Славное море. Первая волна

К концу вахты молодой матрос изрядно устал. Ломи­ло в плечах и костях рук, потерял певучесть и стал по­хрипывать голос.

Но кругом было много солнца и воздуха. А глав­ное — было сознание, что работу ему дали трудную, мо­жет быть, труднее, чем другим, а вот он с нею справ­ляется. И работа его особо важная, и место его на ко­рабле сейчас первое.

На Север идет огромный караван в двадцать еди­ниц, и каждое судно водоизмещением в несколько сот тонн. Впереди каравана — теплоход «Полярный», а на теплоходе сейчас первым стоит рядовой матрос Генна-шп Серов. Посты остальных вахтенных там, сзади. Да­же рулевой и сам капитан находятся у него за спиной. И капитан не отдаст никакой команды, прежде чем не сообщит ему своих данных стоящий на самом носу мат­рос Серов.

Стоит только ему крикнуть «одиннадцать... десять... девять» —и сразу забеспокоятся на мостике. Капитан отдаст приказание — право или лево руля или тихий КОД. Рулевой быстро закрутит езое колесо, побегут вдоль бортов на корму цепи рулевого управления, и теплоход круто свернет от мелкого места.

А чуть забудется, прозевает матрос Серов — тепло­ход налетит на мель. Через минуту к нему нанесет во­юй и весь караван. Будет авария.

Не зевай, матрос Серов! Ты теперь не ученик. Ты рабочий человек. И все, кто там за тобой, верят тебе, II цчотся на тебя. Не обмани их, матрос Серов!

От сознания важности своего места и порученного има усталость казалась Геннадию даже приятной.

Кончив вахту, он не спеша пошел в душ и долго поливал себя прохладной водой. Потом повар принес в столовую сытный обед, и Геннадий решил, что при та­ком питании никакая работа не покажется тяжелой.

К вечеру караван достиг места, где в Лену вливалась широкая и многоводная река Алатун. Берега здесь раз­двигались еще шире и теперь чуть проглядывались в си­ней дымке.

Алатун был скорее братом, чем сыном Лены. Он на­чинается в теснинах высокого Ялканского хребта и ко­лесит между гор две тысячи километров, принимая по пути крупные притоки, которые сами тоже судоходны.

Геннадий много слышал и читал об Алатуне, но ви­дел эту реку впервые. Долго стоял он на палубе по пра­вому борту и смотрел на светлую голубую воду. На бе­регу у самого устья виднелось несколько рыбацких до­миков. По берегу ходили люди. Несколько человек раз­вешивали для просушки сети. Уткнувшись в красный пе­сок, дремали черные смоляные лодки.

Как у всех горных рек, воды Алатуна были стреми­тельны, холодны и прозрачны. Геннадий видел, как они с силой оттесняли влево медленно текущие воды Лены. Войдя в одно русло, две реки еще долго не смешивались: справа, стремительно завихряясь, текли светлые, чуть зеленоватые воды Алатуна, слева, немного отставая, — серовато-желтые — Лены.

Алатун выносит в Лену много песка и гальки. Из них на Лене образовался широкий перекат.

Караван осторожно прошел перекат, и команда, с напряжением наблюдавшая за проходом, сразу успокои­лась, все разошлись по своим местам.

Низкое солнце, коснувшись далекой горы, быстро за­катилось, точно растаяло. И зеленые острова, и синева­тые горы, и. беспокойная вода покрылись серебристым туманом.

Было время отдыхать, и Геннадий ушел в каюту. Она помещалась на носу, с правого борта, маленькая, всего на две койки.

Гена втянул под стол складные стулья, прикрыл широ­ким иллюминатор, задернул на нем синюю занавеску, и  каюте стало темно.

Жизнь матроса ему показалась вовсе не плохой: тут же и работа, и тут же рядом жилье.

«Может, она и полюбится тебе, неподходящая-то»,— Вспомнил он слова Ивана Демидовича.

Может быть! Первый день плавания был совсем не тяжелым — на корабле ничего не случилось.

И когда лег в постель, подумал, что над ним сейчас на вахте новый надежный товарищ, и не надо ни о кем беспокоиться.

Можно спать.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

Проснулся Геннадий от страшного грохота и сразу не понял, в чем дело. Похоже было, что над головой тысячи тяжелых гирь посыпались на листы железа.

И только когда что-то тяжелое булькнуло в воду и раздался  грохот, понял, что пароход остановился  что это над ним грохотала в клюзе цепь падающего якоря.

Что случилось? Почему стали? — громко спросил ом, говеем не думая, что он в каюте один.

Ему никто не ответил. Быстро встал с постели, спустился вниз, отдернул занавеску на иллюминаторе.

За иллюминатором открывался широкий синий залив.  Высокий берег плотно застроен веселыми домами.

Быстро оделся, вышел на палубу.

«Чернорецк!» — первое, что он услышал наверху.

Горняцкий поселок Чернорецк раскинулся в обшир­ном устье долины между двух гряд высоких лесистых со­пок. Прямо к воде сбегали широкие улицы, застроенные новыми домами. Чуть выше вырисовывались длинные здания складов. А дальше за синей цепью сопок подни­мались вершины далеких Верхоянских гор с белыми по­лосами еще не растаявшего снега.

Над поселком густо дымила электростанция, а чуть в стороне легко попыхивала прозрачным дымком невы­сокая труба бани. Баня, как и электростанция и столо­вая, работала круглые сутки. Она нужна горнякам, как свет, жилье и пища.

Но нигде не было видно обычных для угольных раз­работок высоких копров, всякого рода шахтных над­строек.

В заливе стало шумно. На караване кипела работа — его расчаливали. Юркий моторный бот «Чайка», шхуна «Пионер» и прибывший сюда еще раньше колесный па­роход «Алдан» забирали от каравана порожние тысяче­тонные и пятисоттонные баржи и уводили их к дамбе под погрузку угля для судов, плавающих в Арктике.

Часть команды отпустили на берег. В их число попал и Геннадий. Он держался ближе к Носкову: с ним пер­вым ему пришлось работать в плавании. Носков казал­ся ему самым бывалым матросом, он много рассказывал об Арктике. И делал это так вдохновенно и ярко; что Геннадий представлял себе, будто сам видел плаваю­щие ледяные горы, шумливые птичьи базары, клыкастых моржей и круглоголовых тюленей.

Уже в шлюпке Носков начал рассказывать историю Чернорецка, слышанную им в первый приезд сюда. И опять с такими подробностями, словно все пережил сам.

— Когда-то всего этого здесь не было, — говорил он, как искусный оратор, проводя рукой вдоль берега. —

Пришел сюда маленький караван и высадил на берег сразу двести человек. А дело позднее. Снег пошел, шу­га по реке двинулась. Караван уйти не мог и тоже за­зимовал тут... Зимовать, оно ничего — ребята молодые, горячие. А только где зимовать — в поселке всего семь домиков. А мороз — пятьдесят и шестьдесят градусов. Поставили палатки, печи железные соорудили. Что даль­ше делать? Строиться? Но с чего начать?

— Известно, с чего начинать, с жилья, — сказал Юсуп.

— Нет, они решили другое...

— Зачем другое? Человек жилье должен иметь.

— А они взяли и построили электростанцию. Вот! Носков сказал это с такой гордостью, будто это сде­лано было по его личному совету.

— Рискованно, — поддержал Юсупа Сергей Алфе­ров. — Электричеством в такой мороз не нагреешься. Плохо думали начальники.

— Тебя бы, разумного, туда,—рассердился .Носков.— Зимой день-то здесь маленький, три часа, а работы уй­ма. Как ни строй, до самой весны не закончишь. Элек­тростанцию строили все. Через двадцать дней она уже ток дала. На крыше поставили прожекторы, и на берегу стало, хоть иголки подбирай. Потом строили днем и ночью. К Новому году не только дома, даже клуб успе­ли построить.

Юсуп покачал головой:

— Однако, красиво у них получилось...

— Да, мудро решили задачу, — признал свою не­правоту и Алферов. — Как-то все просто и умно, а в голову сразу не пришло.

— Смотря какая голова на плечах, — съязвил Нос­ков.

— Ну, твоей уж не позавидую, — огрызнулся Сер­гей.

Шлюпка ткнулась в песок, и Сергею, сидящему впе­реди, пришлось прыгать первому. Дальше пошли, раз­бившись на мелкие группы. Геннадий остался с Носко­вым вдвоем. После такого рассказа ему хотелось прой­ти по поселку, полюбоваться каждым домиком, однако Носков повел его прежде на дамбу.