Страница 212 из 224
Старый работорговец с готовностью постучал по висевшему на поясе кошелю, так, что Лешка едва не рассмеялся, так было похоже на сцену из знаменитого фильма… «Это только состоятельному человеку под силу… Услуги будут оплачены!»
– Их ведь можно кое на кого обменять, из того товара, что ты привез… Только можно, я буду выбирать первым, хорошо?
– Сговоримся, любезнейший Исфаган-бей!
– Вот-вот, я и говорю, – замаслился ликом толстяк. – Я вот взял бы нескольких юношей в пастухи… Вот – и того, и вон того… и того… И этих вот кудрявых близнецов! – Исфаган облизнулся и хохотнул. – Только, ради Аллаха, не предлагай мне того бледного, как поганка, верзилу!
Лешка закашлялся – дошло, что речь-то идет о нем. Верзила! Ну, надо же. Да еще – бледный, как поганка! Неужто, и в самом деле он так плохо выглядит?
– Не хочешь, не бери, уважаемый Исфаган, – Файзиль-ага развел руками. – Только тогда и на близнецов не заглядывайся – всю троицу я продаю вместе.
Услыхав это, Алексей поспешно спрятал довольную улыбку – не зря, ох не зря, он был столь любезен с работорговцем!
– Вместе? – Исфаган погрустнел, но ненадолго – вернулись лодки с очередной партией невольников, и татарин с нетерпением кинулся выбирать товар.
Торопился он вовсе не зря: к улыбающемуся работорговцу как раз подъехали еще одни гости – закутанная в черную вуаль женщина на вороном, необычайной красоты, жеребце под малиновым, с золотым шитьем, чепраком, в сопровождении десятка воинов с саблями, бунчуками и в блестящих стальных нагрудниках.
Судя по всему, это и была пресловутая вдова Каткарлыш со своей свитой. Черная, закрывающая лицо, вуаль, вороной конь, длинный черный кафтан, расшитый серебряными звездами, узенький изящный пояс черного шелка… Черная вдова – так сразу прозвал татарку Лешка.
– У меня есть кое-что для тебя, уважаемый Файзиль-ага, – ловко спрыгнув с коня, безо всяких цветистых предисловий произнесла женщина. – Четверо мальчиков: младшему – четыре года, старшему – восемь. Пристрой их в хорошие руки…Или даже – в янычары… Да-да, в янычары!
– В янычары берут только детей христиан, уважаемая вдова Каткарлыш. Налог кровью!
– Да знаю, знаю, – в голосе женщины явственно послышалась досада. В глазах – они только и были видны из-под вуали – блеснули искры.
А глаза-то – голубые! Светлые!
Алексей усмехнулся – и что с того? Мало ли светлоглазых татар, турок?
– Сделаем взаимовыгодный обмен? – порывисто предложила вдова. – Четверых мальчиков на столько же твоих рабов!
– Где мальчики? – Файзиль-ага улыбнулся. – Четверо здоровых парней на четверых детей – сказать по правде, уважаемая Каткарлыш, мне это отнюдь не кажется выгодным. Везде дают один к двум – два ребенка за одного юношу.
– Это очень красивые дети! Идем к повозке, достойнейший Файзиль-ага, увидишь их сам!
– И все таки…
Они ушли, а Лешка все стоял на песке да грустно смотрел на хмурое море, бьющееся невдалеке грязными языками пены.
– Трех? Хорошо – трех, – снова послышались голоса – это возвращались вдова и купец.
Ага, значит, на троих человек сладились…
– Я выберу… Ого! И этот склочник Исфаган здесь? Как же я его раньше не заметила? Не хочу с ним разговаривать… отойдем… О! – черная вдова внезапно остановилась. – Вот этих двух близнецов я беру! Точно беру! И… – она обдала жадным взглядом стоявшего невдалеке Алексея. – И – этого!
– Неплохой выбор, – пряча ухмылку, похвалил купец. – Все трое – смирные и работящие парни.
– Ага, смирные, – Каткарлыш неожиданно засмеялась и, подойдя к Лешке, пощупала его руки. – Ого, какие мускулы! Да ты, кажется, воин? Понимаешь по-турецки?
– Да, госпожа. Но я вовсе не воин, а актер. И товарища мои, – Алексей кивнул на близнецов. – Тоже актеры.
– Актеры?! – черная вдова хлопнул в ладоши. – Вот так славно! А то я все думала – чем же себя занять… Хотя, конечно, мне нужны и пастухи, и воины… Ладно… Файзиль-ага, уважаемый, вели-ка, чтоб им расковали ноги.
– Не боишься, что убегут, любезнейшая Каткарлыш?
– А куда им здесь бежать? – громко расхохоталась женщина.
Кочевье (бывшее кочевье Данияр-бека, а ныне – его законной вдовы Каткарлыш) располагалось примерно в полдне пути от моря, в степи, выглядевшей сейчас надо сказать, довольно уныло. В последнее время стояли относительно теплые дни, и весь выпавший снег стаял, а новый еще не выпал – нет, шел иногда, но тут же истекал влагой. Тепло… К тому же, вскоре уже должна была наступить весна.
Кибитки, шатры, лошади, кровы, овцы… Надо сказать, кочевье оказалось довольно таки многолюдным – Алексей насчитал не менее двадцати кибиток и несколько богатых шатров и удивленно присвистнул.
– Это еще не все! – Каткарлыш горделиво обернулась в седле. – В степях еще пять таких же кочевий – моих! Весной соберемся вместе на праздник – увидите!
Один из близнецов – Лука – вдруг удивленно застыл перед целым рядом молодых тополей и ив.
– Деревья? Здесь, в степи?
– Да, деревья! Я велела их посади пять лет назад – сразу после рождении сына. Его тоже зовут Данияр… как и погибшего мужа.
Всю эту фразу черная вдова произнесла, надо сказать, довольно весело, без всякого сожаления о судьбе покойного супруга. Ну, еще бы… Чего ей сожалеть-то?
– Пока переночуете там! – милостиво кивая выбежавшему встречать народу, Каткарлыш указала плеткой на дальнюю кибитку с большими сплошными колесами. Обернулась:
– Халим, покажи им все и обеспечь охрану!
Халим – молодой парень со злым раскосоглазым лицом – вмиг спрыгнул с лошади:
– Пошли! Туда! Туда! Быстрее! Пошли.
Так погоняли скот…
Внутри кибитки оказалось вовсе не так уж и плохо: на отведенной для невольников половине имелась и солома, и кошма, и даже жаровня, в которую чья-то заботливая рука уже бросила уголь. Уголь… Значит, есть дрова, и в достатке. Что там трещит за кошмою? Дрова в очаге – вот что! Дрова, дрова, не кизяк… Действительно, очень богатое кочевье.
– Госпожа выменивает на дрова вино и пленников, которых выкупает в Крыму, – откинув кошму, к невольникам заглянула седенькая старушка с добрым, но пристальным, взглядом. – Верные люди сплавляют их по Ворскле-реке.
– Что она говорит? – негромко спросил Лука.
Алексей быстро перевел – все же припомнил татарскую речь, уж было время выучиться, в том еще, первом, рабстве у некоего Ичибея-калы.
– Верные люди? – повторил Леонтий. – А Ворскла… Что это за река такая?
– Литовская, – пояснил Лешка. – Курск, Глинск – насколько знаю, примерно там ее верховья… Ну, недалеко и до Белева, Ельца, Мценска…
Он еще хотел добавить – «до родных мест», но сдержался. Зачем? Парни ведь считают его ромеем – вот пусть так и дальше считают.
– Значит, мы можем подняться по этой реке вверх, и уйти в Русию? – дождавшись, когда старушка убралась, тихо продолжил Леонтий. – К своим, православным, людям… А уж оттуда, потом добрались бы и домой… Нет, не в Эдирне – в Константинополь.
– По-русски – Царьград, – Алексей улыбнулся. – Царьград… Да, Леонтий – ведь нет никакой Русии!
– Как нет?
– Я имею в виду – единого государства. Есть государства отдельные – княжества: Рязанское, Московское, Верховские…
– Да и Литва большей частью – земля православная, – высказал здравую мысль Лука. – Оттуда ведь есть дороги в Империю?
– Конечно, есть, – хмыкнул Лешка – ему б не знать! – Даже купеческие обозы ездят. Ну, не до самого Царьграда, конечно, но до Молдавии, Валахии – уж точно.
– Так это ж рядом… – Леонтий положил руку на плечо брата. – Думаю, морем-то нам все равно не уйти – стерегут, наверное… Я б, на их месте, стерег.
– Значит, нам нужно добраться до этой самой Ворсклы, – тут же добавил Лука.
Алексей хохотнул:
– Ага… Где тоже «верные люди»…
– Значит, нам нужно самим стать такими «верными»!
– Что ж, станем.
Повод представился довольно скоро. Не прошло и недели со дня появления невольников в орде Черной вдовы, как сама госпожа вызвала всех троих в свой шатер.