В грозовом небе

- Отворот вправо! - командую Степану, кратко объясняя задуманный маневр.

Итак, идем мимо Орши. Курс - на запад. Прожекторы, ощерившись, ищут самолет, словно отпугивают нас.

Минут через пять стрелок докладывает, что прожекторы погасли.

- Ну что? Будем разворачиваться, Микола?

- Не сейчас. Минуты через две, чтобы они подумали, будто мы уходим совсем, - отвечаю Степану, засекая время.

Ровно через две минуты разворачиваемся на 180 градусов и идем на цель с запада. Уже вижу Оршу и железнодорожную станцию, а неприятель все еще молчит и не зажигает прожекторы. И только когда цель была на прицеле, прожекторы ожили, но поймать нас им удается лишь после того, как на цель посыпались наши стокилограммовые фугаски. Нас ослепило. В кабине стало светло, как в хорошо освещенной зеркальной комнате. Заговорили вражеские зенитки. То и дело с грохотом рвутся снаряды. Но самолету уже легче, бомболюки закрыты, и мы начинаем набирать высоту.

Но делаем это напрасно. Набирая высоту, мы теряли скорость и из-за этого долго, минут пять, пожалуй, никак не могли выйти из световой зоны, прожекторов и зенитной артиллерии. А в самолете и вокруг него - настоящая иллюминация: прожекторы, вспыхивающие и ухающие разрывы снарядов. Немецкие зенитки стараются сбить нас. Но прямо в самолет им попасть не удается. С большим трудом мы выходим из обширной полосы огня и света. Как удалось это сделать, и самим невдомек. Прожекторы теперь светят в хвост машины. Можно вздохнуть с облегчением [130] - самое страшное осталось позади. Тут же делаем вывод - в лучах прожекторов надо идти, не набирая высоту, а, наоборот, энергично снижаясь и увеличивая при этом скорость с одновременным маневром по курсу. Этот урок мы уже не забудем.

* * *

Зимой и весной 1943 года полк занят в основном объектами в глубине обороны гитлеровской армии. Железнодорожные узлы и аэродромы к западу от нас - наши главные цели.

Поскольку на этом направлении стоит Орел с его крупным железнодорожным узлом и аэродромом, эта цель как бы закрепляется за полком. Мы совершаем туда с десятой вылетов в месяц. Часто эта цель дается нам как запасная, когда на основную выйти почему-либо невозможно. Орловский аэродром тогда широко использовался неприятелем для его бомбардировщиков, бомбивших наши войска и города. Через Орловский железнодорожный узел снабжался всем необходимым восточный фронт врага, поэтому не случайно этот объект был прикрыт сотней прожекторов, большим количеством зенитных батарей. Однако многочисленные наши налеты на эту цель многому нас научили; мы уже хорошо знали ее ПВО и соответствующим образом реагировали.

Один из вылетов на Орловский железнодорожный узел запомнился особенно. На этот раз я, будучи штурманом эскадрильи, лечу с командиром звена. Иваном Гросулом. Он хотя и молодой по возрасту, но опытный, смелый летчик. Воевал Гросул с первого дня войны.

Учитывая большое количество прожекторов и зенитных батарей среднего и крупного калибра, прикрывавших этот объект, высоту мы должны набрать не менее 5000 метров. Однако сделать это нам не пришлось. Когда наш высотомер показывал уже 3000 метров, обнаружилось, что на одном моторе не включается вторая скорость нагнетателя воздуха. Из-за этого мы не могли набрать заданную высоту, и в районе цели она едва достигла 3500 метров. Делать нечего - на этой высоте летим на заданный объект. По небу рыскают прожекторы: ищут самолеты, которые идут на большой высоте. Ждем, что в первую очередь в полосу света попадет наш самолет, но этого не случилось. Километрах в десяти впереди и выше нас следуют два наших бомбардировщика, на которые и раздвоились все шнырявшие до этого в нашем направлении вражеские прожекторы. Мы летим ниже и поэтому оказываемся как бы в лощине, между [131] двух конусов, образованных большим количеством прожекторов, поймавших своими зловещими лучами эти самолеты. Впечатление такое, что мы движемся в глубоком и темном ущелье, впереди которого - наша цель, а справа и слева - огромные световые вершины.

Нам остается только воспользоваться благоприятной ситуацией и поскорее отыскать цель - железнодорожный узел, чтобы сбросить на него свой бомбовый груз. Но, как только бомбы посыпались, два пучка прожекторов сомкнулись уже на нашем самолете. В кабине стало ослепительно светло; нам показалось, что даже значительно светлее, чем это было над Оршей, где мы находились на полторы тысячи метров выше. Сразу же вокруг самолета начали рваться зенитные снаряды. Медлить нельзя. Успеваю сказать Гросулу: «Ваня, маневрируй!» Он как будто ждал этой команды: резко развернувшись влево, бросает самолет вниз. Но прожекторы буквально вцепились в нас и не отпускают. Вокруг - хоровод снарядов, но точно прицелиться по нам враг, видать, не может - самолет непрерывно меняет направление и стремительно снижается.

Вскоре высота уже метров 500. Мы за пределами светового прожекторного поля, они светят только в хвост. Продолжая снижаться, выходим, наконец, и из зоны зенитного огня. А вскоре прожекторы и совсем теряют нас из виду. Теперь вокруг темно, тихо. Уточнив курс на аэродром, снова набираем высоту, так как впереди уже виднеется линия фронта и на высоте, на которой мы оказались после такого маневра, нас легко можно сбить даже пулеметным огнем.

Так, в сложной боевой обстановке, учтя опыт Орши, мы сумели перехитрить врага и, успешно решив поставленную перед нами боевую задачу, благополучно вернуться на свой аэродром. Ну а несколько пробоин на плоскостях и фюзеляже нашего самолета не считаются.

Чтобы выйти победителями, такую тактику борьбы с прожекторами противника пришлось применить и во многих других боевых вылетах на крупные военные и промышленные центры противника.

Штурман Емец

В марте 1943 года в связи с организационными мероприятиями штурман нашего полка Г. Мазитов был назначен штурманом дивизии. На его место пришел штурман эскадрильи 9-го гвардейского полка Александр Емец. [132]

Этот полк был с нашим по соседству, в одной дивизии. При встрече мы называли соседей казаками, а они нас в ответ - саперами. Сейчас уж и не помню, почему появились эти прозвища. Мы знали всех наиболее отличившихся в этом полку летчиков и штурманов: командира полка Юханова, его заместителя, Героя Советского Союза Зайкина, летчиков Юрченко, Репина, Чистова, Парыгина, Косихина, Фомина, Санаева, штурманов Конькова, Каширкина, Кошелева, Бжеленко. Знали боевые успехи соседей, знали и неудачи. Общему знакомству способствовало и то обстоятельство, что часто, особенно во время выполнения оперативных заданий, нам приходилось сидеть с ними на одних аэродромах. При таких встречах происходило, как принято было говорить, братание: братья казаки и братья саперы. Контакты становились теснее и оттого, что некоторые летчики и штурманы 9-го полка по той или иной причине переводились в наш полк. Еще в конце 1942 года к нам пришли летчик Е. Андреенко и штурман А. Доморацкий.

А сейчас вот прибыл оттуда на должность штурмана части Александр Емец. С ним я знаком еще по Дальнему Востоку: там мы служили в одном полку, правда, в разных эскадрильях. Он был известен как деловой, грамотный штурман, много летавший и любивший свое штурманское дело. И поэтому нам, тем, кто знал Александра раньше, известие о назначении его штурманом нашего полка было особенно приятно. Поскольку я в то время был штурманом эскадрильи, Емец стал теперь моим непосредственным начальником по штурманской службе.

Не только мастерским умением летать, но и аккуратностью при подготовке к полету отличался Емец. С его появлением в полку вводится новшество: постановка боевой задачи летному составу оформляется наглядно. Красивый каллиграфический почерк нового штурмана, умение чертить - все помогало делу. Не беда, что не было бумаги и специальной доски - использовалась обратная сторона полетных карт. Александр Емец четко, с изящной легкостью чертил заданный маршрут, схему цели, маневра. У нас же было после этого ясное представление о характере боевой задачи и порядке ее выполнения.