Страница 2 из 7
Христианские Церкви настаивают на священности этой мерзости, а канон Нового Завета, прошедший цензуру и редактирование еще до Никейского собора (325 г. н.э.), от имени Христа провозглашает ее до скончания веков: “Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков. Не нарушить пришел Я, но исполнить. Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполниться все”- Матфей, 5:17, 18.
Исторически реально, что для Руси-России Библия и есть “визинтийское наследие”, которое, не вдаваясь в анализ его существа, упомянул в своем телевизионном выступлении Гейдар Джемаль. При этом следует иметь ввиду, что иерархии как православных, так и католической церквей никогда не учили свою паству тому, что расово-”элитарная” доктрина вседозволенности Второзакония-Исаии является самодурственной отсебятиной извратителей Истинных Откровений Божиих, а слова Христа о неизбывности Закона относятся не к многочисленным извращениям Правды Божией, а к Закону в его истинном первозданном виде, уже у т р а ч е н о м ко времени первого пришествия Иисуса в мир. Если бы они это сказали, то для них не существовало бы проблемы “исламского фундаментализма”, поскольку в Коране многократно сообщается о факте предумышленного извращения Истинных Откровений, прежде данных через Моисея, пророков Израиля и Иисуса. Это означает, что сотрудничество Христианства и Ислама в деле глобального благого мироустройства возможно только после того, как сторонники обоих вероисповеданий придут к единому пониманию истории возникновения свойственных им вероучений и увидят в них единый, общий им всем религиозный смысл, о котором Гейдар Джемаль сказал только то, что это “единобожие”. Но это слово филологическая абстракция до тех пор, пока человек не осмыслит его свойственным его миропониманию конкретным образом.
Исторически реально, что и византийская и русская православные церкви соглашательски, по существу востороженно-холуйски, уживались как с рабовладением в его явном юридически узаконенном виде (византийское рабовладение и российское крепостное право), так и с глобальной системой рабовладенияпо умолчанию на основе юридически узаконенной кланово-расовой тирании ростовщичества в соответствии с якобы священной библейской доктриной Второзакония-Исаии, на которой стоит современный атлантизм и его Западная цивилизация.
Отрицать сказанное, кроме всего прочего, означает отрицать и Учение о жизни людей на Земле, данное Свыше через Иисуса Христа: «Вы знаете, что князья народов господствуют над ними и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так; а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; а кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления (или спасения?) многих» - Матфей, 20:25-28.
Из этих слов ясна неуместность в истинно Христианском обществе титулований, в которых выражается анти-Христианство: ваше величество (к коронованным особам), ваше святейшество (к первоиерархам церквей), превосходительства, степенства и господа (к “прыщам” помельче) и парные им оскорбления низших в иерархии людей: “покорный слуга”, “холоп”, “раб”.
Кроме того, анти-Христианство исторически реальных церквей выражается и в том, что в христианской Библии отсутствует текст под названием «Святое благовествование от Иисуса Христа». Исторически реально, что Богом Благая весть была дана для передачи людям Иисусу, которого Он сделал Христом, но не Матфею, не Марку, не Луке, не Иоанну. Исторически реально, что текст, озаглавленный «Евангелие Мира Иисуса Христа от ученика Иоанна», (иное название “Евангелие от ессеев”) отвергнут и забыт церквями, но он существует по сию пору и переиздан в ХХ веке, в том числе и по-русски, как мало кому известный апокриф (оригиналы хранятся в Ватикане - на арамейском; в библиотеке Габсбургов в Австрии - на старославянском, что предосудительно для православия). Отвергнут он потому, что из него явствует, что Иисус учил своих современников по плоти, не верноподданному подчинению царям земным, а непреклонному исполнению в земной жизни воли Царя Небесного и Земного - Господа Бога, Творца и Вседержителя.
Также анти-Христианство исторически реальных церквей выражается в том, что в их Символе веры (никейском), нет ни единого слова, из переданных евангелистами слов Христа: весь Символ веры - отсебятина “отцов церкви”, отвращающая паству от Откровения Свыше: “С сего времени Царствие Божие благовествуется и каждый усилием входит в него…” - Лука, 16:16.
Обладая перечисленными знаменательными свойствами, ни одно из вероучений исторически реальных христианских церквей не учит истинной религии и чистой вере Богу, той вере, которой согласно Корану придерживался Авраам, не будучи ни иудеем, ни христианином, а будучи единобожником, непреклонно преданным Богу Истинному. Вследствие этого, в качестве общественных идеологий все якобы христианские вероучения - разнообразные экспортные модификации ростовщического иудаизма, построенные таким образом, чтобы ввести в духовную неволю, кабалу к кланам ростовщиков-единоверцев всех и каждого, кто примет их в качестве истинного вероучения.
Все, высказанное здесь об исторически реальном христианстве вкратце, обстоятельно изложено в “Вопросах митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну и иерархии Русской Православной Церкви”, переданных Церкви в марте 1994 г. Митрополит Иоанн и иерархия отмолчались. Но смерть иерарха Иоанна - знаменательна по отношению к иерархии; и знаменательно подтверждает правоту сказанного здесь: иерарх церкви скончался, пытаясьблагословить, на презентации в отеле (место для заезжих чужестранцев) “Северная Корона” (символ монархии “третьего Рима”, наследующего Византии - Риму второму), устроенной банком “Санкт-Петербург” (одной из множества ростовщических контор, порожденных в современной России в соответствии с библейской концепцией расово-”элитарного” ростовщического паразитизма).
Все люди смертны, но в нашем понимании бытия, христианину по истине не подобает умирать, благословляя явления “элитарного” самопревозношения и ростовщического паразитизма. Это же касается гибели лидера российских христианских демократов В.Савицкого, погибшего в “Мерседесе” в автокатастрофе, “христианской демократии” которого неприемлемо было отказаться от ростовщического кредитования. Эти две смерти - современные нам знамения непричастности Христианства истинно Божьего к ростовщичеству и иерархичности личностных отношений, угнетающих людей в обществе.
В “Преступлении и наказании” Ф.М.Достоевский не разрешил вопроса о нравственно правом воздаянии за гешефтмахерство. Это не значит, что топор Раскольникова нравственно прав, но это значит, что общество может быть защищено от гешефтмахерства только нравственно правым произволом как в отношении корпорации гешефтмахеров в целом, так и в отношении каждого отдельного гешефтмахера. И не следует сводить роман Ф.М.Достоевского к судьбе процентщицы (с противоестественным для исторически реальных ростовщиков именем и отчеством) и затравленного ростовщической экономикой студента, поскольку преступление прежде совершает гешефтмахер, а только потом за него наказывается статистически чаще жертва гешефтмахера, пытающаяся вырваться из-под гнета гешефтмахерства; наказывается все общество, в котором безбедно пожирают жизни людей гешефтмахеры. “Инетеллигенции” в России следует уже давно переосмыслить свое отношение к этому роману.
Если бы Ф.М.Достоевский изменил сюжет “Преступления и наказания” только в одном: Раскольников создал бы организацию, члены которой прошлись бы с топорами по особнякам банкиров и в одну ночь выкосили бы все ростовщические кланы Европы и России, - то он мог бы спровоцировать течение реальной истории и по такому сценарию. И если бы хозяева ростовщической мафии уцелели бы в нем, то они постарались бы оклеветать Достоевского и предать забвению, вследствие чего весь интеллектуальный Запад в наши дни, скорее всего, был бы лишен возможности умиляться произведениям его литературного конструирования. Он был бы ненавистен и приговорен к забвению при таком сюжете “Преступления и наказания”, даже если бы на порядок превзошел себя в художественном описании последующего покаяния и погибели нераскаявшихся террористов.