Самолет без нее

«Грегори, — понял Марк. — Инженер из дирекции парка. Человек с глазами полярной лайки. Любитель дикой природы и молоденьких практиканток».

Марк вышел на улицу, разложил на стоящем на лужайке столе карту и быстро нашел тропу, ведущую к вершине Мон-Террибль. Свернул карту и открыл заднюю дверцу фургона. Достал рюкзак. Положил в него спальный мешок, электрический фонарик, бутылку воды, упаковку колбасы и несколько пачек печенья.

— Ишь ты, какой предусмотрительный! — хохотнула Мальвина. — У тебя прямо не фургон, а пещера Али-Бабы!

— Видишь ли, у моей бабушки не слишком просторный дом. Поэтому мы храним кое-какие вещи в фургоне.

— А для меня рюкзак найдется?

— Естественно. Только не набивай слишком плотно. Смотри, чтобы он тебя не перевесил.

— Размечтался! Мы еще посмотрим, кто первый начнет хныкать что устал!

Марк невесело рассмеялся. Он вдруг понял, что больше не в состоянии мыслить логически и выстраивать четкую стратегию дальнейших действий. Он чувствовал, что задуманное им восхождение — бессмысленно. Ну, заберется он на вершину Мон-Террибль, увидит своими глазами место катастрофы, найдет описанную Гран-Дюком хижину и могилу возле нее… Самого Гран-Дюка там, конечно, не окажется — что ему там делать? Сыщик поддался водовороту событий и вынужден был погружаться в них все глубже. Золотой браслет, частицы детских костей, след бомжа, ставшего свидетелем авиакатастрофы… Подобно Мальчик-с-пальчик с ярко выраженными садистскими наклонностями, Гран-Дюк рассыпал перед Марком эти камешки — разрозненные улики. Зачем Марку лезть на вершину? На что он надеется? На чудо. На внезапное озарение…

Он поморщился.

И вынужден был признаться самому себе, что дело обстоит именно так, а не иначе. Он надеялся на чудо.

Они отправились в путь. Восхождение, как и предполагалось, заняло около двух часов. Марк шел довольно быстро. Мальвина поспевала за ним, не демонстрируя ни малейших признаков усталости. Впрочем, подъем не был слишком трудным — обозначенная вешками тропа шла через лес, разница в высоте составляла не больше пятисот метров. По мере того как они поднимались, перед ними открывался вид на течение реки Ду, часть швейцарской территории и укрепленное поселение Сент-Юрсан. На полпути они остановились напиться. Было душновато. У Марка под рюкзаком вспотела спина. Мальвина, как ни странно, даже не сняла свитера. При этом у нее на лбу не выступило ни капельки пота. Передохнув, они двинулись дальше, через полого взбегавший вверх сосновый лес.

Марк ускорил шаг. Мальвина ступала за ним след в след, не отставая, и, кажется, даже дышала в унисон с ним. Марку вдруг подумалось, что за последние часы они с Мальвиной превратились в почти соратников. «Чепуха», — одернул он сам себя.

Но уже в следующую секунду все мысли вылетели у него из головы.

Лес внезапно кончился.

Перед ними предстало голое пространство. Как будто сюда явилась армия дровосеков с целью срубить каждое дерево и не пропустившая ни одного. Вот только конфигурация вырубки была странно вытянута — полоса шириной метров сорок тянулась вперед на добрый километр. На проплешине высадили молоденькие сосенки, но они, не достигшие в высоту и метра, казались жалкими карликами, заброшенными на планету гигантов. Планета, впрочем, походила на райский сад — весь опустошенный прямоугольник плотным ковром устилали желтые и синие горечавки, венерины башмачки и красноватые заросли арники.

Мальвина и Марк замерли, ошеломленные открывшейся картиной.

Ничто здесь не напоминало об авиакатастрофе. Ни памятника, ни мраморной плиты, ни даже простого надгробия. «Наверное, так даже лучше», — подумал Марк. Просто полевые цветы. Тысячи и тысячи полевых цветов. Лет через двадцать молодые сосновые посадки войдут в рост, дотянутся до собратьев, соприкасаясь с ними кронами, и цветы исчезнут, уступив место папоротникам и мхам. В лучшем случае где-нибудь пробьется случайный нарцисс.

И трагедия будет окончательно забыта.

Они долго стояли рядом, не произнося ни слова. Марк все никак не мог решиться ступить на цветочный ковер, словно опасался нарушить торжественную неподвижность священного места. Но Мальвина прошла чуть вперед — самые высокие стебли травы достигали ей до бедер. Марк почувствовал, как у него ускоряется сердцебиение, а в горле встает ком. Он слишком хорошо знал признаки приближающегося приступа агорафобии, хотя здесь, в горах, они проявлялись в замедленном темпе. Этот проклятый страх страха…

Он ничего не сказал и не сделал ни одного движения, лишь постарался дышать глубже. Мальвина повернулась к нему — то ли услышала его хриплое дыхание, то ли удивилась его молчанию, то ли о чем-то догадалась. Солнце, светившее ей в лицо, заставило ее сощуриться, и Марку почудилось, что она ему улыбается — странной печальной улыбкой, знаменующей перемирие. Марк закашлялся. Он ни за что на свете не признался бы в этом Мальвине, но факт оставался фактом: его удушье отступило. Да, даже под пыткой он продолжал бы отрицать очевидное, но какой смысл обманывать себя? А ему стало окончательно ясно: в присутствии этой ненормальной девахи его болезнь отступала. Особенно здесь, в этом ужасном месте, которое для них обоих значило так много.

Они провели на месте катастрофы больше часа. Солнечный диск, прикрытый облаками, почти коснулся верхушек деревьев.

— Поищем хижину? — тихо предложил Марк.

Мальвина ничего не ответила. Просто пошла за ним.

Марку пришлось несколько раз сверяться с картой. Еще около часа они блуждали по лесу, без конца выбираясь на похожие друг на друга как две капли воды полянки. Неужели Гран-Дюк наврал про хижину? Мальвина не бранилась и не проявляла признаков нетерпения. Даже склонялась вместе с Марком над картой и путеводителем, помогая определить, где именно они в данный момент находятся. Уже начало темнеть, когда они все-таки вышли к хижине. Нет, Гран-Дюк не солгал! Убогое строение точно соответствовало описанию, приведенному в дневнике сыщика: пастушья хижина под дырявой крышей, груда камней у порога. На краткий миг у Марка мелькнула надежда, что внутри их поджидает Гран-Дюк. Он инстинктивно сунул руку в карман, где лежал маузер.

Напрасно.

В хижине никого не было. В ней оказалось вовсе не так грязно, как можно было предположить. Впрочем, детектив упоминал, что, занимаясь поисками Жоржа Пеллетье, собрал для анализа почти весь мусор.

Интересно, существовал ли на самом деле этот мифический персонаж?

Марк вышел из хижины и обошел окрестности. Все совпадало, до последней детали. Он увидел яму, кучу вывороченной земли, разбросанные вокруг камни и даже две деревянные палки, очевидно, служившие крестом. Итак, по поводу этой истории Гран-Дюк написал правду. Рядом с хижиной действительно существовала могила, которую детектив дважды разрыл и в которой нашел звено от золотого детского браслета и частицы костной ткани грудного ребенка.

Что из всего этого следует?

Марк посмотрел на часы.

19.36.

Новых сообщений от Лили не поступало. Он присел на ствол поваленного дерева в паре метров от хижины. Солнце садилось. У Марка было ощущение, что он находится на крыше мира. Во всяком случае, на крыше своего мира. Вдали от всех. В компании сумасшедшей девицы. Впрочем, при ближайшем рассмотрении не такой уж сумасшедшей. Не такой уж опасной. И не такой уж злой.

Он проиграл. Поэтому сейчас он сидит здесь, отдавшись во власть печальных мыслей и жалеет сам себя, лишь бы не думать о Лили. Не думать о том, что она спит в больничной палате, а через несколько часов пойдет на аборт. Не думать о том, что их дитя — плод любви — будет убито из простой предосторожности. Из опасения, что этот плод может оказаться отравленным. Это было невыносимо. Так же невыносимо, как знать, что единственный человек, способный им помочь — а именно убийца его деда — разгуливает где-то и отыскать его нет никакой возможности.