Страница 16 из 73
— Вы тоже остерегайтесь, доктор Марш. Ночь темная. А в городе есть люди, которые не слишком любят англичан.
— Я помню об этом, — сухо ответил Марш.
Доктор взял вожжи и сел в фаэтон. Он словно хотел еще что-то сказать, но воздержался и тронул лошадей.
Айви смотрел вслед экипажу, пока тот не исчез из виду. Потом взглянул на небо. Облака закрыли полумесяц. Ночь была действительно темная.
Удобно, чтобы остаться незамеченным.
6.
Аннетта отчаянно пыталась относиться к пациентам одинаково заботливо. Она уже знала, чем это заканчивается в ином случае. Ее первый пациент умер. Потом было еще несколько смертей. Сердце ее разрывалось от жалости. Смерть уносит с собою все надежды. Поэтому она научилась брать себя в руки, чтобы не страдать так, как в первый раз.
И что же! Всего за несколько дней шотландский лейтенант, можно сказать, стал ее властелином. Поддразнивающий блеск его глаз составлял удивительный контраст с его тяжелым состоянием. Улыбка казалась дерзким вызовом смерти. Аннетте нравилось, что он как будто понимает ее чувства, что его взгляд проникает в тайники ее души. Аннетту это и беспокоило, и завораживало. Казалось, будто он предлагает ей пуститься вместе с ним в не изведанное ранее путешествие.
Сегодня утром доктор Марш настоятельно просил не беспокоиться об этом пациенте. Лейтенант просто нуждается в отдыхе, утверждал он. Его уверения не показались ей убедительными. Она хотела воочию убедиться, что лейтенанту становится лучше. И еще она хотела задать ему несколько вопросов, которые ей самой не давали покоя. Силия испекла мясные пироги. Аннетта положила пирог на поднос, поставила туда же стакан молока, прихватила книгу из своей библиотеки. И вот она постучала в дверь и вошла.
Лейтенант сидел в кровати. В лице у него уже появились краски, но подбородок зарос щетиной, что делало его похожим на разбойника. Темные волосы были взлохмачены. Он улыбнулся, но только одними губами. Улыбка не коснулась его глаз.
Аннетта опустила поднос на столик.
— Ешьте сразу, — предупредила она. — Пирожки гораздо вкуснее, когда горячие.
— Вы сами их печете?
— Нет, их испекла Силия, наша кухарка.
— А, — протянул он, — созидательница супов и студня.
Аннетта внимательно вгляделась в него.
— Раны не воспалились?
Странное выражение скользнуло по его лицу.
— Немного лихорадит, только и всего.
И он вобрал в себя ее взгляд. Какие у него глаза! Раньше их затуманивала боль, а теперь взгляд был совершенно ясен и открыт, но в то же время не позволял проникнуть в тайны его мыслей.
— Я… вам книгу принесла. Не знаю, может быть, вы не захотите…
Она вдруг стала заикаться, чего раньше за ней не наблюдалось. Никогда.
— Спасибо еще раз. Интересная книга сейчас кстати.
— Значит, вы любите читать?
— Эй. Я вырос на книгах. Не могу себе представить мир, в котором нет книг.
У Аннетты от радости подпрыгнуло сердце.
— Я думаю так же, как вы.
— А что вы еще любите, мисс Кэри?
— Верховую езду… — Она вдруг осеклась.
Лейтенант помолчал, потом участливо спросил:
— Вы ведь хотели что-то сказать о лошадях?
— Да, у меня была лошадь. Ее звали Ромми. Такая быстрая, легкая. Я часто скакала наперегонки с отцом по жнивью. Мы объезжали все наши угодья и планировали, что посадим на следующий год.
— Братьев у вас нет?
— Нет. Нас только двое, папа и я. Мама умерла семь лет назад. Отец научил меня всему, что надо знать о фермерском деле. Он любил землю. Я тоже ее люблю, но до недавнего времени я не понимала этого.
Аннетта помолчала.
— Почему так получается, что мы не знаем, как сильно любим, пока это не потеряем? — спросила вдруг она.
В ответ Джон Ганн протянул руку. Она подошла и пожала ее. Ладонь у него была теплая. Это тепло охватило все ее тело.
— А что теперь с Ромми?
Она присела на его постель, осторожно, чтобы ненароком не задеть.
— В ту ночь, когда пришли погромщики, кто-то выпустил лошадей из конюшни. Больше я ее не видела.
Его пальцы крепко, сочувственно сжали ее руку.
— Я поместила объявление в газете, но никто не ответил.
— А какая она была?
— Хорошенькая гнедая кобылка. Три ноги белые, одна черная, и в гриве белая прядка. Я помогала ей при родах, обучала ее, и она ходила за мной, как собачка.
— Да есть ли что-нибудь на свете, чего бы вы не умели? — хмыкнул он.
— Я не сумела защитить свой дом, — в голосе Аннетты звучало теперь больше печали, чем горечи.
— И никто бы не смог, учитывая обстоятельства, — сочувственно заметил Джон Патрик.
— Но ведь я умею стрелять. Я должна была бы…
— Они могли убить вас. — Он взял ее руку и нежно коснулся ее губами.
— Нет, я больше никогда не позволю себе такой беспомощности, — в этих словах Аннетты прозвучала уверенность, которая зрела несколько месяцев. — Если бы я только была мужчиной…
— Признаться, я очень рад, что это не так.
У Аннетты вспыхнули щеки. На минуту она потеряла дар речи.
— Мне нравится ваша улыбка, — добавил он, — но вы так редко улыбаетесь.
— В наши дни мало что может вызвать улыбку, — грустно ответила Аннетта.
Взгляд его помрачнел, словно он вспомнил о чем-то неприятном. Губы сжались в тонкую линию, и странно, но он напомнил ей ястреба. Сильного и коварного. Обаятельная любезность истинного джентльмена вдруг исчезла, и перед ней был солдат, солдат до мозга костей.
Эта внезапная перемена заставила ее вспомнить о вопросах, которые ей хотелось ему задать.
— А где живут ваши родные?
Он застыл. На лице его промелькнуло выражение тревоги. Неужели он тоже испытывает чувство утраты? Аннетта встала.
— Извините. Меня это не касается. Я просто подумала…
— Да?
Она вскинула голову:
—…что ваша семья имеет отношение к морю.
Он прищурился:
— Почему же вы так подумали?
Аннетту пронзила дрожь. Поколебавшись, чувствуя себя мошкой, подлетевшей слишком близко к пламени свечи, она докончила:
— Потеряв сознание, вы что-то бормотали насчет шлюпок, которые надо спустить на воду.
Лицо у него прояснилось, но взгляд остался холодным и настороженным.
— Некоторое время в юности я провел на море, но убедился, что оно не для меня. Особенно после того, как мой корабль затонул после сильнейшего шторма. Несколько дней я провел в спасательной шлюпке и едва не умер от жажды. Я твердо решил тогда, что если придется воевать, то лишь на суше.
— А что со спиной? — Любопытство не давало ей покоя.
— Небольшое недоразумение между мной и помощником капитана.
Тон его был беспечным и совершенно не соответсвовал выражению лица.
— Похоже, я несколько устал, мисс Кэри, во всяком случае, больше, чем думал.
Такое впечатление, что она сразу перестала для него существовать. Это от боли? Или ему не хотелось отвечать на ее вопросы? Она вдруг вспомнила о своих обязанностях.
— Надо идти, — сказала она, но ноги ее не слушались.
— Я вам очень благодарен, — суховато произнес он.
Он явно выпроваживал ее. Любезно, однако это ничего не меняло.
Аннетта закрыла за собой дверь и вдруг сообразила, что она так и не узнала, почему в бреду у него исчез акцент.
В течение нескольких последующих дней Джон Патрик возносил молитвы, хотя он почти забыл, как это делается. Он потерял веру, когда пребывал на службе в английском флоте. Но сейчас он очень нуждался в помощи свыше. Он молился, чтобы Айви благополучно достиг лагеря генерала Вашингтона. Он молился, чтобы те матросы, кто не попал в число двадцати человек в уолнат-стритовскую тюрьму, не погибли бы от пули и не замерзли бы насмерть. Он молился, чтобы Ноэлю удалось раздобыть необходимые документы.
И еще о том, чтобы суметь сохранить холодность и равнодушие по отношению к Аннетте Кэри.
Однако всякий раз, когда она приносила чистые бинты для перевязки или еду, с нею вместе в комнату входили свежесть и невинность, которые делали ее более желанной и привлекательной, чем любая опытная в любви женщина. Она редко задерживалась у него. Джон Патрик не поощрял ее визиты, как и обещал Ноэлю. Обычно он отвечал на вопросы односложно или притворялся спящим.