Красный сокол

— Давайте я слетаю на мотоцикле, — заявил летчик.

Командующий выразительно посмотрел на Климента Ефремовича: «Откуда, мол, и что это за летчик такой, летающий на мотоцикле?»

Ворошилов неопределенно пожал плечами. Обронил: — Пусть летит.

Иван вскочил на штабной мотоцикл, раза два газанул для порядка на месте, круто развернулся и поколесил, выбирая твердые прогалины в поле, к темнеющему лесочку.

Через полчаса к наблюдательной вышке подкатил чистенький, несмотря на царившую вокруг слякоть и грязь, мотоцикл с командиром корпуса, заляпанным с головы до ног глиной. Лицо наркома исказилось гримасой:

— Что это за командиры, по уши замызганные глиной? На кого вы похожи? Вам не на машине ездить, а на колхозной колымаге! Посмотрите на этого мотоциклиста. Хоть сейчас на парад! Отдайте ему машину, а сами ходите пешком. Чище будете.

— Он летчик, а не мотоциклист, — взял на себя смелость напомнить наркому — кто есть кто — адъютант.

— А комкор что? Не летчик? Хвосты заносит самолетам? Позор! — выкрикнул вошедший в раж главнокомандующий и повернулся к окаменевшему командарму. — Приступим к совещанию пока… без доблестной авиации. Пусть хоть умоется, бедолага, — сменил гнев на милость хозяин тактических учений.

Позднее, когда маневры закончились, Демидов вызвал Федорова к себе:

— Принимай машину. Проследи, чтобы все было «на большой».

— А куда мне ее, товарищ комкор? Пусть остается у вас. Авось обойдется. Мало ли что может сказать человек сгоряча, — сделал попытку отказаться от автомобиля обескураженный летун.

— Нельзя! Слово такого человека для меня — закон, — уперся командир корпуса. — Впрочем, пока документально не подтвердим, пусть будет по-вашему, — согласился командир. — В любой момент можете пользоваться машиной без стеснений. Стоит только предупредить заранее адъютанта.

На том и расстались. По-доброму, по-мирному. Как и подобает высокому начальству с еще выше обласканным подчиненным. Но за все метеором пролетевшие зимние месяцы бедному командиру звена так и не выпал удобный момент воспользоваться богатым подарком судьбы. И лишь весной, когда его назначили командиром запасной эскадрильи новых экспериментальных истребителей И-153, он отважился обратиться к командиру полка с просьбой съездить на родину и забрать к себе Аню, изнывающую от разлуки.

Весна и теплые солнечные лучи надоумили его обрадовать родных и близких своим появлением не на самолете, а на персональном авто. Правда, фактически принадлежащем другой персоне. Хотя формально, по выправленным в конце концов бумагам, светлая «Эмка» благородных кровей считалась теперь собственностью преуспевающего летчика простой породы.

Комкор Демидов, наследник железоделательных заводов на Урале, искренне увлекался авиацией, благоволил талантливым летчикам и с уважением относился к Ивану. Для пилота, спящего и видящего во сне небо, жаждущего подняться к звездам, открылись, благодаря двойному покровительству, новые границы воздушного океана, зовущие к новым победам, к новым высотам счастья прижизненной славы.

Глава 9

На белом коне

В двадцать два года Федоров получает под командование группу современных истребителей и право на обкатку новейших самолетов, поступающих в бригаду. Летчики под его началом накапливают опыт ведения воздушного боя, приобретают навыки мастера высшего пилотажа. Вместе с ними совершенствуется и их молодой командир, приближаясь по уровню летной подготовки к таким выдающимся асам воздухоплавания, как Степанчёнок, Чкалов, Громов, с которыми он сблизился во время подготовки в воздушным парадам и перед которыми преклонялся, как ученик, старающийся превзойти своих учителей.

Любимое дело принесло ему почести, улучшение бытовых условий, приватные знакомства и продвижение по службе. Наряду с этим у него появилось немало тайных завистников (менее квалифицированных, а то и вовсе бездарных авиаторов), эксплуатирующих небо в качестве катапульты для перелета в персональный автомобиль, а не оттачивания летательных знаний и навыков.

Демидовская «Эмка» не давала покоя сослуживцу Ивана, старшему механику Елдыкину, сумевшему прыгнуть из Луганской школы пилотов на теплое место заведующего ремонтными мастерскими. Полебезил перед комиссией по вакансиями и… пожалуйста!

Бывший начальник караульного поста, что доложил о рапирах, подошел и дружески поздоровался с владельцем легковушки, выгнанной из служебного гаража командира корпуса.

— Поздравляю с подарунком Клима. Теперь ты — кум королю бригады и сват министру. Забудь, что было между нами, желторотыми птенцами Аэро. Нам вместе теперь по земле блукать в поисках жар-птицы. Не так ли?

— А я давно забыл, — усаживаясь в кресло водителя, уклонился от пустого разговора Иван. — Только не надо по земле блукать. Лучше летать над ней, аки птица! — радостно воскликнул Иван, прогазовывая двигатель.

— Во дает! — восторженно рявкнул неслышно подступивший к механику личный шофер комкора Байстрюк. — Отчаянный парень и не чванливый. С «Эмочкой» обращается, как с невестой, а пожениться все не хотел. Комкор говорит: «Давай, запрягай свою кобылку. Не стесняйся». Вот он и решил, наконец, обротать ее сегодня по всем правилам донского казака.

— Какой он казак?! — скривился механик. — Голодранец луганского слесаря.

Сделав несколько кругов по двору, Иван осадил «кобылку» рядом с технарями, вылез из машины:

— Пойду за маршрутным листом. Заправьте ее на всю катушку и запасной бак.

— Гхм, везет же некоторым, — хмыкнул Елдыкин.

Кабинет комкора выглядел необычно, благодаря великолепному ковру, покрывающему почти весь пол. И хотя ковер был изрядно потерт, все равно он производил на входящего впечатление. Среди пилотов и армейских чинов, ступавших по этому ковру, ходили анекдоты и легенды о трех достопримечательностях убранства кабинета. Они кочевали вместе с хозяином по городам и весям, какие бы новые должности тот ни занимал. Персидский ковер, дубовый стол и ренессансное кресло екатерининских времен стали символом богатства, прочности и постоянства военачальника новой эпохи возрождения первобытно-общинного строя на новом витке развития общественно-экономического уклада жизни в пределах отдельно взятой страны.

Побывав в кабинете Демидова, Иван воочию убедился в многогранности выражения «побывать на ковре», которое было для него загадочным. Оказывается, приглашение «на ковер» может быть и сказочным подарком, а не только выволочкой. Он окончательно поверил в доброту и бескорыстие легендарного заводчика, когда тот наложил сверх ожиданий шикарную резолюцию на рапорт: «Выписать марш. лист до Луганска и обратно на 5 суток».

Как тут не заорать на всю округу, потрясая листом:

— Байстрюк, на выход! Конь в моих руках!

Ах, молодость! Алмазная россыпь утренней росы и запах распустившейся розы! Трудная и дальняя дорога к любимой, как бы ни была усыпана шипами, все равно прекрасна и неповторима, как полет серебристой чайки в синем небе. Только белокрылая «Эмка» может состязаться с ней в скорости и звонкости мотора.

В Луганске он побывал в стенах родного училища, встретился с любимыми преподавателями. Выполняя наказ комкора, составил список лучших учлетов предстоящего выпуска и приложил его к демидовскому неофициальному письму на имя начальника летной школы. Но самой приятной и волнующей встречей, само собой разумеется, без учета свидания с Аней и отцом, была встреча с товарищами. Пострадавшие из-за него Бобер и Тарас все-таки добились зачисления в школу в результате повторного захода. Друзья отметили приезд бывшего сокурсника в кафе на берегу Лугани. Естественно, за счет «выбившегося в люди» земляка Ивана. Вспомнили вспыльчивого Жору «Костыля» и под горячую руку воспоминаний «накостыляли» по шее разгулявшимся хулиганам местного розлива, осмелившимся беспардонно обратиться к Ане, разрумянившейся от рюмки вина.

Глава 10

Казус на площади

По возвращении из отпуска в благоухающую цветами Винницу, молодой командир эскадрильи получил однокомнатную квартирку и помог Ане устроиться на первых порах подсобной рабочей на продовольственный склад бригады, расположенный недалеко от аэродрома.