Страница 43 из 63
Я знал, что Николая очень тревожила судьба родителей, находившихся по ту сторону фронта, спросил: - Вы деревню-то видели свою? Уцелела ли?
- Видел. Вот она! - указал он точку на карте. - Буденновкой называется. А живы ли родители - этого не ведаю.
- Не падайте духом. Будем надеяться на лучшее.
Через пять минут «яки» взлетели и пошли с набором высоты в сторону Витебска. Четверка же Запаскина вырулила к старту и приняла готовность № 1. По радио на пульте управления КП было слышно, как Пинчук связывался с пунктом наведения, затем все стихло.
По времени Николай Пинчук должен быть в заданном районе. Вскоре и в самом деле послышался его доклад: [164]
- Я - «Двадцатый». У нас все нормально!
И снова - тишина. Железный закон радиодисциплины обязывал летчиков меньше говорить, больше слушать. Вдруг сквозь треск и писк в динамике раздался голос Бориса Арсеньева:
- Командир, справа впереди шестерка «мессеров»!
- Вижу. Позади их еще столько же, - ответил Пинчук и - в эфир: - «Гранит», я - «Двадцатый», вступаю в бой с «мессерами»!
Я приказал дежурному дать сигнал Запаскину на вылет, а Пинчуку передал, что на помощь ему выходит подкрепление.
По отрывочным фразам в воздухе мы представили картину боя:
- Борис, атакуем первую пару! Володя, бей по второй! - командовал Пинчук.
Потом кто-то выкрикнул:
- Есть один… В щепки разнесло!
- Борис, влево давай, фашист в хвосте!
- Атакую, прикрой!
- Командир, «мессер» наседает!
Подоспело звено Запаскина. Послышался его голос:
- Мириан, прикрой. Атакую!
- «Десятый», горит ваш фашист!
- Спокойно, Мириан. Бьем по второй паре!
- Уходи под трассу. Собьют! - выкрикнул кто-то.
Фашисты дрогнули, начали удирать. И снова голос Запаскина:
- Противника не преследовать. «Двадцатый», уходите домой. Я остаюсь на прикрытие.
Стало ясно: бой закончен. Но все ли живы? Спросил об этом Пинчука.
- Порядок! - весело прозвенел его голос.
В том бою два наших звена, сражаясь против дюжины Ме-109, сбили три истребителя. Но и наши «яки» - Пинчука, Баландина и особенно Николая Корниенко - получили такие повреждения, что старший инженер полка А. З. Нестеров не знал, как и быть. Посоветовался со старшим техником эскадрильи Алексеем Веселовым.
- Попробуем ввести в строй, - ответил Веселов. - Подбросили бы на подмогу нам специалистов из ПАРМа.
Остаток дня и всю ночь, укрыв «яки» чехлами, техники и механики вместе со специалистами ПАРМа напряженно трудились при свете переносных ламп. К рассвету отремонтировали все самолеты. По нормативам мирного времени [165] даже в стационарной мастерской на такой ремонт требовалось затратить не менее двух дней. Техсостав выполнил эту работу в полевых условиях менее чем за сутки. Это был настоящий трудовой подвиг, без которого наши летчики-гвардейцы не смогли бы уйти на задание уже в утренний час.
28 мая из полка «Нормандия» поступило печальное известие о том, что замечательный французский летчик старший лейтенант Марсель Лефевр при посадке на горящем самолете получил обширные ожоги и в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь в Москву. Все мы надеялись, что он выживет. В течение семи дней врачи боролись за его жизнь, но сделать ничего не смогли. 5 июня 1944 года Марсель Лефевр скончался.
Мы знали его как истинного антифашиста и патриота Франции. Он быстро сблизился с летчиками нашего полка, не однажды в одном строю с ними сражался против врага. В нашем полку его искренне уважали за доброе сердце, за отзывчивость.
Старший лейтенант Марсель Лефевр в воздушных боях лично сбил 11 фашистских самолетов. За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленную при этом отвагу и героизм Марселю Лефевру присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Его навечно зачислили в списки 1-й эскадрильи одного из истребительных авиаполков.
Наступило четвертое военное лето. Всю зиму и весну 1944 года мы участвовали в боях местного значения, которые вели наши войска под Витебском, Оршей и Могилевом, сковывая находившиеся в Белоруссии силы врага и не позволяя фашистскому командованию перебрасывать их на Украину, под Ленинград, где полным ходом шло наступление наших войск.
Мы отлично понимали важность выполняемой нами задачи и терпеливо ждали своей очереди для перехода в наступление. Душой и сердцем чувствовали: скоро пойдем вперед. Перед нами лежали в руинах разрушенные врагом Витебск и Орша, другие города и деревни Белоруссии, ждавшей своего освобождения. [166]
Операция называлась «Багратион»
Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минет ли в этот раз?
А. Твардовский
В начале лета 1944 года гитлеровское командование в ожидании большого наступления нашей армии проявляло заметную нервозность. Оно предпринимало все меры к тому, чтобы вскрыть направление главного удара. Большое внимание уделяли фашисты и воздушной разведке.
В тот период войска 3-го Белорусского фронта готовились к переходу в наступление, и борьба с самолетами-разведчиками стала главной задачей прифронтовых истребительных авиаполков. Поначалу она велась недостаточно эффективно. Разведчики обнаруживались в основном лишь над линией фронта. Данные о них поступали в полки с опозданием, и наши истребители не успевали их перехватить. Фашисты проникали порой глубоко в тыл. И хотя в большинстве случаев их сбивали, экипажи успевали передать по радио некоторые данные о наших войсках.
В отдельных случаях из-за несогласованности поднимались одновременно с разных аэродромов пары и даже звенья наших истребителей. Это создавало опасные ситуации - своих наводили на своих. Один такой случай привел к тяжелым последствиям. 8 июня мы получили данные о пролете через линию фронта двух ФВ-190. Они шли [167] курсом к станции Рудня. Я приказал поднять дежурное звено старшего лейтенанта Василия Архипова. Через минуту «яки» взлетели.
Фашисты издали увидели нашу четверку, развернулись и на большой скорости со снижением пошли обратно. Догнать их не удалось. Архипов доложил об этом на КП и получил разрешение вернуться.
В это же время с соседнего аэродрома Дубровка наперехват тем же ФВ-190 поднялось дежурное звено, в составе которого летел и молодой французский летчик Морис Шалль. «Нормандцы» прибыли в заданный район позднее четверки Архипова. Из боязни потерять ведущего Морис Шалль - это был у него первый боевой вылет - почти не спускал с него глаз, слабо ориентировался и, увидев «яков», посчитал их за вражеские. Открыл огонь и одного из них подбил.
Послышался голос Василия Архипова:
- Подбит своими, ухожу…
Он начал снижение курсом на аэродром.
Не обращая внимания на опознавательные знаки, Шалль атаковал наш самолет повторно. Як-9 взорвался в воздухе. Архипов погиб. Так по нелепой случайности мы потеряли одного из лучших летчиков, сбившего 12 самолетов врага.
Эта трагическая ошибка глубоко взволновала летчиков «Нормандии». На похороны Архппова они прибыли во главе с командиром Пьером Пуйядом. Выступая на траурном митинге, он от имени всех летчиков полка заявил, что считает этот случай черным пятном в истории «Нормандии» и что французы сделают в боях против врага все, чтобы искупить вину за гибель советского товарища по оружию.
Морис Шалль, сознавая тяжесть своей вины, готов был понести любое наказание. Он просил лишь об одном - не отправлять его с позором во Францию, дать возможность искупить вину.
Советское командование учло то обстоятельство, что поступок совершен неумышленно, оставило Шалля в полку. Это решение потрясло французов своим великодушием. Они еще раз убедились в гуманности советских людей, по достоинству оценили оказанное им доверие и своими делами оправдали его в боях.
Шалль воевал храбро, рвался в самое пекло боя. За подвиги в небе был награжден орденами Красного Знамени и Отечественной войны 1-й и 2-й степени. 27 марта в [168] боях над Восточной Пруссией он сбил десятый самолет врага и погиб сам.