Звезда флибустьера

— Скоро наступит Рождество. Я хочу встретить его вместе с отцом, — сказала она.

— Я постараюсь доставить тебя туда еще до Рождества.

— Что значит «туда»? Ко мне домой или в Мэриленд?

— Я надеялся, что мой дом становится твоим, — тихо ответил Джон Патрик.

Его слова были очень похожи на признание в любви. Однако он никогда не говорил, что любит ее, никогда не говорил о будущем.

Аннетта не знала, что ему ответить, поэтому промолчала. Прошло несколько секунд, и он взял ее за руку.

— Мне надо уехать в город по делам. Я довезу тебя до швейной мастерской, если хочешь, а потом мы можем отправиться на верховую прогулку в горы.

— А ты не боишься, что я попытаюсь сбежать?

— На Мартинике? Здесь некуда бежать, любимая.

«Любимая». Он сказал это слово с такой легкостью, будто мог так назвать любую женщину. Сердце у Аннетты екнуло. С той самой ночи он так осторожен в выражениях, в прикосновениях. Значит ли это, что он взял тогда, что хотел, и теперь она опять только обуза для него?

Аннетта взглянула на французские корабли в гавани.

У нее нет денег. И что бы она стала делать во Франции? Однако она должна расстаться с Джоном Патриком, в чьем присутствии теряет здравый смысл, а сердце ее становится неуправляемым. Он имеет над ней такую власть, как никто другой.

Джон Патрик ждал ответа.

— Но у меня нет денег на портних.

— Я привез тебя на корабле в том, в чем ты была, и это моя обязанность — позаботиться о твоем гардеробе, — сказал он нежно.

«Обязанность». Какое гадкое слово, но, глядя на город, Аннетта вдруг почувствовала, что очень хочет его осмотреть. Она еще никогда не бывала в таких экзотических местах. Да и долгое пребывание на корабле поднадоело. Видишь только море, которое дразнит и манит вдаль, душа жаждет новых впечатлений.

Аннетта кивнула.

— Но у меня нет капора.

— Здесь он не потребуется. — И Джон Патрик поддел на палец один из локонов, окружавших ее лицо. — Климат заставляет здешних жителей забыть о многих условностях. Да и жалко скрывать под капором такие чудесные волосы.

Голос его звучал так ласково. Аннетте до боли хотелось сжать его руку, поцеловать в губы, вновь восхититься его быстрой улыбкой, но она ничего этого не успела. Джон Патрик повернулся и приказал, чтобы спустили на воду длинную парусную лодку. Аннетта следила, как матросы бросились исполнять приказ. К борту прикрепили веревочную лестницу. Несколько человек спустилось в лодку.

— Я спущусь первым, — предупредил он.

— Чтобы подхватить меня, если я сорвусь?

— Эй.

— Ты не доверяешь моей ловкости?

— Доверяю, но плывущий корабль — это совсем другое дело.

Джон Патрик без всяких усилий перемахнул через борт корабля, спустился по лестнице на несколько футов и стал ждать ее. Она попыталась грациозно перекинуть ноги через борт, но мешали длинные юбки. Гораздо легче было подниматься на борт, чем спускаться, ноги путались в ткани. Внезапно она оступилась, скользнула вниз и еле удержалась, схватившись за веревку. Дыхание сперло от страха. Лодку швыряло о борт, она может ее раздавить. Джон Патрик обхватил Аннетту, веревочная лестница дернулась вперед, потом назад. Аннетта ударилась рукой о борт и мертвой хваткой вцепилась в лестницу, опасаясь, что они с размаху упадут в лодку.

— Все в порядке, — прошептал он, — я тебя держу.

Руку ломило от боли, но его слова подбодрили ее, и Аннетта прижалась к Джону Патрику.

— Спускайся медленно, — сказал он, — постепенно.

Она шагнула, высвободив ногу из складок юбки. Еще шаг. Еще. С каждым движением боль в руке усиливалась. Аннетта почувствовала, как Джон Патрик встал на дно лодки и в следующую минуту снял Аннетту с лестницы и поставил рядом с собой. Аннетта зажала больную руку другой, надеясь, что боль пройдет. Джон Патрик осторожно стал ощупывать ее пальцы. Она подавила крик, но он заметил, что ей больно, и его собственное лицо тоже исказилось. Было видно, что он забеспокоился. Джон Патрик оторвал лоскут от рубашки и осторожно наложил повязку, стараясь, чтобы она не слишком давила.

— Придется отложить визит к портнихе. Прежде всего надо навестить врача.

— А как же твои дела?

— Они могут и подождать.

Аннетта взглянула ему в глаза. Теперь он не прятал своих чувств под маской безразличия. Он бережно придерживал раненую руку Аннетты. Боль не прекращалась. Аннетта подумала, не перелом ли это, и пошевелила пальцами. С трудом, но они двигались, и Аннетта, вспомнив о тяжелых ранах Джона Патрика, почувствовала себя обманщицей.

— Я такая неуклюжая, — пожаловалась она.

— Это потому, что я все время ставлю тебя в опасные положения.

Они причалили к пристани, и один из матросов выпрыгнул из лодки, чтобы пришвартоваться. Аннетта хотела было встать, но Джон Патрик опередил ее, поднял на руки и передал одному из матросов, уже ожидавших на пристани, потом прыгнул на пристань сам.

— Больше я не стану полагаться на случай, — сказал он, когда матрос опять передал ему на руки Аннетту. А она, прижавшись к его груди, чувствовала себя в совершенной безопасности. Утихла даже боль.

Джон Патрик осторожно поставил ее на ноги.

— Извини, — сказал он, — пожалуйста, извини меня за все.

Однако сейчас ему совершенно не за что было извиняться.

Джону Патрику хотелось бы всегда ее защищать, но вместо этого ему, казалось, суждено всегда причинять ей боль. Он устал держаться поодаль от нее, что было особенно невыносимо, когда он вспоминал о ночи любви, однако ему предстояло доставить пушки прежним опасным путем по Делаверу, и он не был уверен, что ему во второй раз повезет. А что будет, если у нее родится ребенок? Он не мог ей сказать, почему, возможно, придется расстаться навсегда. Он полюбил Аннетту. Ему казалось, что она тоже его любит, но как это можно увязать с ее верностью англичанам, особенно когда она узнает, что он доставил пушки генералу Вашингтону? Контуры будущего становились все более расплывчатыми.

Аннетта едва не упала за борт, ее могло раздавить между кораблем и лодкой, если бы он тогда не поймал ее. Джон Патрик чувствовал, как билось ее сердце у его груди, но она не заплакала от страха. Он вообще никогда еще не видел ее слез.

— Надо найти хирурга, чтобы он осмотрел руку, — сказал Джон Патрик.

Аннетта ничего не ответила, и он повел ее по деревянному настилу пристани, повел медленно, зная, что от долгого пребывания на палубе всегда кажется, что земля уходит из-под ног. Ей пришлось крепко ухватиться за его руку, чтобы идти не пошатываясь. Джон Патрик улыбнулся.

— Так будет день-другой, пока не привыкнешь.

Он вел ее по улице: мимо шумных питейных заведений, мимо лавки с роскошными экзотическими шелковыми тканями, кружевами, гребенками из слоновой кости — всем тем, что, по его словам, привозили из дальних стран. Он прекрасно ориентировался на этих улицах. Он знал здесь каждую таверну, каждый дом удовольствий, которые и сам посещал, и извлекал из них своих загулявших матросов. Плавая под разными флагами — голландским, французским, американским, — Джон Патрик нередко пополнял здесь свои запасы. Он знал по опыту, что здешнее правительство не очень строго следит за соблюдением законов, приватно получая щедрую мзду. Джону Патрику всегда нравился этот полный авантюрного духа город, он любил бросать якорь в здешней гавани.

Несмотря на недавнее неприятное происшествие, Аннетта с волнением и восхищением рассматривала разные диковинки в витринах. Увидев в окне разноцветного попугая, она замедлила шаг, заставив и его сделать то же.

— Попугая, наверное, привезли с Кюрасао, — пояснил он удивленной Аннетте.

Джон Патрик подождал немного, любуясь ее лицом, которое было как у ребенка в магазине игрушек. Но надо было идти дальше. Он хотел, чтобы врач как можно скорее осмотрел ее руку.

— Никогда раньше не видела попугаев, — сказала Аннетта, — они действительно умеют говорить?

— Да, у меня когда-то был помощник, и у того жил попугай.