В грозовом небе

Нам теперь предстоит с воздуха помочь блокированному, находящемуся в тисках гитлеровских войск городу. От этого еще больше увеличивается чувство ответственности за выполнение предстоящих боевых заданий, за весь боевой груз, предназначенный для уничтожения врага, варварски обстреливавшего этот исторический город на Неве.

Аэродром, на котором мы сидим, уже знаком нашему экипажу по вынужденной посадке на него летом 1942 года. Аэродром примыкает непосредственно к Волге, на нем бетонированная взлетно-посадочная полоса, правда, очень поврежденная. Аэродромный городок разрушен фашистами при отступлении в декабре 1941 года, и нас размещают на квартирах в рабочем поселке.

Первая на новом месте боевая задача - разрушить укрепленные вражеские позиции в районе станции Мга. Для детальной ориентировки в районе цели у нас есть карты крупного масштаба. На них мы наносим расположение оборонительных полос и позиций неприятеля на этом участке. Тщательно изучаем обстановку, в которой вот-вот окажемся.

Полку приказано произвести бомбовый удар по второй и третьей вражеским траншеям, где расположены резервы рот и батальонов. Удар предполагается осуществить таким образом: за 3-5 минут до бомбометания цель будет освещена специально выделенными для этого самолетами. Точный [142] выход на нее произведем с помощью приводной радиостанции и светомаяков, которые будут размещены на нашем маршруте До цели.

Исходя из расположения немецких войск, блокировавших Ленинград, заход на цель предполагается сделать со стороны Ладожского озера. Это удобно тем, что для выхода на цель кроме средств земного обеспечения самолетовождения можно применить детальную ориентировку, использовав для этого береговую черту самого большого в Европе озера.

Теперь, после тщательной подготовки, мы спешим на помощь осажденному Ленинграду. Темная августовская ночь. Впереди сверкает молния, зловеще освещая мощные кучевые облака, которые идут с северо-востока. Обходим их с запада, правда, при этом выскакиваем на территорию, занятую неприятелем. Гроза - это тоже враг для авиации. И неправильное решение принимают сейчас те экипажи, которые обходят грозу с востока и, таким образом, оказываются в самой гуще грозовых облаков.

Подходя к Ладоге, настраиваемся на волну приводной радиостанции. Она работает четко, по ней берем заданный боевой курс. Но впереди, на нашей высоте, видны следы-полосы, оставленные барражирующими вражескими истребителями. Снижаемся, чтобы скрыться от них. Теперь видим, что в направлении нашей цели на земле, как мы и ожидали, выложена стрела - треугольник из фонарей. Следовательно, идем правильно. Вскоре впереди нас повисли светящиеся авиационные бомбы, сброшенные нашими осветителями. Бомбы медленно спускаются на парашютах, освещая землю. Теперь отчетливо вырисовывается вся гитлеровская оборона: траншеи, ходы сообщений, блиндажи. Видны даже сотни бегущих от страха в тыл своей обороны фашистских солдат. Тщательно прицеливаюсь, и весь смертоносный груз летит на вражеский укрепрайон. Бомбы накрывают большой участок траншей и ходов сообщения. Мы знаем, что результаты удара видны с наблюдательных пунктов наших наземных войск, готовых к окончательному прорыву блокады города Ленина.

На обратном пути все та же гроза преграждает нам путь. Но самолет пустой, легкий. Набираем высоту и, едва не попав в грозовое облако, обходим его сверху.

На другой день - повторный вылет. На этот раз дается новая цель - батареи дальнобойных орудий, обстреливающих Ленинград. Это так называемая беззаботинская группировка фашистской артиллерии. Организация удара та [143] же, но цель теперь найти труднее. Гитлеровцы тщательно замаскировали свои артиллерийские батареи. Но хорошее освещение и зоркий, наметанный глаз делают свое дело. Кроме фугасных соток летят с наших самолетов и двухсотпятидесятикилограммовые бомбы, от разрывов которых враги не сразу придут в себя, не сразу смогут вернуться к своим покалеченным орудиям.

С боевого вылета не вернулся экипаж Ивана Душкина из первой эскадрильи. Не везет ему. За один год такое третий раз - многовато. Через несколько дней в часть прибыл его стрелок-радист Колесниченко. Тот самый Колесниченко, который летом 1942 года, при катастрофе самолета летчика Слюнкина и штурмана Антипова, чудом остался жив, выскочив через дыру из перевернутого вверх колесами горящего самолета. И теперь он жив и здоров. Про такого говорят: «Родился в рубашке».

Вот как, по его словам, проходил этот полет.

Несмотря на сильную грозу, на непроглядно темную ночь, экипаж вышел на цель и сумел сбросить бомбы. Но тут нас внезапно атаковал вражеский истребитель. Вышел из строя левый мотор. Самолет Душкина искусным маневром ускользнул от второй атаки. Но домой все же пришлось возвращаться на одном моторе. Самолет снижается, а впереди сверкает та же злополучная гроза. Пытались ее обойти, но грозовое облако шло широким фронтом. Ничего другого не оставалось, как пробить облачность и идти - на одном моторе! - под облаками. Для этого (в темноте, во время грозового разряда) «нащупали» место, где облачности как будто не было. Туда и направили с помощью штурмана Сухарева самолет.

Но судьба не была милостивой. Ослепительная молния прошила самолет, и он начал падать. На мои запросы командир и штурман не отвечали. А летели уже низко, и медлить нельзя. Когда высота была тысяча метров, я выпрыгнул из полуразрушенного самолета через нижний люк. Парашют сразу же раскрылся, и я тут же ногами, всем телом стукнулся о землю. От боли долго не мог пошевелиться. Лежу в кустарнике. А дождь все льет. И эта проклятая молния! Ощупываю ноги - целы. Только сильно ушибся. Зная, что нахожусь на своей территории, чтобы дать знать о себе, делаю несколько выстрелов из пистолета. Но ответа нет. Под ближайшим деревом дожидаюсь утра, а чуть забрезжило, начал внимательно смотреть, не найдутся ли следы самолета или экипажа. Но вокруг было непроходимое болото. После двух или трех часов поиска [144] удалось найти тропу, которая к вечеру привела меня наконец к деревне.

В тех местах остались лежать летчик, боец-труженик Иван Ефимович Душкин и штурман Михаил Сухарев.

* * *

Любили Душкина в полку. Любили как летчика, как командира, как доброго товарища. Бывалый авиатор гражданского воздушного флота, он всегда всем был нужен, всегда был в окружении летчиков, штурманов - на стоянке самолетов, в общежитии. Ему, немало полетавшему по трассам страны, было что рассказать, особенно молодежи.

Его находчивости, выдумке оставалось только завидовать. Была у Ивана страсть - охота, о которой он не забывал даже в суровые военные годы, о которой помнил даже в самолете. Как-то при посадке - самолет уже кончал пробег - он заметил зайцев. В следующий раз увидел их опять на том же месте. И решил Иван взять в полет винтовку, позаимствовав у механика самолета.

Посадив самолет, Душкин не спешит тормозить - самолет катится к заветному месту. И заяц тут как тут, не заставил себя ждать: прыгнув, затаился в траве. Но сверху, из кабины, его хорошо видно. Не промахнулся Иван. Смотрит, чуть дальше сидит второй заяц - снова трофей. Вылезший из кабины стрелок только успевал подбирать добычу. Правда, третьего, маленького зайчишку, Иван пожалел - пусть растет до следующей осени.

Заруливают на стоянку - техник глазам своим не верит: «Зайцы?!» А Душкин шутит: «Это привет от фрицев».

Однажды самолет Душкина не возвратился на аэродром после боевого полета на Кенигсберг: отказали оба двигателя, и пришлось выпрыгнуть с парашютами. И снова - в строю, и снова - в бой.

Иван Душкин 146 раз поднимал в воздух самолет, чтобы нанести врагу очередной удар, мастерски выполнял боевые задания. И вот в августе 1943 года Ивана Душкина не стало. За мужество, проявленное в борьбе с гитлеровскими оккупантами, он посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.