Страница 36 из 81
По поводу причин всех этих разногласий, В. В. Ковыженко замечает: «В основе всех недоразумений и натянутых отношений между этими группами лежат не какие-либо принципиальные расхождения по важнейшим политическим вопросам (в этом отношении между руководством обеих партий имеется достаточное единство взглядов), а личные интересы — борьба за руководящие посты, при общей склонности корейских деятелей к групповщине и всевозможным взаимным интригам, что усугубляется недостатком опыта и политической зрелости». В. В Кавыженко говорит, что он обсуждал ситуацию с советскими генералами — Н. Г. Лебедевым и А. А. Романенко, а также с полковником Игнатьевым, но принятые теми меры оказались неэффективными: отношения между группировками продолжали ухудшаться.
Хотя, как мы видим, некоторые акции Ким Ир Сена и его сторонников и вызывали в Москве беспокойство, но в целом до 1950 г. интересы советских властей и Ким Ир Сена в целом совпадали. Однако в начале 50-х гг. положение Кореи существенно изменилось. Корейская война, начавшаяся летом 1950 г. внезапным нападением Севера на Юг, вопреки ожиданиям северокорейского руководства, разделявшимися Москвой и Пекином, не привела к объединению страны под знаменами КНДР. Наоборот, только вступление на территорию Корейского полуострова китайских частей (т. н. «китайских народных добровольцев») спасло северян от полного разгрома. Естественно, что присутствие на Севере китайских войск, которые взяли на себя основную тяжесть ведения военных действий, привело к усилению там китайского влияния за счет советского, которое заметно слабело, хотя все равно осталось значительным. В то же время, Ким Ир Сен в условиях войны окончательно завершил консолидацию своей власти, и более не нуждался в советской поддержке. Наоборот, можно предположить, что постоянный советский контроль стал все более раздражать его. К счастью для Ким Ир Сена, новая ситуация позволяла ему начать постепенное освобождение от этого контроля.
Первым признаком того, что Ким Ир Сен изменил свою линию поведения, стало устранение А. И. Хегая, лидера «советской» группировки, бывшего советского партработника, который одно время даже занимал пост Первого Секретаря ТПК (сам Ким Ир Сен был Председателем партии). Для Ким Ир Сена А. И. Хегай был одним из символов советского контроля, от которого так хотелось отделаться. О роли А. И. Хегая в создании ТПК и о его трагической судьбе речь идет в другом месте, сейчас же достаточно сказать, что в ноябре 1951 г. он был снят со своего поста, а летом 1953 года погиб. Официально было сообщено о его самоубийстве, однако ряд обстоятельств заставляет предполагать, что в действительности он был убит. [199]
Одновременно с этим Ким Ир Сен нанес удар и по яньаньской группировке. 21 декабря 1950 г., то есть сразу же после того, как китайское вмешательство спасло КНДР от полного разгрома, в Канге, у китайской границы, собрался экстренный пленум ЦК ТПК. В ходе Пленума Ким Ир Сен возложил на ряд северокорейских руководителей ответственность за недавние поражения. Среди обвиненных был и Му Чжон, наиболее известный из яньаньских генералов. Все «виновные» были исключены из партии, но вскоре те из них, кто принадлежал к «партизанской группировке» были реабилитированы и впоследствии сделали немалую карьеру. Исключением стал Му Чжон, которому пришлось вернуться в Китай, где он вскоре умер. [200] В конце войны Ким Ир Сен устранил и другого заметного лидера яньаньцев — Пак Ир У. По слухам, непосредственной причиной падения этого видного политика, доверенного лица Мао в Корее, стали его резкие критические высказывания в адрес Ким Ир Сена. Вероятно, однако, что Ким Ир Сен также стремился нейтрализовать человека, который явно метил в реальные лидеры «яньаньской группировки». [201]
Расправа с А. И. Хегаем и Пак Ир У ослабила позиции и советских, и китайских корейцев, но в тех условиях Ким Ир Сен не мог начинать серьезную атаку против них: слишком велик был риск прямого вмешательства Москвы или Пекина. Первый свой удар «партизаны» нанесли по «местной» группировке, которая не имела особых связей ни в Китае, ни в СССР и поэтому не могла рассчитывать на защиту извне. Более того, судя по воспоминаниям некоторых советских дипломатов, в Москве с некоторым подозрением относились к Пак Хон Ену и его сторонникам — бывшим коминтерновцам, долгое время работавшим в условиях сначала японской, а потом американской оккупации. Лишенные внешней поддержки, бывшие подпольщики становились наиболее удобными и безопасными жертвами, к борьбе с которыми можно было привлечь не только «партизан», но и представителей других группировок. Кроме того, в конце 1952 г., когда война уже явно завершалась, вопрос о контроле над партизанскими и подпольными группами на Юге был уже не так важен, поэтому возможное негативное влияние расправы с «местной» группировкой на отношения с нелегальными организациями Юга и с партизанским движением там можно было до определенной степени игнорировать.
Сигналом к атаке на «местную» группировку стала большая речь, с которой Ким Ир Сен выступил на декабрьском (1952 г.) пленуме ЦК ТПК. Хотя в речи (по крайней мере, в том ее варианте, что публикуется сейчас в открытых корейских изданиях) почти не было прямых упоминаний деятелей «местной» группировки, но многочисленные обличения фракционизма имели вполне определенную направленность. [202] Куда более конкретно на этом пленуме высказывался Пак Чхан Ок, секретарь ЦК ТПК, который после отстранения А. И. Хегая претендовал на роль ведущего деятеля «советской» группировки (и, увы, отличался немалой активностью во фракционных интригах). В своих выступлениях он жестко критиковал многих бывших руководителей Трудовой Партии Южной Кореи. [203]
15 января 1953 г., то есть непосредственно после декабрьского пленума, Пак Чхан Ок жаловался первому секретарю советского посольства В. А. Васюкевичу на конфликты и грызню группировок. По его словам, в конце 1952 г. эти конфликты заметно обострились. О положении дел в руководстве ЦК ТПК он сказал: «Работать крайне трудно. Те или иные мероприятия партии и правительства проводятся медленно, под большим нажимом… Ряд партийных и государственных работников не доверяет сообщениям корейского радио. Усилились пережитки сектантства и группировщины, «недовольные» стараются привлечь на свою сторону колеблющихся и т. п… Положение дел было таково, что необходимо было этот вопрос поставить на V пленуме ЦК, что и было сделано Ким Ир Сеном в его докладе… При постановке этого вопроса на Пленуме ЦК преследовались следующие три цели: во-первых, серьезно предупредить всех фракционеров, что партия будет вести решительную борьбу против любых проявлений фракционной деятельности в партии; во-вторых, отколоть от фракционеров колеблющихся, менее устойчивых членов партии и в-третьих, дать возможность партийным организациям поднять на должную высоту критику и самокритику и этим самым улучшить работу партийных организаций, поднять на более высокий уровень работу партийного и государственного аппарата. [204]
После декабрьского пленума положение «местной» группировки ухудшилось, а вскоре начались и аресты. В самом начале 1953 г. по Пхеньяну распространились слухи о якобы имевшей место неудачной попытке государственного переворота. Вслед за этим стало известно об аресте ряда руководителей «местной» группировки. Это были в большинстве своем люди, связанные с проводившейся на Севере подготовкой партизанских отрядов и диверсионных групп, предназначенных для действий в Южной Корее. Именно их и обвинили в подготовке переворота.
В конце марта или в начале апреля со своих постов были сняты лидер внутренней группировки (а в свое время — и всего корейского коммунистического движения) министр иностранных дел Пак Хон Ен и министр государственного контроля Ли Сын Еп. Ли Сын Еп был тут же арестован по абсурдному, но вполне в сталинских традициях выдержанному обвинению в «шпионаже в пользу США», а Пак Хон Ена ненадолго оставили на свободе.