Страница 38 из 52
— Даже когда люди остаются наедине с самими собой, они зачастую играют, — Сергей уже не столько обращался к швейцару, сколько пытался разобраться в этой задачке с душевными кривляньями. — Даже когда они пытаются усовершенствовать себя, многие делают это лишь для того, чтобы лучше играть свои роли. Да и вообще, люди слишком много времени и усилий тратят на совершенствование самих себя и слишком мало — на совершенствование мира. А важно-то именно второе, да и первую задачу немало облегчает.
«Жаль, я не программист, — подумал Сергей, — поэтому программу эту мне не приручить. И будет тешиться она и дальше. А впрочем… пусть тешится. Пусть изучает. Пусть будет равной человеку. Пусть будет равной мне. Какой мне от этого убыток?»
Он прервал свои размышления и с изумлением уставился на швейцара: мысли вдруг принялись колоть ему висок, причем настолько осязаемо, что он невольно поморщился.
— Ладно, пойду я. — Он с силой потер виски. — Что-то у меня голова разболелась. Хм… Странно… К чему бы это?
Вернувшись в опочивальню, Сергей в нетерпении направился прямо к столику со свечой, чтобы повторить опыт. Зажечь ее было делом нескольких мгновений, но, уже поднеся руку к задрожавшему пламени, он снова остановился в нерешительности…
Мертвую тишину ночного дворца огласил дикий крик боли. Уголки губ и глаз швейцара дернулись и сжались, отчего на лице его родилась добродушная улыбка.
— Сергей, а вот если вы листали «Толковый словарь Даля», то, конечно, согласитесь, что составлен он крайне бестолково… — не поднимая головы, пробормотал он в пустоту и уже в следующее мгновение вновь был поглощен чтением и своими мыслями.
Вот уже почти час, как Сергей, несколько обалдевший от вкусовых впечатлений, обрушившихся на него с невообразимой яркостью и даже некоторой яростью, сидел за обеденным столом в окружении многочисленных блюд, значившихся в президентском меню. Прямо перед ним лоснящейся горкой раскинулись несколько килограммов осетровой икры, которую он, немало обессилев после продолжительной осады собственного желудка, более не глотал жадно, фактически с остервенением — он мог лишь играться с ней.
Уже само перекатывание между нёбом и языком этих маленьких, упругих комочков дарило радость. Да, не просто наслаждение, а именно радость. Почему, он и сам бы не смог объяснить, но если бы в этот момент его спросили, счастлив ли он, он, не задумываясь, ответил бы: «Да». А их вкус? Вкус был… нестерпимо божественным. Зрелый, живительный, свежий, мягкий, зовущий, колдовской. Сергей был не в состоянии остановиться, сказать себе: «Хватит!»
«Ах, волшебник швейцар-то, а? — твердил он самому себе. — Чародей… Ведь чародей? Чародей. Чародеюшка!»
— Я смотрю, у вас сегодня отменный аппетит, господин Президент, — то ли с завистью, то ли с озлоблением заметил Виктор, то и дело поглядывавший, как бы невзначай, на бегущую строку.
— А что, любезный, — Сергей запрокинул голову, чтобы видеть стоящего за ним официанта, — шампанское у нас имеется? Ну, так неси.
— Шампанское, я думаю, все-таки лишнее, — Виктор сделал официанту знак, отменяющий заказ Президента.
— Виктор, я вам Глава Портупеи или кто? Вы мне жена? Нет? Очень хорошо. Кстати, — Сергей добродушно откинулся в предвкушении интересных, ласкающих самолюбие новостей, — все хочу вас спросить, Виктор, а сколько за меня голосовало человек?
— Один. Но всего за вас было подано два голоса.
— Позвольте, как такое вообще может быть?! — подобное известие не столько удивило, сколько возмутило Сергея.
— Может, может. Каждый из игроков голосовал за себя, поэтому мы и сгенерировали лишний голос, а присудили его вам.
«И здесь одни жулики…»
Не сказать, что признание Виктора привело Сергея в живейшее отчаяние. Скорее, он просто констатировал факт таким, каким тот ему представимся, а выбить его из состояния искусственного счастья было нелегко даже подобной новостью.
— Послушайте, а пресс-секретарь во время завтрака нам обязательно нужна? — Необходимость следить не только за своим языком, но и за мыслями раздражала Сергея все больше и больше. — Она ведь все равно не ест.
Виктор ничего не ответил. Он погладывал то на пресс-секретаря, то на электронные панели на стене в глубокой задумчивости, как будто рассчитывал сложную формулу.
— Пусть пока побудет, — наконец заключил он.
— А я могу и поесть. — Пресс-секретарь, до этого деликатно простаивавшая, в сторонке, резво подсела к столу и навалила на кусок хлеба целую пирамиду сервелата, который и принялась неумело, не прожевывая, заталкивать в себя.
Сергей наблюдал за пресс-секретарем одновременно с любопытством и приправленной отвращением неприязнью, приравнивая программу к человеку и ожидая от нее всего того, что в состоянии сделать сам.
Программка давилась, кряхтя и попискивая, но сдаваться не собиралась. Сергей тоже набил рот икрой и продолжил прерванный завтрак.
— Виктор, как считаете, я вот икру эту ем — мне жирная пища вообще не повредит? — спросил он, застигнутый врасплох этой неожиданной мыслью. — У вас тут есть врач, чтобы проконсультироваться?
— Лекарь есть придворный. Правда, он в отпуске.
— Можно, конечно, и лекаря спросить… Но лучше бы академика или профессора какого.
— Извиняйте — не держим…
«Я ведь сейчас лопну… — сник Сергей. — Вот ерунда-то, а? Мир другой. Проблемы те же».
Едва на экранах вспыхнула надпись «Я ведь сейчас лопну…», как Виктор не на шутку встревожился.
— Немедленно вызывайте «скорую»! — приказал он официанту, бросившемуся выполнять поручение. — Президент сейчас лопнет!
Сергей понимал, что Виктор мог вызвать бригаду «скорой помощи» одной силой своей мысли — точно так же, как он проделал фокус с нимбом, — но по какой-то причине демонстрировать свое могущество не желал.
Сергей сорвал галстук и ремень брюк, но легче не стало. Грудь спирали не только тяжесть, но и тревога. Живот раздулся безобразным шаром. Минуты ожидания готовы были превратиться в вечность…
Наконец появился доктор. В одной руке у него был чемоданчик, в другой — коробка конфет.
— Не удержался: судьба не каждый день посылает таких пациентов, — пояснил он и положил коробку перед Президентом. — Кушайте на здоровье.
Тот лишь что-то невнятно простонал.
— Что ж, давайте вас посмотрим, — в ответ на умоляющий взгляд Президента доктор достал из чемоданчика стетоскоп и, расстегнув пару пуговиц на рубашке пациента, просунул в образовавшийся просвет руку. — Кряхтите… Не кряхтите… Кряхтите… Не кряхтит, — пожаловался он Виктору. — Придется госпитализировать.
Сергея вынесли на носилках из дворца и разместили в возбуждающем одновременно отчаяние и надежду чреве кареты «скорой помощи». Врач, Виктор и пресс-секретарь уселись тут же. Машина дернулась и понеслась.
Сергей закрыл глаза и со скорбным облегчением сосредоточился на то ли распирающей, то ли сжимающей его легкие и желудок… пустоте. Пустоте? Очень даже может быть. Главное, что сосредоточиться на ней было совсем нетрудно. Нужно было лишь перестать думать и отвлекаться на происходящее вокруг. Отупляющие завывания сирены и броски автомобиля отлично в этом помогали: думать о чем-либо в такой обстановке было решительно невозможно.
Сергей расслабился и замер, проваливаясь в приятное оцепенение. Грохот и тряска становились все менее явными. В какой-то момент сквозь завывания сирены до него донесся голос Виктора:
— Он что, без сознания?
— Похоже на то, — ответил голос доктора.
— А он может нас слышать?
— Такого не бывает, господин Помощник Президента.
— Такого не бывает, чтоб такого не бывало, — не согласился Виктор.
«А к чему этот вопрос?» — мелькнуло в мозгу Сергея.
— А к чему этот вопрос? — раздался вдруг голос пресс-секретаря.
От неожиданности Сергей чуть было не; привстал, но какой-то инстинктивный импульс заставил его продолжить играть роль бесчувственного тела.
— Вот уж кого это никоим образом не касается, так это вас, — сурово ответствовал Виктор.