Страница 39 из 81
После расправы с «местной» группировкой следующими жертвами чисток логически становились две оставшиеся фракции — «советская» и «яньаньская», тем более, что изменившаяся к середине 1950-х гг. ситуация в мире делала возможным такой поворот внутренней политики Ким Ир Сена. Начало критики Сталина в СССР привело к осложнению советско-китайских отношений, а это дало северокорейскому руководству такие возможности для маневра и проведения более независимой политической линии, о которых оно раньше не могло и мечтать. Кроме того, развернувшаяся в СССР в середине 1950-х гг. острая внутриполитическая борьба во многом ослабила активность внешней политики СССР, снизила риск прямого советского вмешательства. В то же самое время в критике Сталина Ким Ир Сен не мог не видеть определенной угрозы и для себя.
В декабре 1955 г. Ким Ир Сен организовал короткую атаку на ряд ведущих деятелей советской группировки, которые были обвинены в том, что «проводили неправильную политику в области литературы». Ряд видных советских корейцев, в том числе и их лидер Пак Чхан Ок потеряли свои посты. Однако вскоре события приняли совсем другой оборот: против Ким Ир Сена открыто выступило несколько заметных деятелей «яньаньской» группировки. Произошло это на августовском (1956 г.) пленуме ЦК ТПК.
Недовольные политикой Ким Ир Сена «яньаньцы» решили воспользоваться той обстановкой, которая сложилась в мире после ХХ съезда КПСС. Оппозиционеры, во главе которых стали министр торговли КНДР «яньанец» Юн Гон Хым и реальный лидер яньаньской группировки Чхве Чхан Ик задумали выступить с критикой Ким Ир Сена на одном из пленумов ЦК партии и обвинить его в насаждении культа своей личности, диктаторских методах управления страной, разнообразных просчетах и ошибках. Им удалось привлечь на свою сторону и нескольких советских корейцев, в том числе и Пак Чхан Ока, который был ущемлен своей недавней опалой. В то же время участие советских корейцев в заговоре было в целом весьма ограниченным, и он оставался по сути актом яньаньской группировки (подробнее об августовских событиях речь идти в другой главе). [221]
Однако, о их планах заговорщиков стало известно и к моменту созыва пленума у Ким Ир Сена и его сторонников уже было все готово к отпору. Во время августовского (1956 г.) пленума ЦК ТПК оппозиционеры стали критиковать Ким Ир Сена за нарушение социалистической законности, насаждение культа личности. Однако дальнейшие события стали развиваться в соответствии с планами Ким Ир Сена: большинство членов ЦК не поддержало заговорщиков, которые были исключены из партии и посажены под домашний арест. Юн Гон Хыму и некоторым другим участникам заговора удалось бежать в Китай. Однако большинство осталось в Корее, где уже в сентябре развернулись чистка партийного аппарата, из которого удаляли сторонников заговорщиков.
Когда в Москве и Пекине узнали о происшедшем, было решено отправить в Пхеньян совместную советско-китайскую делегацию для того, чтобы разобраться в происходящем и «поправить» руководство ТПК. Во главе делегации были поставлены А. И. Микоян и Пэн Дэ-хуай. Делегация добилась от Ким Ир Сена созыва нового, сентябрьского (1956 г.) пленума ЦК ТПК. На этом пленуме было принято решение об официальной реабилитации участников августовского выступления. Однако Ким Ир Сен отнюдь не был расположен выполнять эти решения, принятые под столь явным нажимом. Люди, о формальной реабилитации которых было объявлено на сентябрьском пленуме, на свои посты так и не вернулись. Более того, на рубеже 1956-57 гг. «борьба за разоблачение фракционеров» развернулась с невиданной силой.
С конца 1956 г. в северокорейскую политическую практику вошли массовые проверки на благонадежность — т. н. «идеологические проверки». «Идеологическая проверка» представляла из себя целую серию допросов, которым подвергали заподозренного. Зачастую эти допросы длились сутками и сопровождались обязательными публичными покаяниями перед сослуживцами на специальных собраниях. В большинстве случаев «идеологическая проверка» была лишь прелюдией к аресту. Первыми жертвами «идеологических проверок» были «яньаньцы», но уже в 1958 г. ими все чаще становились и некоторые выходцы из СССР. Кстати, именно в те дни в практику деятельности северокорейских карательных органов вошли публичные расстрелы на стадионах, практикующиеся и по сей день. В результате массовых чисток и жестких репрессий, продолжавшихся в течение примерно двух лет, «яньаньская» группировка была полностью разгромлена и прекратила свое существование. Среди жертв этой волны террора был и авторитетнейший руководитель «яньаньцев», крупный ученый-лингвист и революционер Ким Ду Бон, который был первым Председателем Трудовой партии Северной Кореи. Некоторые представители «яньанской» группировки еще оставались на тех или иных постах, но влияние их было незначительным и продолжало быстро сокращаться, а уж об их действиях в качестве какой-то единой силы больше не могло быть и речи.
После устранения «яньаньской» группировки последней ненадежной с точки зрения Ким Ир Сена фракцией в корейском руководстве стали бывшие советские корейцы. К концу пятидесятых годов они уже не были неприкосновенными, как десятилетием раньше. Советское влияние на Северную Корею вообще существенно снизилось во время Корейской войны, а советско-китайский конфликт и постоянные столкновения в советском руководстве делал прямое советское вмешательство в защиту советских корейцев практически невозможным.
Первые аресты членов «советской» группировки произошли осенью и зимой 1958 г., а к следующему году они приняли массовый характер. Осенью и зимой 1958 г. были арестованы Ким Чхиль Сон (бывший начальник штаба флота), Пак И Ван (бывший заместитель председателя Совета министров) и ряд других советских корейцев, занимавших заметные посты. [222] К 1959 г. аресты стали массовыми. Члены советской группировки исчезали один за другим. Хотя в условиях установившегося тогда в северокорейском обществе произвола узнать что-либо о судьбе арестованных и предъявленных им обвинениях обычно было невозможно, стало известно, что как правило советских корейцев обвиняли в проведении «фракционной антипартийной деятельности». Таким образом, кампания по борьбе с «фракционерами», первоначально направленная против «яньаньской» группировки, плавно и незаметно перешла в кампанию по уничтожению и изгнанию советских корейцев. Порою поводы для репрессий были совсем ничтожны. Так, несколько человек пострадали из-за того, что употребили русское слово «партизанщина». За это их обвинили в антипартизанских настроениях, нападках на «Великого Вождя». Впрочем, во многих случаях не было нужды даже и в таких формальных поводах: люди просто исчезали, не оставляя никаких следов.
Охлаждение советско-корейских отношений и усиление репрессий привело к тому, что связи с Советским Союзом превратилась для бывших советских корейцев в из источника привилегий в источник угрозы. Некоторые из представителей «советской» группировки попытались приспособится к новой ситуации и даже принимали участие в расправах с другими советскими корейцами, рассчитывая таким образом заслужить благосклонность Ким Ир Сена. Так, например, повели себя Пан Хак Се, Нам Ир, Пак Ден Ай. Однако подавляющее большинство стало думать лишь об одном: как бы поскорее вернуться на Родину. С 1958 г., сразу же после первых арестов, начался массовый выезд членов «советской» группировки в СССР, завершившийся к концу 1960 г. [223]
К сожалению, советское посольство ничего не делало для того, чтобы предотвратить расправу или как-то спасти арестованных, большинство которых вплоть до того времени оставалось советскими гражданами. Опасаясь, что попытки защитить кого-либо будут восприняты как «вмешательство во внутренние дела», посольство воздерживалось от них, так как хотело любой ценой предотвратить дальнейшее ухудшение советско-северокорейских отношений. По крайней мере, поверенный в делах СССР А. М. Петров еще 10 февраля 1956 г. сказал Ким Ир Сену (цитируется официальный дневник): «Я ответил, что, по мнению Советского правительства, лица, из числа советских корейцев, допустившие проступки, не могут их укрывать путем выезда в Советский Союз. Следовательно, каждый, допустивший проступок, должен отвечать за него на месте и может быть использован на меньшей работе, чем это было до свершения проступка». [224]