Страница 38 из 70
Он исчез в кладовой с сокровищами и через некоторое время вернулся с великолепной маленькой синей шкатулкой, отделанной золотым орнаментом в испанском стиле.
— Боже, какая прелесть! — ахнула Анна, когда капитан ногтем большого пальца откинул крышку шкатулки. — Да это просто ювелирные украшения!
Два пистолета — возможно, подарок какого-нибудь испанского гранда своему сыну, или миниатюры, созданные мастером-оружейником как образец своего мастерства — сверкали, словно две серебристые смертоносные бабочки. Вороненые стволы и курки, казалось, были выточены из черного эбонита, и им подстать был аккуратный пороховой рог и изящный маленький винтовой пресс для придания пулям соответствующей формы, чтобы они точно подходили по размеру ствола.
— Любопытная особенность у этих пистолетов, — с гордостью заявил Тич, словно он сам был автором этой конструкции. — Ствол у них внутри вроде бы имеет винтовые канавки. Я никогда до сих пор еще не видел ничего подобного. Но этими прелестными игрушками ты можешь свободно вышибить глаз у птицы, до того точно они бьют! А к маленькой ручке леди они придутся, словно перчатки!
С энтузиазмом мальчишки-школьника он показал, как следует заряжать их, как фиксировать кремень и запал, и как засовывать пистолеты за кушак, чтобы они не цеплялись курками и всегда были под рукой.
— А теперь, — озорно прищурился он, — дает ли это право на один поцелуй джентльмену моего ранга?
Анна заколебалась. Тич ухмыльнулся и притянул ее к себе, царапая грубыми пальцами шелк ее рубашки. Анна закрыла глаза. Тич сжал ее крепко, до бот, и противиться этой силе было так же бесполезно, как если бы она была грудным младенцем. Поцелуй был далеко не из приятных, но Анна терпела, как только могла — напряженная, с закрытыми глазами — пока у нее не закружилась голова. Она с трудом оторвалась от него, полузадушенная, безмолвно раскрывая рот в тщетных попытках отдышаться, как новорожденный котенок в корзинке.
— Ах ты, моя маленькая прелесть! — проговорил Тич, словно пораженный неожиданным сюрпризом. — Моя маленькая прелесть!
— У-уф! — наконец выдохнула Анна. — Ох, уж эта ваша борода!
— А что? Разве она тебя пугает? — ухмыльнулся пират.
— Н-ну, как вам сказать… некоторым образом, пожалуй, пугает. Я никогда не видела, чтобы мужчина выращивал у себя на лице такую копну волос! Возможно, под нею вы выглядите даже весьма приятно и привлекательно… Хотелось бы мне посмотреть, какой вы на самом деле!
Тич осклабился, демонстрирую крупные желтые зубы, в каждой дыре которых был запломбирован кусок золота.
— Я уже слышал однажды то же самое от одной кабацкой потаскушки, — сказал он. — На Мадагаскаре, в нашу брачную ночь…
Анна остолбенела от неожиданности:
— Я… я и не знала, что вы были женаты! То-есть, я хочу сказать… А что случилось с вашей женой?
— Она умерла.
— Она была красивая?
— О да, вполне! — Тич захохотал, вспоминая: — Упрашивала меня подрезать бороду до половины. Ныла и канючила, и подбиралась ко мне под мышку, — и что ты думаешь? Будь я проклят, если я не поддался на ее уговоры! Только имей в виду, я тогда был здорово пьян, — взял, и отхватил пару дюймов! Не больше, понимаешь? — всего несколько дюймов, чтобы ублажить ее!
— И правильно сделали! — сказала Анна. — Такая бородища ужасно портит вашу внешность. Даже стыдно смотреть! По-моему, подрежь вы бороду наполовину, вы стали бы выглядеть выше. И солиднее. Не так… э-э… дико, как сейчас, а строже и серьезнее, как и подобает мужчине. Все эти разноцветные ленточки похожи на… я хочу сказать — у вас столько врожденного достоинства, что они вам просто не к лицу!
— Клянусь штанами дьявола! — заорал Тич. — Гляди-ка: такая пигалица, а уже заговорила, словно законная жена!
Он сердито зашагал по каюте; однако, минуту спустя он подошел к зеркалу и принялся внимательно разглядывать в нем свое отражение.
— У моего отца тоже была красивая борода, — продолжала Анна. — И он тоже отрастил ее слишком длинной. А потом, когда он ее укоротил, то стал казаться более высоким и широкоплечим. Уж я-то знаю, раз говорю! У отца борода была рыжая — такая же жесткая, как у вас, только рыжая. Он отлично владел шпагой и уверял, что после того, как укоротил бороду, глаз его стал более зорким и реакция быстрее. Я хорошо помню, как он часто повторял это!
— Ах, вот оно что! Неужели он взаправду так говорил? — прищурившись, насмешливо протянул Тич. — Но что мог он знать о настоящем искусстве драки на шпагах, кроме всяких дурацких терций, кварт и финтов? Он ведь был чем-то вроде придворного лакея — разные там ленты, банты, эполеты, табакерки с нюхательным табаком — разве не так?
— Ну что касается лент, капитан Тич, то тут вы могли бы дать ему сто очков вперед! Вот уж, поистине, такого количества он не нацеплял на себя за всю свою жизнь. И он вовсе не был щеголем! Он сам обрабатывал свою землю и носил простую одежду. И простой, но честный клинок. Он говорил, бывало, что шпага — это оружие для защиты чести и достоинства человека, а не тросточка для украшения паркетных шаркунов!
— О, тогда он говорил, как мужчина! И я бы с удовольствием предоставил ему место в кубрике на своем корабле! Впрочем, и по тебе видно, что он был настоящим мужчиной. Ишь, какую красотку отстрогал! Отличная работа, что и говорить! Но я готов побиться об заклад, что завтра ты познакомишься с мужчиной еще получше!
— Завтра? — не поняла Анна. — С кем это я должна познакомиться завтра?
— Клянусь локтем Сатаны! Разве я не говорил, что завтра на тебе женюсь?
— Вы все шутите, капитан Тич! Неужели вы не можете стать серьезным? Ведь я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве!
— Ничего не молода, если я так говорю! — в глазах у Тича заплясали шаловливые чертики. — А сколько же тебе должно быть лет, чтобы джентльмен, который садится за стол перед эрлами и баронами, по праву мог отправиться с тобою к венцу?
— Ну — семнадцать или восемнадцать… — ответила Анна, наморщив лоб.
— И что же к тому времени у тебя появится такого, чего бы не было сейчас, а? — Тич затрясся от смеха, довольный своим остроумием, в то время, как Анна, хмурясь, продолжала рассуждать над теорией этого вопроса.
— Не об этом речь, капитан Тич! Жена должна быть достаточно взрослой, чтобы управлять хозяйством мужа, и мисс Хукер говорит, что иначе прислуга не будет…
— Хозяйством? — перебил Тич. — Так ты собираешься вести за меня хозяйство на корабле? Командовать матросами и орудийной прислугой, да?
Анна смутилась и, покраснев, опустила голову:
— Нет, разумеется, я не думала… Но, капитан Тич, вы говорите так, словно кроме вас в мире больше нет мужчин, за которых я могла бы выйти замуж!..
— А разве это не так? Разве ты не беглая рабыня, моя козочка? И разве любой уважающий закон мужчина не должен отрезать тебе за это ухо и отправить обратно к Боннету?
— О!.. — Анна была смущена и расстроена. — Но вы же обещали мне свою защиту…
— Разве есть лучший способ защитить тебя, чем сделав своей женой?
— Но… мы едва знаем друг друга!
— Завтра ты меня достаточно хорошо узнаешь, могу тебе в этом поклясться!
— Вы… вы это серьезно? Вы в самом деле не шутите? Вы действительно просите меня стать вашей женой?
— Ничего я не прошу, моя милая! Я просто говорю тебе об этом, вот и все!
— И я не смею ни слова сказать по этому поводу?
Тич усмехнулся:
— Ты можешь сказать «да», если хочешь. Это я тебе разрешаю!
— Но, капитан Тич! Так не просят руки у леди! Сначала вы должны непременно получить разрешение у моего брата ухаживать за мной, потом попросить меня…
— Просить! Просить! Я не какой-нибудь проклятый нищий, чтобы выпрашивать подаяние! Я просто беру то, что мне нравится! Но, — добавил достойный претендент на аристократический титул, увидев вытянувшееся лицо Анны, — если уж ты так близко к сердцу принимаешь все эти церемонии, ты можешь пойти и сказать своему брату, что я хочу с ним поговорить. Он мужчина, и скорее поймет, что лучше, а что хуже!