Страница 11 из 63
Старшина принес нам большой ломоть хлеба и банку консервов. Капитан предоставил нам место на одной из повозок, загруженной военным имуществом. Беспредельно благодарные артиллеристам, мы уселись, не претендуя на особые удобства, открыли банку с тушенкой и с жадностью принялись за еду.
- Вы истребители или бомбардировщики? - спросил капитан, когда мы поужинали.
- Истребители, - ответил Жарков.
- Мало у нас «ястребков», очень мало. А дерутся они крепко. Своими глазами видел. Герои!
- Потери у нас. И немалые.
На ухабах повозка покачивалась, поскрипывала. Мы с Жарковым устроились поудобнее, уснули. Когда пробудились, было уже утро, светлое и тихое. В траве жемчужно сверкали росинки, где-то в деревьях щебетали птицы. Повозка стояла на лесной опушке. Невдалеке от нее батарейцы оборудовали огневые позиции.
- Какие дальнейшие ваши планы? - поинтересовался капитан.
- В гостях, говорят, хорошо, а дома лучше, - ответил я.
- Это я понимаю. Доставил бы вас на аэродром. Не на чем. До дороги на подводе подбросим, а там уж на перекладных добирайтесь. Ну, удачи вам. Прикрывайте нас от бомберов фашистских!
Расстались мы друзьями.
С той поры прошло более четырех с половиной десятков [43] лет. Забылась фамилия того капитана, забылись имена артиллеристов, но теплые воспоминания о них сохранились на всю жизнь.
Целых трое суток искали мы свой полк. Он находился уже на аэродроме Баштанка, что северо-восточнее Николаева.
Нас уже исключили из списков. Дело в том, что возвратившиеся из полета лейтенанты Астахов и Серебряков доложили командиру полка, что наш самолет упал у оврага и сгорел. В тот момент они вели бой против «мессеров» и не могли видеть, как мы выскочили из кабин и укрылись в овраге, прежде чем фашисты подожгли УТИ-4.
Особенно обрадовался нашему возвращению майор С. Д. Ярославцев, который никак не мог поверить, что мы погибли.
- Гляди, комиссар, воскресли! - сказал он Ф. Н. Кондаленко.
И оба они обняли нас поочередно. Потом подходили товарищи, пожимали нам руки, шутили.
Обстановка на фронте становилась еще более напряженной. Немецко-фашистские войска нацеливались на Николаев.
Не радовали и полковые дела. Исправных самолетов в наших эскадрильях осталось всего пять. Как воевать с таким количеством техники? В штабе дивизии, разумеется, об этом знали.
Вскоре мы получили указание вывести полк за Днепр, в район железнодорожной станции Федоровка.
- Утром я вылетаю туда на У-два вместе с Жарковым, - строил планы Ярославцев. - Он останется там для приема самолетов. Я же вернусь и вместе с летчиками перегоню туда истребители. Вы, Федор Семенович, командуйте наземным эшелоном. Места эти вам знакомы. Надеюсь, с курса не собьетесь. Постарайтесь не попадать под бомбежки. Берегите людей. Воевать нам придется долго.
Вместе с комиссаром Ф. Н. Кондаленко мы проинструктировали всех бойцов и командиров наземного эшелона о порядке движения по дорогам и действия в пути следования. Это было важно. Ведь нам необходимо проехать по прифронтовым тылам более 300 километров. В этом районе с утра и до вечера бороздили небо фашистские «юнкерсы». К тому же нам предстояла нелегкая переправа через Днепр. Словом, трудности были очевидными. Они преследовали нас, едва мы тронулись в путь.
Дело в том, что в эти же дни начался вывод за Днепр [44] наших тылов и войск 9-й и 18-й армий. Дороги были забиты машинами, обозами, колоннами пехотинцев и кавалеристов. По этим же дорогам двигались и беженцы. А вражеская авиация то и дело наносила удары. На дорогах образовывались большие пробки. Из-за них наше продвижение шло крайне медленно.
Посоветовались с Кондаленко. Решили попытаться проехать проселочными дорогами. На привал останавливались в небольших селениях. Две реки - Ингулец и Бузулук - из-за отсутствия мостов преодолели вброд. Ни одна машина не вышла из строя.
Движение наших войск на восток вызвало среди населения большую тревогу. Местных жителей можно было понять: никому не хотелось оставаться на оккупированной врагом территории. Во время остановок мы видели полные печали глаза людей. Женщины задавали нам почти одни и те же вопросы:
- Сыночки, цэ на кого ж вы нас покыдаетэ?
- Як же мы будэмо пид фашистьским ярмом житы?
Сурово корили нас старики:
- Що ж вы робытэ, хлопцы, хиба можно свий народ покыдаты?
- Оцэ бисови диты, тикаюць вид ворога, тильки пятки блымкають, а про тэ, що тут будэ з намы, им байдужэ.
Что можно было им ответить? Чем оправдать наш отход? Приходилось в общем-то отмалчиваться, обещали вернуться.
Переправиться через Днепр мы могли в Никополе. Не доезжая до города, я остановил колонну, приказал замаскировать машины. Сам же направился к коменданту, чтобы узнать, когда мы сумеем здесь переправиться. Еще до встречи с ним я видел, что в городе и на подступах к нему скопилось множество людей и машин, гужевого транспорта. Перевозку же через Днепр осуществляли всего два парома. Значит, переправы здесь придется ждать долго.
Комендант подтвердил мое предположение.
Такая перспектива нас не устраивала, и я решил сделать крюк километров в семьдесят, добраться до Запорожья и сегодня же по плотине Днепрогэса переехать на левый берег Днепра. Ночь мы проведем в городе, а утром снова тронемся в путь и завтра же будем на своем аэродроме.
Однако этот план оказался не совсем подходящим. Полевые дороги здесь были сильно разбиты. Мы вынужденно вернулись на основную магистраль. По ней все таким же [45] нескончаемым потоком двигались машины и повозки. Мы кое-как вклинились в этот поток. И вдруг - тревожный голос:
- Воздух!
Машины и повозки остановились. Люди начали разбегаться в стороны от дороги, падали, прижимались к земле.
Я взглянул в небо и увидел девятку Ю-87, которая шла в плотном строю под прикрытием четырех «мессеров». Фашисты нацелились на колонну. На землю с ужасающим воем посыпались бомбы. Мощные взрывы, сотрясая землю и воздух, раскололи, казалось, весь мир, и все потонуло в огне и дыму.
Видя нашу беззащитность, фашисты еще и еще раз прошлись над колонной, обрушивая на нее смертоносный груз. Затем они развернулись и взяли курс на запад.
Оглохшие и потрясенные, люди с проклятиями в адрес фашистов поднимались, возвращались к дороге. Среди воронок лежали убитые и раненые. На дороге горели машины. Некоторые из них прямыми попаданиями бомб были превращены в груды металла.
Мы с Кондаленко прошли вдоль своей колонны, чтобы определить наши потери. К счастью, они оказались невелики: одна машина разбита, другая повреждена. Люди не пострадали.
Расчистили дорогу, снова тронулись в путь. К вечеру были в Запорожье. На выезде из города решили заночевать. Здесь неподалеку, в поселке Южном, жили родители моей жены. Договорился с Кондаленко и поехал в поселок, чтобы повидаться с родственниками, а заодно узнать, нет ли писем от жены, которая направлялась в Саратовскую область. И какова же была моя радость, когда во дворе я увидел своего маленького Женю.
- Папочка приехал! - воскликнул он.
Из дома выбежала жена и бросилась мне на шею. Сбежались родственники, соседи.
На следующий день перед отъездом в Федоровку я сказал жене, чтобы вместе с сыном готовилась к эвакуации. Она не возражала. Собралась быстро. Вместе с семьями железнодорожников уехала эшелоном к берегам Волги, под Сталинград, и моя семья.
В Федоровке нам приказали передать оставшиеся истребители одному из авиаполков и убыть в поселок Буденновку, к Азовскому морю, на переформирование. [46]
За нами - Москва
«Ребята! Не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
М. Ю. Лермонтов
Поэзия волнует мое сердце издавна, с юных лет. Нет, сам я не пишу стихов: считаю, что для этого нужен особый дар. Однако читаю и перечитываю их с увлечением. Нравится мне лирика русских и советских поэтов. А более всего нравятся стихи патриотические, раскрывающие силу, отвагу и удаль нашего народа, его любовь к Родине. Такие стихи наполняют сознание возвышенными чувствами, зовут на подвиг в битвах с врагом, вселяют в душу уверенность в своих силах, в победе.