Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 75

Так-то! Все это, конечно, нелегко воспринять человеку, привыкшему к каким-то, хотя бы формальным, доказательствам. Во всяком случае, в обычной жизни и в реальном быту логика доказательств Гриневича-Петухова не работает, но ведь тут речь об «истории», о «культуре», о некоем особом виртуальном мире… И здесь к месту было бы сослаться на особые обстоятельства. И Гриневич ссылается: «в новые места славяне несли культуру, в частности культуру письма, особый "склад характера" славян приобретает особенную особость. И здесь, может быть, к месту будет вспомнить о "загадочной славянской душе"» (Гриневич. «Праславянская письменность», 1993, т.1, с. 257).

Логика автора достойна отдельного изучения. Если для доказательства какого-либо положения требуется обязательное и одновременное выполнение никак не связанных друг с другом предварительных условий (причем мы в данном случае можем лишь уповать на это, но не можем быть уверенным в выполнении хотя бы одного из них)… то, как вы понимаете, гипотетичность наших доказательств возрастает в геометрической прогрессии. Но Гриневича такие пустяки ничуть не пугают. Он расшифровывает знаки на найденном в Троицком раскопе «грузике» дьяковской культуры как славянскую надпись, обозначающую «вес 4 лота», делая для этого как минимум семь (!) последовательных допущений. 1 — это: именно «грузик», а не иной предмет; 2 — дьяковская археологическая культура, определяемая как финно-угорская, предполагается им праславянской; 3 — на [предмете изображены не просто рисунки, а пиктограммы, которые славяне использовали, якобы, как |форму письменности; 4 — принцип написания этих рисуночных знаков был акрофоническим, т. е. перовая «буква» здесь должна была предполагать слог, а последний — целое (славянское) слово; 5 — среди прочего здесь имеется слово «лошадь» в виде слога «ло»; 6- этот слог указывает на меру веса «лот»; 7 — хотя, по Фасмеру, термин «лот» — это позднее (не ранее XVI в.) ^Заимствование, Гриневич не сомневается в его древности и исконности.

Подобными же методами он действует и в большинстве прочих рассматриваемых им случаев[55]. Иначе и быть не может.

Замечательно, когда авторы сами делятся с нами подробностями любимого ремесла. В предисловии к электронному изданию своей книги и видеофильма Гриневич рассказывает:

«Я в свое время, закончив эту работу по расшифровке письменности типа "черт и резов" в пределах современного расселения славян, обращался в Институт славяноведения и балканистики, там такой ученый, ныне академик, Вяч. Вс. Иванов. Он очень тепло принял мою работу (ну кончилось это, правда, потом очень печально, но неважно)… Сведения о том, что этруски были славянским племенем, я почерпнул из словаря Стефана Византийского, где говорится о том, что "этруски — это словенское племя" [Скорее всего, он «почерпнул» это из сомнительной трактовки Стефана Византийского Е. Классеном. — В.Л.]… Официальная наука считает, что в этрусском словаре существует 28 букв. У меня же получилось — 67. И здесь мне стало ясно, что этрусское письмо не буквенное, как считалось до сих пор. Потому что слишком много знаков. И этот реестр этрусских знаков я беру и сопоставляю со знаками "черт и резов". И опять я вижу — процентов на 90 — графическое совпадение… Фестский диск — это, получается, более возвышенное такое письмо, когда линейный элементарный знак облекался в форму рисунка… например, когда у нас уже было книжное дело на Руси, когда мы писали кириллицей, заглавные буквы могли изображаться в виде рисунков… и вот, на Фестском диске, там из рисунка можно совершенно спокойно вычленить тот линейный знак, который и положен в основу каждого рисунка. Я прочитал Фестский диск за одну ночь — подъем был необыкновенный. В это время у меня как раз родилась внучка — поэтому Фестский диск был прочитан 23 апреля 1983 г.»

(Интересно было бы узнать, как сложилась судьба внучки. Хочется надеяться, что ни этрусскость, ни вычлененная семантика линейного письма ей нисколько не повредили.)

Можно упомянуть еще два маленьких шедевра Гриневича. Первый — это расшифровка личного значка рунолога Антона Платова (он же — Иггволод) как праславянского повествования о моче и сперме, второй — перевод надписи на осколке глиняной посуды натуфийской культуры (окрестности Иерихона) IX тыс. до н. э., гласящей — на праславянском же — «РАНО БОНЕ ТО МОИ…», т. е. «Рано ароматы те мои [разносятся]»…

Чл. — корр. МАИ Беларуси, доктор физматнаук, лауреат Государственной премии БССР, профессор В.П. Грибковский: Гриневич «собрал огромную коллекцию памятников древней письменности и на основании глубокого научного анализа установил, что они все являются образцами праславянского слогового письма. Он впервые свел в единую таблицу все знаки и озвучил их. Таблица оказалась поистине волшебной. Она позволяет читать письмена, обнаруженные на обширных территориях Европы и Азии… После Гриневича Г.С. для расшифровки некоторых текстов не требуется филологического образования».

Волшебство! Вот чего явно не хватает в нашей жизни, чтоб без труда и без науки… и, как говорится в старом мультфильме, «прямо в руки»?..

Известный рунолог Антон Платов тоже попал «под раздачу слонов». Он был весьма изумлен, увидев в печати «перевод», сделанный Гриневичем, своего личного рунического значка:

«ЙАЛОНАИЧАЕМОЧАМОЙАИГИСЕЕНОЕКОРЫСЕ-НОЕБЕЙАМОКО».



Это всего лишь «транскрипция», значение — во всех смыслах — ниже. Платов постеснялся привести толкование Гриневича дословно, а зря. Оно любопытно:

«Я ядра и член. Семенная жидкость моя предмет любовной страсти. Новые потомки, дающие семя, были в далеком прошлом белковым веществом». Вспоминаете «блевово»?

«Вот уж не думал я, — пишет Платов, — обсуждая с художником… обложку моей книги, что когда-нибудь кто-то вытянет из нее "информацию" о чьих-то потомках, которые "были белковым веществом". Шесть рун в верхней части рисунка всего лишь передают старое название книги — RUNICA… остальная композиция является моим личным знаменем… которое я ставлю на своих книгах… Надпись на знамени, сложенная отнюдь не древними праславянами, а лично мной… классическими Старшими Рунами, означает всего-навсего "Я, такой-то, [сие] написал"».

Но Гриневич доволен: «А что касается изображения, которое сопровождает надпись, то оно точно отучает содержанию надписи: перед нами изящно, я бы сказал даже витиевато, выписанный мужской половой орган на «фоне» женского полового органа. Вот и все».

Платов пытается сохранить хладнокровие, но это плохо ему удается: «Именно так… Г-н Гриневич это точно подметил. Потому что обозвать священное древнерусское изображение Мирового Древа сплетением половых органов — это уже не просто невежество. Это — хамство».

Волнение рунолога не ускользнуло от внимания членкора Грибковского. Он защищает Гриневича следующим образом: «Будучи в состоянии истерии, А. Платов нечаянно проговорился в том, что обсуждаемый рисунок — это не только его личное знамя, а еще и "священное древнерусское изображение Мирового Древа". Вот теперь все стало на свои места. Не дураки были древние русы. Знали, в чем суть "Мирового Древа"».

Конечно, конечно. И прямо в руки. А вообще все это начинает напоминать дурной, постоянно повторяющийся, сон: куда ни глянешь — гриневичи с рунами стоят. И тихое раннее амбре непуганых критян… Пожалуй, наиболее долгим соревнованием за приоритет в области праязыка (а также — «прасимволики» и «пранарода») является соревнование между германскими и русскими патриотами. Правда, выделенная ариософская составляющая проявляется у наших соотечественников сравнительно поздно, а в последние годы можно сказать, что мы занимаемся буквальным калькированием довоенной германо-арийской традиции. Неоднократно уже упомянутый нами Герман Вирт, наследник древнего фризского рода, изучал фризскую филологию, историю германских языков и теорию музыки. Видимо, не случайно именно он стал главным комментатором и пропагандистом «древнефризского памятника», книги «Хроники Ура-Линды», в которой ряд ученых подозревают подделку. После окончания Первой мировой войны, куда Вирт ушел добровольцем, он — профессор филологии в Берлинском университете. Здесь он обращается к теме праистории человечества, которую исследует через многоплановое толкование календарного символизма, для чего изучил практически все известные к тому времени «мертвые языки».

55

Уже знакомый нам B.A. Чудинов, профессионально занимающийся расшифровкой древних славянских надписей, в работе «Загадки славянской письменности» («Академия Тринитаризма». M., Эл. № 77-6567) пишет по данному поводу следующее: «Г.С. Гриневич на данном примере продемонстрировал практически все возможные виды ошибок, которые только можно себе представить: попутал этническую принадлежность источника, взяв угрофинский предмет вместо славянского; стал читать рисунок как текст, в этом тексте какие-то штрихи и зигзаги читал как слоги, другие как цифры, третьи как словоразделители, четвертые вообще опускал; оставленные им зигзаги стал сопоставлять с одними синонимами, игнорируя другие, и с тюркским заимствованием (ЛОШАДЬ) вместо исконно славянского слова (КОНЬ), прочитал германское слово (ЛОТ) вместо славянского (ЗОЛОТНИК), попутал соотношение веса лота и золотника, принял пряслице за гирьку и в результате получил текст метрологического характера, совершенно несвойственный рассматриваемой эпохе… Человек, не различающий славянских, германских, тюркских знаков и элементарных рисунков и не отличающий их от кириллицы…, не знающий старинных мер веса… читающий ряд надписей задом наперед, применяющий неверные методики выявления звукового значения знаков, наконец, постоянно производящий массу небрежностей в каждом тексте, В ПРИНЦИПЕ НЕ МОГ дешифровать славянское слоговое письмо».

Справедливости ради отмечу, что спешность (в частности, календарную, связанную с культом плодородия) на изображенных здесь — точечным пунктиром — животных нельзя отрицать априори.