Страница 74 из 75
Каликам приписывается зычный голос, как у Соловья-разбойника или Змея, может быть дабы подчеркнуть их иномирное качество. В южнославянском эпосе, кстати, описывается так называемый ор калугерский, представлявший из себя боевой танец с саблей, применявшийся в реальном бою (ситуация прямо-таки шао-линьская!). В историческом плане этому соответствовали русальские дружины, сохранившиеся на Балканах до нового времени. Участники дружины объединялись между собой в неразлучные пары, одевались особым образом и носили обнаженные мечи. Все они, кроме двух главарей, алебардщика и «разбойника», а также двух стражников, в обычных обстоятельствах хранили строгое молчание, не крестились, никого не приветствовали, при хождении и прыганьи каждый член пары должен бьш попасть в то место, куда ступил его товарищ. В обязанности дружин входили обрядовые танцы с мечами, собирание пожертвований, убийство волков и ритуалы «лечения» тяжелобольных (скрещиванье над ними своего оружия). При неледанных встречах меяеду разными дружинами одна из них либо покорялась другой либо вступала в кровавую схватку. Заканчивались хождения русальцев в праздник Крещения, когда они снимали в церкви свои шапки и сменяли мечи на зажженные свечи (см. Толстой Н.И. «Язык и народная культура». М — ИНДРИК, 1995).
Из этого же ритуально-мифологического круга исходят образы многих эпических персонажей, руководителей специфических — нередко чисто молодежных — военно-обрядовых групп (консорциев и даже субэтносов), в том числе былинный образ Вольги/ Волха Всеславьича, а отчасти и «Дикая охота» Одина/ Вотана. Так что и крестоносное движение, и манихей-ского толка «уклоны» попадали на мифологически предуготовленную почву.
На Западе «каличье движение» получило еще большее развитие, но этих странствующих и нищенствующих монахов, называвших себя «братьями» и «забавниками Божьими», церковь ассимилировала с помощью объединения их в ордена францисканцев, кармелитов и др.
Безусловно, приднепровский Орден «крестовых братьев» гораздо старше западных. Калики выглядят здесь как «внутренний круг» ордена, лишь в самых крайних случаях принимающий участие в сражениях.
Теперь еще несколько описательных моментов. Из Греции — тяжелая сорочинская шляпа Добрыни: так как в некоторых былинах греческие («царь градские») богатыри — татары, то, видимо, речь тут идет о временах турецкого владычества[130]. К известной западной поговорке «пьет, как тамплиер» добавим слова, которые Алеша Попович говорит своему оруженосцу («паробку»): «А мы с тобой, Екимушка, упьянчивы». Православие богатырей тоже особое — «ученое»: «крест кладут по-писаному, Поклон ведут по-ученому», т. е. как бы выстраивая крест из центральной точки — на все четыре стороны; получается некая тетрактида — динамика деления/созидания мира. Двусоставное черно-белое знамя тамплиеров можно соотнести с манихейским мировоззрением; а вообще, черный, белый и красный цвета — типичные цвета рыцарства, но и в русской былине герой наблюдает развевающиеся в поле белое, черное и красное знамена.
В одном из былинных текстов Алеша прямо выставляется как «пес-рыцарь»: Добрыня таскает его за «желты кудри» — «Дивую я псу милитеньскому!..». Позднелат. milites «рыцари», «Milites templi» — рыцари храма, также название «воинство Христово» — обычный церковный термин, но на средневековом Западе он еще означал некую служилую социальную аристократическую группу, вассалов «1-го уровня» в окружении графов. Вот уж все это никак не похоже на случайно возникшую абракадабру! (все цитаты по: «Былины». Сост. В.И. Калугин. М.: Современник, 1986)[131].
Интересно также сравнить жестовый символ поднятой к небу правой руки, — этот типичный рыцарский жест изображен на одном сохранившемся богомильском надгробии (левая — на поясе); ср. слова из былины («Данила Игнатьевич»), где Богородица дает совет богатырю, как избавиться от железных немецких оков: «Здынь-ко правую ручку выше головы, / Левую ручку ниже пояса». Ср. также восточноевропейский образ Ангела-Хранителя: белые одежды, левая рука на мече, в правой — красный крест или белое знамя с красным крестом. Исследователи, отмечающие обилие богомильских элементов в древнерусской литературе, объясняют их исключительно влиянием болгарской, Охридской, автокефальной патриархии, хотя, как мне кажется, корни лежат гораздо глубже.
Говоря об Илье Муромце, стоит рассмотреть возможные связи с соответствующими западными сюжетами об Илиасе Русском и некоторых других, как исторических, так и литературных, героях. Н.В. Филин в историческом альманахе «Армагеддон» опубликовал на эту тему большую работу (2000; http://histline.narod.ru/index.htm). Он объясняет «происхождение прозвища Олафа… из имени Олег, известного в былинах в форме "Волья" и сравнивает его с именем "Элигас-Илиас Русский" из поэмы "Ортнит" и "Тидрек-саги"», которое также «носил легендарный основатель династии Жеротинов, русский князь Олег, последний король Моравии [ум. в 967 г.]. Если предположить, что Бурицлав саги — не Болеслав Польский, как считает большинство исследователей, а Болеслав Чешский, а Олий Русский — Олег Муравлении, то все встает на свои места… М.Г. Халанским была предложена гипотеза о происхождении имени муром-ско-го богатыря из скандинавского Helgi через трансформацию этого имени через формы Helgi — Олий, Елья — Илья».
Все это, конечно, гадательно. Какое-то влияние исторического Олега Моравского на великорусский эпос мне лично представляется маловероятным и недоказанным. Но есть у Филина и более интересные рассуждения (http://histline.narod.ru/il06.htm):
«Былина о Вольге Всеславиче и немецкие сказания об Ilias'e von Ruizen восходят к одному источнику — старинным дружинным песням об Олеге Вещем, женитьбе Игоря и походах руссов в хазарские области Тавриды». Филин, через Гйлярова и Халанского, ссылается на сведения, что «жена же ему Ольга, родом плесковитин-ка, дщи князя Тьмуторокана». (Здесь, как уже говорилось ранее, возможны разные толкования: в первой своей части — см. выше — это реальный след реакции на топоним в Нарвском бассейне — Ольгин Крест, а во второй части это с полным основанием можно сравнить с классическим былинно-фольклорным мотивом «невесты героя, как дочери змея или басурманского царя».)
В поэме «Ортнит» Илиас из Руси — дядя и наставник короля Ортнита, правителя Гарды в Ломбардии. Вместе с Ортнитом и его отцом, духом-карликом Аль-берихом, Йлиас совершает военную экспедицию в сарацинские земли против языческого царя Махореля.
Причиной похода стало желание Ортнита заполучить в жены дочь Махореля[132].
Общим местом былины о Вольге Всеславиче и сюжета поэмы «Ортнит» является поход дружины Воль-ги в дальние страны («Царство Индейское»).
В чем прав Халанский, цитируемый Филиным: «Олег летописных преданий добывает для Игоря невесту Ольгу, руководит им в походах, т. е. играет ту же роль, что и Илиас из Руси, при правителе Гарты Орт-ните». Сюда же — Элигас(т) нидерландской поэмы, несправедливо обвиненный Карлом рыцарь, вынужденный заниматься разбоем[133].
Еще А.Н. Веселовский отметил имя Илиаса Русского в норвежской версии саги о Дитрихе Бернском, чей прототип остгот Теодорих Великий был арианином и происходил из рода Амалов (завоеватель Италии, ум. в 526 г.; а в эпосе роль Дитриха сходна с ролью кн. Владимира). Илиас из Руси присутствует и в норвежской «Саге о Тидреке» (созданной около 1250 г., примерно тогда же, что и средневерхненемецкий «Ортнит/д»), там он — сын русского князя Гертнита, владевшего Русью, Польшей, Венгрией, землей вилькинов (т. е. виль-цев-лютичей) и частью Греции. «У конунга Гертнита, — повествует сага, — было два сына от жены, старший звался Озантриксом, младший Вальдемаром, а третий сын, которого он имел от наложницы, звался Илиа-сом» (и у него самого был сын по имени Хертнид).
130
Неясно, можно ли отнести к этой шляпе тип так называемого «шлема иерихонского», демонстрирующегося в кремлевской коллекции старинного оружия.
131
Менее вероятно, но упомянем на всякий случай — о-в Мити-ленский в Эгейском море; в области города Мелитены на Ближ. Востоке под покровительством Эмира Мелитенского жили христианские сектанты, павликиане. Они строили собственные крепости и нападали оттуда на Византию, уводя много пленников; позднее были переселены византийским императором во Фракию, где повлияли на формирование богомилов. Павликиане были близки манихейству, но с некоторыми особенностями: называли своих предстоятелей товарищами и писателями; дозволяли брак, показное в вынужденных обстоятельствах — отречение и даже инцест. Упомянем еще возможную отсылку к так называемому мелетианскому религиозному расколу, в том случае, если оставалась от последователей Мелетия какая-то память об их близости к арианам.
132
Имя Махореля, может быть, связано с Морхольтом и Мерлином, Мирдидом кельтского эпоса. Тем более, что при традиционном отнесении противников к восточным народам Атли и его двор, по всем параметрам, германцы.
133
Но здесь весьма вероятны влияния на нашу литературу более ранних германских сюжетов, либо речь об общих многим культурам «бродячих» сюжетных моментах; хотя некоторые сходства сюжетов о Вольге, Олеге Вещем и Илиасе из «Ортнита» вполне могут иметь конкретную зависимость, но отнюдь не как целостные повествования. Нам здесь более интересна перекличка имени итальянской Гарды с Гардарики-Русью в свете «русс»-ких топонимов Юж. Европы и «гардильского» происхождения «Паганца» де Пэйна. (Ср. еще имя его отца Лагессо с Элигасом.) И, кстати, имеющийся вариант имени Ортнит — Гертнит (Hertnid; этимологически — «Сломанное копье», или просто «Копьеносец») легко увязывается с «гард-».