Страница 36 из 43
Члены Собора подали Иоанну «Стоглав». Иоанн рассмеялся.
— Думаете, что если он о ста головах, так и ничего с ним сделать нельзя?
Он велел обезглавить «Стоглав».
Еще дальше пошедши по пути реформ, Иоанн Васильевич велел сочинить судебник. Чрез некоторое время он спросил сочинителей:
— Готов Судебник?
— Готов, — ответили ему.
Иоанн велел сжечь Судебник и утопить сочинителей.
— Любопытно, — сказал он, — посмотреть, как будут гореть законы и тонуть законники.
И еще много прекрасных деяний совершил под благотворным влиянием добрых советников раскаявшийся Иоанн Грозный.
Взятие Казани
Между тем в Казани начались беспорядки. Стали произносить слова против начальства. В университете пели недозволенные песни.
— Все это инородцы мутят! — говорили в Москве. И говорившие так не ошибались. Татарская партия овладела умами молодежи и мутила их. На улице то и дело раздавалось:
— Отрече-о-омся от старого мира…
Хожалые из сил выбивались, получая взятки и арестовывая кого надо, а еще больше кого не надо.
— Надо примерно наказать бунтовщиков! — сказал, разгневавшись, Иоанн Васильевич.
Он собрал войско, пошел на Казань и осадил ее. Комендантом крепости не был Стессель, и осажденные упорно защищались. Однажды перед самым солнечным восходом взорвало большой подкоп, где находилось 48 бочек с порохом.
Из того факта, что бочки не были до подкопа раскрадены, а порох сразу взорвался, историки выводят заключение, что интенданты и инженер, руководивший подкопом, были немцы.
Казни
Наконец не стало бояр на Москве. Все были казнены. Грозный опечалился, но скоро решил:
— Выпишем из других городов. Думаю, что на наш век бояр хватит.
Он велел собрать войско и во главе его двинулся к Новгороду. Овладев городом, Иоанн Грозный приказал снять с веревки вечевой колокол. Последний висел долго и уже задыхался.
— В Москве поправится! — сказал царь.
Вечевой колокол увезли в Москву. Потом Грозный приступил к новгородским боярам. Когда были истреблены новгородские бояре, Иоанн Васильевич пошел искать бояр в Псков, а тем временем в Москве успели вырасти новые бояре на место казненных, и Грозный вернулся в Москву.
Покорение Сибири
При Иоанне Грозном случилось странное событие. Однажды во дворец пришел человек и отрекомендовался:
— Иван Кольцо, вице-покоритель Сибири. Иоанн Васильевич пронизал пришельца глазами и произнес:
— Скажи прямо, жиган! Беглый из Сибири!
Кольцо с достоинством ответил:
— Я не беглый, а покоритель.
— Отлично! Расскажи, что ты там покорил? Кольцо стал рассказывать:
— Казаки мы, т. е. что ваше, то наше, а что не ваше, то тоже наше. Мы люди простые и неученые. По-неученому и живем.
— Это мы слыхали. Дальше!
— Сейчас будет и дальше.
Кольцо погладил усы и самодовольно продолжал:
— Некого стало на Руси грабить. Много ли после опричника награбишь? Мы и пошли дальше за Урал. Смотрим — земли много, а народу столько, сколько у Пуришкевича волос на голове.
— Прошу не трогать Польшу, — прервал Иоанн, — говори без международной политики.
— Могу и так. А царствует над этим, прости Господи, народом слепой царь и предводительствует глухонемой воевода. Мои люди, как львы, бросились на этот народ и разбили его. Слепой царь не увидел, а глухой воевода не услышал, как мы подкрались к народу и покорили его. Вот я и твоей милости подарки привез.
Иван Кольцо вынул несколько соболей и лисиц и разложил их перед Иоанном Васильевичем.
— Стибрили? — кратко спросил Грозный.
— Никак нет. «Настреляли»…
Иоанн Васильевич стал рассматривать подарки.
— Заграничные! — сказал он с видом знатока.
— Без фальши! — подтвердил Кольцо. — Вот и таможенные пломбы.
— Спасибо! А кто вами предводительствовал?
— Предводительствовал наш атаман Ермак Тимофеевич.
— Почему же он сам не явился? Кольцо замялся.
— Как бы тебе сказать… Ссылка не кончилась… Еще годков двадцать ему ждать надо…
Чтобы замять неприятный разговор, Иван Кольцо стал на колени и торжественно произнес:
— Кладем к твоим ногам завоеванное нами царство по имени Сибирь.
— Принимаю его! — ласково произнес Иоанн Васильевич.
В тот же день «золотопромышленные» понизились до половины их стоимости. Больше десятка банкиров разорились, присвоили деньги вкладчиков и были сосланы в Сибирь.
Смерть Грозного
Умер Иоанн Васильевич от игры в шахматы. Чигориным он не был, но в шахматы играл недурно. Постоянным партнером Грозного был боярин Вольский, которому он все забывал отрубить голову.
— Ты уж извини, боярин, — говаривал он Бельскому. — Вчера Малюта снова был занят, никак не мог урвать для тебя несколько минут. Уж подожди. Ты ведь свой человек.
— Подожду! — добродушно отвечал Бельский. — Не велик барин. Могу и подождать, пока господин Малюта освободится. За свою забывчивость Иоанн Васильевич и поплатился.
Однажды он по обыкновению сел играть в шахматы. Бельский заявил:
— Шах королю!
В эту минуту Иоанн Васильевич упал на спинку кресла и умер. Шахматному королю немедленно отрубили голову, а королеву, именуемую ферзем, сослали в дальний монастырь.
Много времени спустя после похорон Иоанна Грозного оставшиеся в живых москвичи не верили, что они живы.
— Неужели мы уцелели! — удивлялись они. Многие на улице подходили к знакомым и просили:
— А ну-ка, ударь меня по уху. Хочу знать, жив я или не жив?
Летописцы уверяют, что остаться живым при Иоанне Грозном было так же трудно, как выиграть двести тысяч.
Смутное время
Борис Годунов
До Бориса почти царствовал Федор Иоаннович. Но… Наконец, его похоронили и стал царствовать Борис. Во время венчания на царство Борис сказал:
— Клянусь, что у меня не будет ни одного бедняка.
Он честно сдержал слово. Не прошло и пяти лет царствования Бориса, а уж ни одного бедняка нельзя было сыскать во всей стране с огнем.
Все перемерли от голода и болезней.
По отцу Борис был татарин, по матери русский, а по остальным родственникам неизвестно кто. Но правил он, как полагалось в те времена, благополучно. Давал обещания, казнил, ссылал и искоренял крамолу.
Но ни казнями, ни ссылками, ни другими милостями ему не удалось снискать любви народа. Имя «Борис» произносилось с иронией.
— Какой он «Борис», — говорили про него втихомолку. — Борух, а не Борис. Борис Годун или, еще вернее, Борух Годин. Знаем мы этих Борисов…
Многие уверяли, что своими ушами слышали, как Борис разговаривал с Гурляндом и Гурьевым по-еврейски, когда он еще был премьером.
— Только и слышно было, что гыр-гыр-гыр, — рассказывали бояре. — Потом все трое пошли в синагогу.
Когда появились первые слухи о самозванце, народ тайно стал изменять Борису. Узнав про самозванца, Борис позвал Шуйского.
— Слышал? — спросил царь.
— Слышал! — ответил Шуйский.
— Это он, Дмитрии?
Шуйский отрицательно покачал головой.
— Никак нет. При мне убивали. Это не тот.
— Кто же, по-твоему, этот самозванец?
— Мошенник какой-то! — ответил Шуйский. — Мало ли нынче мазуриков шляется.
Борис отпустил Шуйского и велел созвать бояр. Бояре пришли. Борис вышел и обратился к ним белыми стихами:
— «Достиг я высшей власти…»
Бояре переглянулись. Послышался шепот:
— У Пушкина украл! У Пушкина украл! Борис сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал:
— «Седьмой уж год я царствую…»
Тут чей-то негодующий голос резко прервал Бориса:
— Это грабеж! Своего же поэта грабит!
— В самом деле! — послышался другой голос. — Иностранного поэта хоть ограбил бы, а то своего. Сразу зашумели все: