые союзники Византии — половцы.
В конце апреля 1091 г. с печенегами было покончено: флот эмира Чахи не успел прийти им на выручку. Вскоре удалось избавиться и от самого Чахи. Алексей I натравил на него нового никейского султана — Килидж-Арслана, который умертвил Чаху во время пира. Так, действуя то военной силой, то интригами и подкупом, Алексей I в конце концов избавился от страшной опасности, грозившей Константинополю. Византия сумела вернуть под свою власть ряд прибрежных пунктов в Мраморном море, острова Хиос, Самос, Лесбос. Сельджуки были потеснены. Теперь не для чего было заигрывать и с Римом. Переговоры об унии оказались безрезультатными. К досаде Урбана II Византия практически не пошла на уступки курии. Намечавшийся собор не состоялся, религиозные разногласия оставались неурегулированными.
Феодалы приходят в движение. Урбан II собирается предпринять решительные меры. Обращение Византии за помощью на Запад не прошло бесследно. Оскудевшее западное рыцарство и феодальные магнаты давно искали подходящего объекта для грабежа, устремляясь то в Испанию, то в Италию и Сицилию, то на Балканы и даже в Малую Азию. Восток, более развитый в экономическом отношении, чем Запад, казался им источником великих богатств и невиданной роскоши. С жадностью смотрели сеньоры на богатейшие восточные страны, откуда шли всевозможные ценные товары. Рассказы паломников, возвращавшихся из Иерусалима и Константинополя, рисовали воображению великолепные храмы и дворцы восточных городов, роскошь, в которой купались византийские и арабские богачи. О чудесах восточных стран складывались легенды, которые бродячие певцы-сказители разносили по рыцарским замкам. И вот теперь эта лакомая добыча уплывала в руки сельджуков!
Мысль об этом особенно тревожила нормандцев, утвердившихся на юге Италии и на островах Средиземного моря. Они уже десятки лет были непосредственно связаны с Византией — и в качестве пиратов-торговцев, и в качестве наемников-воинов. Кто мог лучше их оценить богатства Константинополя? К тому же иные нормандские вожди, из числа предводителей византийских наемных отрядов, зная о слабости империи, пробовали даже осесть в ее восточных областях самостоятельными князьками.
Участь Византии беспокоила и многих других князей и рыцарей на Западе, которые лишь ждали момента, чтобы кинуться на богатства греческой империи. Следует иметь в виду, что для западных сеньоров, мало знакомых с географией, весь Восток — это были земли византийского императора. Нельзя было допустить, чтобы они достались «нехристям» — сельджукам.
Папство, преследуя свои цели, постоянно имело в виду интересы господствующего класса: оно не упускало из своего поля зрения завоевательных тенденций, все более усиливавшихся среди рыцарства и феодальных верхов. В 70-х годах Рим уже пытался дать выход этим воинственным настроениям, направив против сельджуков, якобы для спасения Византии, элементы, опасные для крупных феодальных землевладельцев. Обстановка, сложившаяся к началу 90-х годов, оказалась как нельзя более подходящей для приведения в действие тех пружин, которые курия пробовала завести 20 лет назад.
Атмосфера на Западе становилась все более накаленной. Тяготы крестьянства за время «семи тощих лет» стали совершенно нестерпимыми. Возмущение низов росло. Рыцарская вольница разбойничала все разнузданнее. Неуверенность перед будущим сильнее и сильнее охватывала феодалов, церковных и светских. Все это толкало правящие круги феодального Запада к лихорадочным поискам выхода из положения.
Обращение Византии пришлось как раз кстати. Дорога на Восток была проложена пилигримами. Анархия, царившая в раздробившемся на уделы сельджукском государстве, рождала надежды на легкое овладение Востоком. В этих условиях Константинополь не заставил рыцарей долго просить себя.
Послания Алексея I к западным князьям распалили алчность рыцарства. Однако сами феодалы были слишком разрозненны, чтобы предпринять организованные действия. Требовалось активное вмешательство в события той силы, которая, как мы видели, являлась на Западе главным общеевропейским выразителем классовых интересов феодалов, т. е. католической церкви и папства. И это вмешательство тотчас последовало. Убедившись в бесплодности попыток добиться унии средствами дипломатии, Урбан II избрал путь Григория VII. Он оживил его планы вооруженного натиска на Византию под видом оказания ей помощи против «неверных», учел воинственные настроения феодальных владетелей на Западе и постарался извлечь из всего этого максимальную выгоду для католической церкви. Стечение обстоятельств предоставляло, казалось, удобный случай осуществить с помощью рыцарства давние экспансионистские замыслы папства, сделать важный шаг на пути создания мировой теократической монархии. Папство решило использовать создавшуюся обстановку для того, чтобы удовлетворить за чужой счет назревшие нужды феодалов Западной Европы и, разумеется, достичь своих собственных корыстных целей.
Урбан II взял на себя инициативу организации массового похода на Восток, мысль о котором уже распространилась в светских феодальных кругах на Западе. В 1095 г. он выступил с широкой программой объединения рыцарства Западной Европы для завоевания восточных стран под лозунгом «освобождения гроба господня».