Ордер на смерть

— Да нет, я так, из любопытства, — засуетилась Игнатьевна. — Я ждала, что он объявится. Пропал ведь, бесследно. Сами понимаете, ждала его — а тут вдруг вы появляетесь… Как же он помер, не знаете?.. Ну, простите, если отвлекаю. Просто мы с Тарасычем столько лет соседями были… А потом он пропал…

— Бывает, бабушка, бывает, — равнодушно сказала Лариса, разглядывая свои ухоженные пальчики в дорогих перстнях. — Но вот, значит, как сложилось. Теперь мы будем вашими соседями.

— Ага, ясно. Еще раз простите… — Игнатьевна подняла авоськи и пошла к своей двери. Прежде чем открыть ее ключом, она искоса еще раз посмотрела на супругов, торопливо спускающихся по лестнице… Новые, значит, соседи. Вон как все обернулось!

Уже на следующий день в бывшей виноградовской квартире закипели ремонтные работы. Подъезд наполнился грохотом и шумом.

Игнатьевна с удивлением глядела на бойко командующую рабочими загорелую Ларису, которая по-прежнему с презрением обходила пожилых жильцов этого дома, делая вид, что просто никого из них не замечает… Что они для нее? Недочеловеки какие-то. Оно и понятно: в тех сферах, где Лариса проводила большую часть жизни, говорили и думали совсем о других вещах — не в пример старикам, живущим в доме на Таганке. Ну, бродят по двору граждане, потрепанные жизнью, — ей-то что за дело?

Лариса частенько бывала и с похмелья — злилась на рабочих, подгоняла их такими словами, что те чесали в затылках, а потом с еще большим рвением принимались за ремонт. Сроки им поставили жесткие, а запросы у их работодательницы были необычайно высокие.

— Блин, была бы я мужиком, — орала на них Лариса, — я бы соображала побыстрей, чем вы, точно! Что здесь непонятного? Эту стену ломайте на хрен! Да не так! Отсюда начинайте! Вот, чтобы ничего не осталось, взяли да долбанули… Ох, какая с вами морока! А вы что как мухи сонные бродите? Мусор грузим на носилки и быстренько выносим, там контейнер на улице. Ну же!

Надо воздать ей должное — работала и сама как зверь: постоянно возилась то со шпоном, то с обоями, то с краской. Она действительно имела опыт перепланировки и дизайна квартир, но в этот раз ей хотелось не только удивить своих подруг красотой нового семейного гнезда, но и превзойти их во всем. Что в итоге ей и удалось: когда через пару недель к ней на новоселье пришли и Маргарита, и Валька, и Инга, все с мужьями, они просто рты разинули: из бывшей неухоженной, старой, пыльной квартиры Лариса сумела создать что-то вроде жилого офиса. На стенах отливали золотом страшно дорогие, модные сейчас, обои. Куда-то делись и старая плита из кухни, и порыжевшая от времени чугунная ванна, и дешевенький унитаз — теперь гости осторожно ступали по дорогому паласу, щелкали языками от восторга, разглядывая камин, тигровую шкуру на полу, ванную комнату, выложенную потрясающе красивым синим кафелем, с белоснежными унитазом и ванной «от Виллероя», фонари над сверкающей металлом кухонной плитой, столы красного дерева на гнутых ножках, сервизы стоимостью примерно в пятнадцать тысяч долларов. Квартиру теперь было просто не узнать.

Лариса, воркуя с подружками, проводила узкой ладонью по обоям, по обновленным узорным шпоном дверям, небрежно бросала, любуясь произведенным впечатлением, фразочки типа:

— А здесь я хочу подлинник Пикассо повесить, но еще не успела. А вон там будет коллекция старинных икон…

— Ну Лариска, ну даешь! — завистливо ластились к ней подруги. — Красотища-то какая! Высший класс! Зашибись…

И дергали мужей за рукав: мол, а ты чего, рохля? Что — не можешь такую же роскошь приобрести и установить? Солдатовы смогли, а мы что — хуже их, что ли? Тоже хотим вот так!..

Охали и ахали, разглядывая спальню с зеркальным потолком и громадной двуспальной кроватью — белой, с хитрыми круглыми вырезами в спинке, стоящей явно большущих денег.

Лариса, расхаживая по квартире во всем фирменном — даже шлепанцы на ней были «от Гуччи» и стоили две с половиной штуки баксов, — была счастлива…

Когда же гости разъехались, она прыгнула в кровать к сопящему Левушке — он, по обыкновению, включил видик и уже смотрел порнушку, чтоб побыстрей возбудиться. Закурила, разглядывая, как на экране одна блондинка обслуживает сразу восьмерых парней, — и набросилась на мужа, оседлав Леву и нанизав себя на его «пушку» впечатляющих размеров… Стала биться, кричать, ёрзать на нем — и вскоре они одновременно достигли вершины наслаждения.

Утром Лариса, с небольшого бодуна, выходила за покупками — как она выражалась, решила «сделать шоппинг». И нос к носу столкнулась со своей соседкой, старушкой Игнатьевной. С ней рядом мялся какой-то небритый тип лет шестидесяти…

— Мы это… — смутившись, пробормотала Игнатьевна, — хотели бы на память о нашем Тарасыче его вещи попросить. Фотоальбом…

— Раньше надо было, тетенька! — буркнула в ответ Лариса. — Мы все выбросили давным-давно. У нас же тут не музей древностей… — И легко поскакала вниз по ступенькам лестницы.

Глава вторая

На столе лежала русалка — обворожительная девушка, натуральная блондинка ослепительной красоты, которую вовсю фотографировали журналисты, щелкая вспышками. А она слегка покачивала сверкающим хвостом. Андрей Ярцев, или Ярый, сложил рупором ладони и прошептал ей:

— Вы потрясающая!

Блондинка, подпиравшая теку тонкой рукой, улыбнулась ему признательно. Наверняка ей уже надоело лежать все время в одной и той же позе — и так целых два часа, пока длилась вечеринка. Хоть один мужчина сделал ей комплимент!

Рядом с ней стояла шоколадная, со съедобной черепицей, избушка на курьих ножках. Чуть далее возвышался расшитый золотом шатер «Шемаханской царицы»: в нем действительно сидела красавица восточного типа и лениво отщипывала от большой виноградной кисти по ягодке. Журналисты снимали и «царицу», и русалку, и весь заваленный невероятными яствами и лакомствами, казавшийся бесконечным стол.

У колонн красного мрамора крутилась на древнего вида патефоне старинная пластинка — кто-то сквозь шипение и треск пел «Очи черные»… Кажется, Шаляпин. У патефона бродил невероятной толщины и пушистости рыжий кот на золотой цепи: видимо, тот самый «кот ученый» — из пушкинской сказки. По залу носились официантки — девушки, затянутые в униформу, — и разносили посетителям подносы с рюмками крепких напитков и бокалами шампанского. У одного из окон дожидались своего часа джазовые музыканты; им предстояло играть чуть попозже. Там же, на маленьком круглом столе, высились стройными рядами одинаковые бутылки фирменной водки «Пушкин».

Ярый подошел к столу и попросил вежливого парня в смокинге и бабочке налить ему еще стопку водки: «Да, и запить чем-нибудь. Гранатовым соком? Ну пусть гранатовым соком…»

Андрей Ярцев присутствовал здесь по настоятельной просьбе своего начальника — Рудольфа Мерингера. И должен был побеседовать как минимум с пятью очень известными в столице представителями творческого бомонда: задать им простой, в сущности, вопрос — как они относятся к происходящему и что такое для них Пушкин? Хорошо было бы, если бы кто-нибудь из них процитировал что-то из Пушкина наизусть: любой отрывок из стихотворения или поэмы великого русского поэта.

Ярый выпил водки и подошел к знаменитому музыкальному критику Теплову, который закончил наконец отвечать на вопросы телевидения. Теплов, с которым Андрей уже не раз встречался и раньше (причем они немало вместе пили), узнал приятеля и крепко пожал ему руку:

— О, здорово, старина! Как делишки? Говорят, ты книгу наконец-то выпустил?

— Да, — улыбнулся Андрей, — выпустил. Завтра вечером будет ее презентация в ЦДЛ. Кстати, приглашаю, внесу в список.

— Ну конечно, не по билету же мне проходить! — хлопнул Андрея по плечу Теплов. — А что — фуршет-муршет там будет?

— Нет, — смутился немного Андрей. — Так, литературный вечер. Правда, потом намечена пьянка с друзьями на даче…

— А-а… — Теплов уставился неподвижным, тяжелым взглядом на только что вошедших в зал двух девушек, дорою и стильно одетых. — Постараюсь, спасибо… Что за цыпочки — ты не в курсах? Смотри, какие у той, черненькой, губки рабочие… Наверное, сосет она классно…