Страница 41 из 48
Прикосновение к истории
Пожалуй, ни одно имя человека из столь далекой эпохи не овеяно такой народной любовью, не воспето в таких прекрасных песнях, не окружено такой многовековой славой, как имя Степана Разина.
Со времени возглавленного им движения минуло более трехсот лет. Конечно, с той поры и в мировой, и в отечественной истории произошло немало куда более крупных и значительных событий, чем вторая крестьянская война в России. Конечно, эхо того мощного взрыва народного гнева, который потряс страну во второй половине XVII в., уже отзвучало. Но мятежный образ Степана Разина и драматические подробности возглавленного им восстания и сегодня продолжают волновать воображение.
Различные поколения в зависимости от своего исторического сознания, эстетических вкусов по-разному воспринимали и воспринимают имя и дело Разина. И это естественно. Ведь у каждой эпохи свое бытие, свое отношение к истории, ее закономерностям и движущим силам, свои герои и антигерои. Чем глубже мы постигаем причудливый и таинственный мир прошлого, тем сложнее и объемнее он предстает перед нами. Отдельный факт, отдельный человек перестают видеться в некой застылости и находят свое место в логической цепи причинно-следственных связей. Если же брать такие яркие события, как разинское восстание, то здесь исторический пласт столь богат, что он — точка приложения сил не только историков, но и писателей, поэтов, живописцев, словом — служителей буквально всех муз.
Как всякое прикосновение к истории художественными средствами, отображение разинской темы в литературе и искусстве позволило (быть может, в ущерб документальности и точности) сохранить некоторую целительную условность, риторическую отвлеченность традиционных народных представлений и ценностей.
Характерно, что популярные песни о Разине нередко сопровождались соответствующими театрализованно-мимическими действами, одно из которых наблюдал в 1826 г., а затем описал А. С. Грибоедов, будучи свидетелем того, как молодежь с. Парголово — местечка на юге России, где он волей случая оказался, представляла поход С. Т. Разина по Волге. «…Вдруг, — пишет он, — послышались нам звучные плясовые напевы… Песни не умолкали. Затянули: „Вниз по матушке по Волге“. Молодые певцы присели на дерн и дружно грянули в ладоши, подражая мерным ударам весел. Двое же на ногах оставались: атаман и есаул.
Былые времена! — продолжает далее А. С. Грибоедов. — Как живо воскрешает вас в моей памяти эта народная игра: тот век необузданной вольности, в который несколько удальцов бросались в легкие струги, спускались по протоку Ахтубе по Бузан-реке, дерзали в открытое море, брали дань с прибрежных городов и селений, не щадили, ни красоты девичьей, ни седины старческой, а по словам Шардена, в роскошном Фируз-абате угрожали блестящему двору шаха Аббаса»[371].
Восходящая к стародавнему эпосу трактовка восстания в русской литературе; XIX в. не только дополняет, но порой корректирует сведения, извлекаемые из официальных источников. Не случайно главной питательной средой разнопланового и многожанрового творчества о Разине и разинцах были и остаются народные предания, песни, легенды, сказы. Их буйное многоцветье прихотливо преломилось в поэзии А. С. Пушкина. После Пушкина разинские мотивы нашли отражение в стихотворениях Алексея Васильевича Кольцова, чья поэзия всегда обильно питалась из источников близкого ему народного творчества. Записывая народные песни, пословицы и поговорки, меткие слова, поэт собрал, по-видимому, обширный фольклорный материал о Разине. Его знаменитое стихотворение-песня «Стенька Разин» отразило бытовавшие в фольклоре темы и мотивы, связанные с легендарным бунтарем. Влияние народного эпоса на Кольцова при работе его над этим произведением было преобладающим.
Имя Степана Разина обычно входит в нашу жизнь со знаменитой песней «Свадьба» («Из-за острова на стрежень»). Ее автор — самарский поэт, собиратель фольклора Дмитрий Николаевич Садовников, которого по праву называют певцом Волги. Сюжет стихотворения скорее всего был навеян сочинением Яна Стрейса «Три путешествия», где упоминается эпизод с персидской княжной. Слова этого написанного в 1883 г. стихотворения вскоре были положены на музыку, но кому принадлежит сочинение напева, который с незначительными изменениями дошел до наших дней, пока неизвестно.
На мотивы песни появилось много новых устных рассказов, преданий, фольклорное слово впитало в себя яркие, поразившие народное воображение песенные образы «Свадьбы».
На Волге, в понизовых селах, до сих пор можно встретить в некоторых семьях выцветшие и ветхие старинные ковры с изображением Степана Разина и персидской княжны — изделия местных художников-самоучек.
Тема трагической любви атамана к пленной княжне, воплощенная ли в песне или переданная декоративно-художественными средствами искусными умельцами-ковроделами, была принята народом близко к сердцу. И, как ни странно, приписанное Разину легендой принесение в жертву Волге-матушке персидской полонянки не отвращает от него народных симпатий. Почему? Неужели народ готов простить своему любимцу и чрезмерно крутой нрав, и необдуманную жестокость по отношению к беззащитной женщине? Вовсе нет. Прав астраханский писатель-краевед А. С. Марков, который пишет, что в фабуле положенного в основу песни предания людей прежде всего привлекает власть Разина над собой, способность атамана во имя единства казачьего братства поступиться своей любовью. Не зверем, не разбойником-душегубом предстает в песне Разин в сознании народа, а человеком горячим, мятущимся, трогательно привязанным к своей пленнице[372].
Помимо «Свадьбы» и «Утеса» А. А. Навроцкого (см. с. 67–68), была еще одна песня о Разине, ставшая народной. Это «Казнь Стеньки Разина» — стихотворение поэта-демократа Ивана Захаровича Сурикова, написанное им в 1877 г. Как и многие произведения Сурикова («Что шумишь, качаясь, тонкая рябина…», «Голова ли ты, головушка!..» и др.), сказание о Степане Разине со временем превратилось в песню.
Иным предстает Разин в романах «Великий раскол» (1881) и «За чьи грехи» (1891) известного и плодовитого писателя, мастера исторического повествования и ученого Даниила Лукича Мордовцева. Его Стенька не знает удержу своим страстям и с отчаянной ненасытностью грешника предается всем мирским наслаждениям, разгулу. Он жесток и беспощаден, властен и уверен в себе. Но в этом нетерпеливом, неуравновешенном, взрывчатом, склонном под влиянием вина и эмоций ко всяким крайностям человеке Мордовцев выделяет и другое: твердость, цельность, настойчивость, а самое главное — способность объединять людей, поддерживать в них огонь веры в нужность и праведность борьбы.
Как кровавый хаос и великое смятение, охватившее все общество снизу доверху, показывает разинское восстание другой писатель — Н. Казанцев. Его роман «Против течения» (1881) не лишен многих достоинств русской исторической прозы. Но автору в целом ряде случаев изменяет чувство меры, он то и дело сбивается на слащавую мелодраму, что характерно и для нескольких других повестей о повстанческой вольнице, опубликованных в конце XIX — начале XX в.
Для молодой Марины Цветаевой Степан Разин — это старозаветная Русь, стихия буйства, своеволия, безудержного разгула души. В 1917 г. Цветаевой был создан цикл «Стенька Разин». Это три стихотворения о «бешеном атамане», сгубившем прекрасную княжну-персиянку, а вместе с ней и свою жаркую душу. Позднее, в 1937 г., Цветаева напишет: «Стенька Разин! тот, о котором и которого поет с нашего голосу вся Европа, тот, которым мы, как водою и бедою, залили всю Европу, да и не только одну Европу, а и Африку, и Америку — ибо нет на земном шаре места, где бы его сейчас не пели или завтра бы не смогли запеть».
Большой интерес представляют раздумья Марины Цветаевой о том, почему в народе сложено столько песен о Разине и почему ими обделен Пугачев. Объясняет эта она исключительно личными моральными качествами обоих повстанческих предводителей. По ее мнению, в целом ряде ситуаций, при которых речь шла о нравственном выборе, Пугачев повел себя, мягко говоря, не лучшим образом, что, разумеется, не укрылось от народа и что не преминул заметить А. С. Пушкин. Вот строки из «Истории пугачевского бунта», которые в числе прочих цитирует Цветаева: «Молодая Харлова (дочь зверски казненного восставшими коменданта Татащевой крепости. — В. С.) имела несчастие привязать к себе Самозванца (Пугачева. — В. С.). Он держал ее в своем лагере под Оренбургом. Она одна имела право во всякое время входить в его кибитку, по ее просьбе прислал он в Озерную приказ похоронить тела им повешенных при взятии крепости. Она встревожила подозрения ревнивых злодеев, и Пугачев, уступив их требованию, предал им свою наложницу. Харлова и семилетний брат ее были расстреляны».
371
Грибоедов А. С. Полн. собр. соч. // Под ред. И. А. Шляпкина. СПб, 1889. Т. I. С. 107–109.
372
См: Марков А. По следам Разина // Волга. 1978. № 6. С. 159.