Страница 19 из 49
— Какая?
— Сам не пойму, необычная…
— Я, Гриша, в больнице была…
— В больнице? Заболела, что ли?
— Нет, я здорова.
— А что тогда в больнице делала? Загадками говоришь.
Ульяна засмеялась.
— Эх, и глупый же ты у меня! Не догадываешься?
— Нет. Скажи, не дразнись. И так устал, как черт…
— Я была в женской консультации… — Ульяна слегка покраснела и добавила после паузы: — Ребеночек у нас будет…
— Ребеночек? Господи, как снег на голову! Вот не ожидал…
— Что ж ты не ожидал? Вроде муж и жена мы с тобой, что ж странного?
— Прости, растерялся… это от радости. — Гриша обнял Ульяну и прижал к себе. — Ребенок, это хорошо.
— Ты правда рад? — Ульяна смотрела на мужа огромными доверчивыми глазами. — Правда?
— Ну, конечно правда, дуреха… А как же иначе? Как по-другому-то? Разве бывает по-другому? — Гриша гладил Ульяну по мягким волосам, а она беззвучно плакала, уткнувшись в его плечо.
Про беременность Ульяна решила пока никому не говорить, даже Светке. Мало ли что? Сглазят еще… Даже от матери скрыла, решила позже сказать. Все равно увидят, разве такое скроешь? Но ей-то, слава Богу, стесняться нечего, она замужем, не в подоле принесла, не то что Светка. Ульяну будоражило и волновало ее новое состояние. Она с трепетом прислушивалась к себе, пытаясь уловить, что несет для нее эта новая, только что зародившаяся жизнь, но пока ровным счетом ничего не улавливала. Очень мальчика хотела, чтобы на Гришу был похож. Уж она бы его любила! Заботилась… И Гриша бы оттаял, потянулся душой к сыну. А потом она еще одного родит… И заживут! Ох, как они заживут!
Но пока в их жизни ничего не изменилось. Оба работали, вечерами ужинали и смотрели телевизор. Гриша стал ласковей, заботливее, часто спрашивал, как она себя чувствует, и Ульяна наконец-то смогла вздохнуть с облегчением — трудности позади.
Как-то под вечер, весной уже, отпросилась с работы, неважно себя почувствовала, решила в магазин прежде зайти, конфет купить. Мать говорила, хорошие конфеты завезли, шоколадные. А конфеты Ульяна любила. И остро вдруг так захотела. Возле магазина машину леспромхозовскую приметила. Приоткрыла дверь в магазинчик, да кошелек уронила, присела поднять — и вдруг сквозь приоткрытую дверь голоса услышала. Сначала хотела войти, но почему-то замешкалась, продавщица Верка с кем-то беседовала. Голос мужской, басовитый. Воркуют, как голуби, оттого Ульяне неловко стало. Уйти хотела, но услышала то, что заставило ее напряженно вслушаться.
— Вась, а Гришка-то где? Чтой-то он с вами не приехал? По пути вроде… Что в автобусах-то трястись?
— Да некогда ему…
— Заработался, что ли? Посмотрите, какой работящий… — Верка хихикнула. — Прямо любо-дорого посмотреть, не то что некоторые. Каждую копейку в дом.
— А некоторые — это кто?
— Да хоть и ты… Что это ты в рабочее время болтаешься? Лишь бы с работы слинять…
— Много ты понимаешь, ты что, начальство, что ли?
— Да я так, работает, говорю, парень, себя не жалеет.
Теперь засмеялся невидимый Васька.
— Не жалеет, только не там, где ты думаешь…
— Вот как? И где же это? Страсть как любопытно…
— Не твое дело, много будешь знать, скоро состаришься…
— Ну, скажи, а я тебе бутылочку достану… Со вчерашнего вечера берегу. Не скажешь — не дам.
— Ох, и вредная же ты баба!
— Сам начал, себя и вини. Я тебя за язык не тянула.
— Да разнесешь же по всей деревне, как помело!
— Да что ты, Вась, я никому!
— Да черт с тобой, у нас все это знают. Любовница у него, учетчица наша — Маринка. С ней и забавляется.
— Что, прям на работе?
— Нет, у нее дома! На работе, где же еще.
— Вот тебе и Гришка! Силен мужик! — Верка удивленно присвистнула.
Вася засопел.
— Только смотри у меня, никому! Узнаю — убью. Ну, давай твою бутылочку…
Ульяна, боясь, что ее могут увидеть, отшатнулась от двери. Сердце стучало как бешеное, каждым ударом отдаваясь в голове. Она пошла домой не оглядываясь. Любовница. У ее мужа любовница. Они и женаты-то всего ничего, а он уже завел любовницу. Вспомнила его слова — постылая… Вот оно, значит, что… Господи, как же больно…
Дома легла на диван, глаза закрыла. Что делать с этим? Сказать? А вдруг хлопнет дверью и уйдет? Обрадуется даже, что не нужно врать. Постылая… Ну, нет! Так просто она своего счастья не отдаст. Что же, ребеночек сиротой будет? Только не это… Она промолчит. Будет улыбаться и молчать. Будет ему хорошей женой, усмирит свою ревность, задушит обиду. Нельзя, нельзя сейчас ему допросы чинить, только хуже будет, чувствовала Ульяна. Понята: на песке она свой домик выстроила, но и он, этот песчаный домик ей дорог, и за него она бороться будет. А пока все про эту учетчицу разузнает, что да как. Глядишь, все не так страшно и окажется. Подумаешь, кровь молодая взыграла, чего не бывает… Оправдывала его, но на душе кошки скребли. Не в ее это характере — прощать.
Муж заявился поздно, и Ульяна горько усмехнулась про себя — знаю, чем занимался, работничек. В дверях прижалась к мужу, вдохнула запах. Нет ли чужого? Нет, ничего не почувствовала, только запах смолы и дерева. Обиду сдержала, на стол накрыла.
— Что это с тобой, Уль, хмурая ты какая-то… неласковая.
— Нездоровится мне что-то, даже с работы отпросилась. Пойду лягу.
— Иди полежи, а я к соседу схожу, он помочь просил.
Ульяна собрала со стола остатки ужина, перемыла посуду, обрадовалась даже, что ушел. Одной побыть захотелось. Легла в кровать, лежит, а слезы сами собой по щекам катятся. Нет счастья. Как не было, так и нет. Все она сама себе придумала — и про семейное благополучие, и про любовь мужнину. Дурочка, правда, какая дурочка. Услышала, как дверь хлопнула, вздрогнула. Гриша вошел в комнату, она спящей притворилась, даже представить страшно было, что он к ней сейчас прикоснется. Уйти бы куда, да заподозрит ведь неладное. Вытерла слезы, уткнулась в подушку. Гриша рядом лег, поворочался и захрапел, дыша легким перегаром. Выпил. Понятно, что жена ему не нужна, намилуется на работе, натешится невесть с кем. Но, почувствовав рядом знакомое мужнино тело, немного успокоилась. Все равно та любовь долго не продлится, краденая она, пугливая, а значит, позорная. Но сколько ждать? А как все узнают? Пальцем на нее показывать станут, за спиной шептаться… А ну как еще жалеть начнут. Если Верка знает, так теперь и вся деревня скоро узнает. И ничего ведь не поделаешь теперь, как Верке рот заткнешь? Эх, Вася, Вася! За бутылку друга продать готов. Во сне Гриша руку на Ульяну положил, прижался. Она притихла, засыпать начала. Утро вечера мудренее.
Про Марину Ульяна осторожно председателя спросила. Так, чтобы не догадался. Он частенько в леспромхоз наведывался по разным делам, почти всех там знал.
— Иван Демьяныч, что там в леспромхозе за учетчица новая?
— Новая? Да вроде старая была в прошлый раз… А что?
— Да так, в магазине бабы болтали, гулящая, мол…
— А ты слушай их больше, баб-то. Да и с каких это пор ты сплетнями интересуешься? Не замечал за тобой такого. Марина баба хорошая, добрая. Замужем, между прочим. Это для тех, кто не знает. Муж в соседнем селе работает, механизатором. Нормальная семья. Все этим бабам надо — кто, где, с кем. Делать, что ли, нечего?
Ульяна уткнулась в бумажки.
— Да я просто спросила. Пришло в голову — и спросила. Думала, новенькая…
— За мужа, что ли, переживаешь? Думаешь, уведут? Как это я сразу не догадался, дурак старый, — Демьяныч засмеялся. — Не бойся. Гришка твой парень крепкий, на всех хватит.
— Да ну вас, Иван Демьяныч! — Ульяна покраснела.
— Да не обижайся ты, девка! Шутки у меня такие, солдатские. Пора бы привыкнуть. Замужем она, сказал же, замужем.
Ульяна перебирала бумаги. Дура, зачем спросила? Хотя лучше у него, чем у кого-то еще. Он хоть не скажет, а бабы сразу догадаются, сплетни пойдут. Даже он догадался, хоть и не понял, что к чему.