Мартовские колокола

В противоположность щеголям, «академистам» и прочим франтам, которые внимательно следили за костюмом и прической, были и другие — нарочито небрежно одетые, отпускавшие волосы до плеч, носившие нечесаные кудлатые бороды и усы. Многие носили еще и большие очки с синими стеклами — этот особый вид должен был показать окружающим, что для владельца очков имеет значение одна наука, и он вот–вот осчастливит человечество каким–нибудь великим открытием. Беседы такие вели только о науке и учёбе, всё время делая таинственные мины — будто чего–то недоговаривали. Об этих Владимир говорил с иронией, но без раздражения — по всему было видно, что давно выбрал для себя занятие политикой, как основное наполнение жизни.

Вот такие группки, различающиеся между собой и платьем и манерами, да и темами бесед, кучковались у аудиторий. До прихода профессора студенты толпились около дверей. Вели разговоры; дождавшись профессора, заходили.

Виктор заглянул внутрь вслед за ними: студенты чинно рассаживались со скамьям с узкими пюпитрами. Усмехнулся — точно такие же скамьи тёмного дерева он помнил по старым аудиториям Московского Энергетического Института.

Как там, в фокусе полукруглой, крутым амфитеатром аудитории, стояла профессорская кафедра. На ней сейчас устраивался солидный, почтенного возраста господин обычно в штатском сюртуке.

Виктора подёргали за рукав: Владимир, оставив в покое первокурсников, вспомнил о своих гостях:

— Однако же, пойдёмте, господа. У Яниса как раз закончилась лекция, попробуем перехватить его. Он в столовой сейчас, наверное…

Университетская столовая, где обыкновенно обедало множество студентов, помещалась на первом этаже, в правом крыле здания. Обстановка здесь была самая что ни на есть скромная, даже «простонародная»: длинные столы, укрытые клеенкой. На столах стояли большие корзины с черным и серым хлебом, которого можно было брать вволю, безо всяких ограничений. В столовой принято было самообслуживание; что до цен, то были они, по московским меркам, самые что ни на есть необременительные: обед без мяса пять копеек, с мясом — девять. Стакан чаю — копейка, бутылка пива — семь копеек. При желании, можно, конечно, было взять обед и подороже; буфете, так же весьма дешёвом, продавали кисели, простоквашу. Столовая постоянно переполнена; шум и гам, мельтешение: одни приходят, другие уходят, а кое–где за столами сидят крепко обосновавшиеся группки студентов. Судя по тому, как основательно они уселись, подобные ценители дешёвого пива из местного буфета подчас проводили в столковке куда больше времени, чем на лекциях, в аудиториях.

Студенты победнее — что всегда было видно по поношенным, потёртым тужуркам, — брали только чай с хлебом. Внимания это не привлекало: наоборот, к таким, вынужденно себя ограничивавшим, относились с сочувствием. Иной раз незнакомый студень может сказать бедствовавшему товарищу: «Коллега, я вам куплю обед, у меня на двоих денег хватит». Да и местное начальство порой предлагало таким страдальцам бесплатную тарелку щей без мяса…

Нужный им человек сидел за отдельным столиком у дальней стены, в компании еще троих таких же студентов. На столе, среди тарелок и пивных бутылок, громоздились стопки книг и клеёнчатых тетрадок, перетянутых ремешком; так многие студенты предпочитали носить учебное имущество, демонстративно пренебрегая чиновничьими портфелями. Владимир поздоровался; тот, что сидел в центре, тощий молодой человек с измождённым лицом и впалыми щеками, кивнул, указывая новоприбывшим на соседнюю лавку.

За столом всем было не поместиться; впрочем, нравы в университетской столовке были простые. Вмиг подтащили еще один такой же столик и дополнительную скамью, и гости уселись за стол. Один из кампании побежал в буфет, за пивом и нехитрой снедью в закуску, а Володя тем временем представил гостей и сидевших за столом.

— Янис Радзиевич, студент медицинского факультета Киевского университета. В Москве по делам.

Измождённый молодой человек кивнул.

— Войтюк, Геннадий Анатолиевич, из Ковно. Прибыл с намерением поступить в Университет. Виктор Анциферов, его земляк…

— Анцыферов? — веселым тоном осведомился не представленный молодой человек. — Батюшка мой, царствие ему небесное, говорил про Петра Аркадьевича Анцыферова, своего товарища по нижегородскому кирасирскому. Вы, часом, не его сынок будете?

Виктор поперхнулся только что налитым пивом и беспомощно уставился на Геннадия.

— Вряд ли, — усмехнулся тот. — Насколько я знаю, отец моего друга никогда не был на военной службе. Верно, Виктор?

— К..да… — молодой человек кашлем попытался скрыть некоторое смятение. Мой батюшка служит по управлению статистики при ковенской городской управе.

Легенды были оговорены заранее; документы Виктор, и правда, изготовил без особого труда. Самым трудным, как он и предупреждал, оказалось найти подходящую бумагу, а вот нанесение соответствующих водяных знаков напротив не доставило ни малейших хлопот: в первой же фирме, занимавшейся корпоративным стилем, им сделали бланки царский паспортов со всем нужными аксессуарами. Обошлось это удовольствие недёшево, и для того, чтобы профинансировать эту операцию пришлось навестить несколько известный в будущем антикварных салонов — благо, никакого стеснения в царских деньгах группа более не испытывала. В итоге, для каждого из членов Бригады Прямого Действия было заготовлено по три комплекта документов: один на собственные имя–фамилию, а остальные пока не содержали ни единой записи; разработкой легенд под них предстояло ещё только заняться.

— Из Ковно, значит? — почему–то усмехнулся Янис. — а что за заведение изволили закончить — и на какой факультет нашей альма матер намерены вы осчастливить своим присутствием?

Это было обсуждено заранее, поэтому Геннадий ответил немедленно:

— в Ковенском губернском реальном училище. Мой батюшка служит при управлении железных дорог, тоннельным инженером — вот, хочет, чтобы я пошёл по его стопам. Однако ж, — усмехнулся он, — я, видимо, оказался плохим сыном и намерен был подавать на факультет физических и математических наук. Однако ж — обстоятельства помешали; теперь намерен дождаться следующего года и заново подать прошение.

— А что ж всё же не в Техническое? — поинтересовался Янис. — Составили бы компанию вашему другу, Володе. — и он кивнул на Лопаткина. Тот учился в Техническом? Реалисту — оно и попроще..

— Имею склонность к фундаментальным дисциплинам. — усмехнулся Геннадий. — К тому же — мечтаю продолжить образование в Германии.

Они побеседовали ещё какое–то время. Виктор больше отмалчивался, прихлебывая пиво (довольно–таки скверное). Геннадий и Янис перебрасывались малозначащими фразами. Лопаткин поначалу участвовал в беседе, но потом, подобно Виктору, переключился на употребление пенного напитка и совершенно выпал из разговора.

Наконец Янис встал.

— Ну что ж, друзья, пора и честь знать. Простите, у нас с коллегами еще имеются некоторые дела. Может быть продолжим знакомство в более приватной обстановке?

— Так можно у меня, в «Аду»… — засуетился Лопаткин. Вот, как освободитель — и прошу ко мне в комнату. Не забыли где?

— Нет уж, благодарю покорно. — усмехнулся Радзиевич. — У вас там слишком много… тараканов.

Паузу он сделал столь многозначительную, и так явно обвел собеседников глазами, что было видно — он не сомневается, что те прекрасно уловят скрытый смысл сказанного.

— Вот, кстати, наш Коля — и Янис указал на своего товарища, того, что давеча спрашивал о фамилии Виктора, — Завтра, в семь пополудни устраивает вечер с чаем; приходите, будем ждать. Чай бесплатно, баранки приносите с собой; вход десять копеек, благотворительный сбор — в пользу неимущих студентов. Танцы ожидаются, барышни с философских курсов. Будете?

Геннадий кивнул.

— Непременно воспользуемся, спасибо за приглашение. А куда…?

— Володя знает. — Янис не дал молодому человеку ответить. А сейчас — простите, вынужден откланяться…

И, уже направляясь к выходу, неожиданно повернулся к Геннадию: