Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже

Были произнесены и напечатаны полагающиеся в таких случаях резкие слова в адрес судей. А чуть позже вспомнили и о другом: о том, что наши защит­ники даже не пытались помешать Кулемансу, сами установили, что он в офсайде, и ожидали свистка. Теперь счет был предъявлен им: они нарушили то самое установление, что один судья осуществляет власть, а игрокам полагается вести борьбу, а не судить по своему разумению. Случай, кстати сказать, не един­ственный в практике нашей сборной.

Обидно терпеть из-за зевка судьи. Но ничего друго­го пока не предложено. Тренер сборной ФРГ, в про­шлом игрок экстракласса, Беккенбауэр после финаль­ного матча его команды со сборной Аргентины, проиг­ранного 2:3, заявил, что, по его мнению, один из мячей аргентинцы забили из офсайда. Глаз у него наметан. Но разве кто-нибудь его слушал?!

За годы выступлений мастера держат в памяти случаи, когда страдали из-за ошибок, офсайда или пенальти. И привыкают к тому, что всем выпадает на долю либо терять на судейских ошибках, либо приоб­ретать, все под одним небом, сегодня ты, а завтра я. И бесполезно вдаваться в распри по этому поводу, это одна из реальностей футбола, равная для всех.

Есть и еще одна заповедь: игрок служит команде, общему делу. Предположим, игрок посчитал, что су­дья неверно назначил пенальти в ворота противника. А партнеры так не считают. Он откажется наносить удар. Тут же нанесет удар кто-то другой. А в ответ на объяснение, почему он не стал бить, последует репли­ка: «Забыл, как нам ни за что били месяц назад? Много на себя берешь, ты не один, есть команда».

Да и нельзя пренебречь, наконец, тем простым соображением, что в пылу борьбы игрок, как правило, не способен тут же, как автомат, выпалить «Да!» или «Нет!». Весь он был в порыве «забить!», и как сразу перевоплотиться в объективного оценщика?

Потому и наивно желать, чтобы футболисты брали на себя отмену решений судьи. Неспроста в печатных отзывах частенько употребляется словцо «сомнитель­ный» —  про пенальти и про офсайд. Либо был, либо не был. Видеотехника многое способна прояснить. Одна­ко ФИФА строго-настрого запрещает считать ее ар­гументом: последнее слово за судьей. Вот и живет заповедь: судья всегда прав, с судьей не спорят. И Беланов с Черенковым, забивая «сомнительные» пеналь­ти, поступили, как того требуют законы футбола.

Кажется, сказано достаточно ради торжества здра­вого смысла. Все же чувствую: если однажды фут­болист поправит судью к собственной невыгоде, при­знается, что сыграл неверно, я буду восхищен. Кто-то верно заметил: у аргентинца Марадоны, забившего мяч англичанам движением руки, не замеченным су­дьей, была возможность обессмертить свое имя, при­знавшись, отказавшись от гола.

...У футбола есть свойство, которое я назвал бы опережающим знаком. Нисколько не сомневаюсь, что социологи, политологи, если бы не пожалели времени на то, чтобы повращаться в футбольных кругах, поспраши­вать, послушать, получили бы уйму любопытных сведе­ний для своих диагнозов и прогнозов. Да и что удивитель­ного, коль скоро большой футбол самым естественным образом, неминуемо соприкасается, смыкается с полити­кой, экономикой, национальными отношениями. И как я многократно убеждался, футбольные факты, вероятно в силу того, что их как-то не принято скрывать, утаивать, становились знаком недалеких перемен, выходящих за пределы интересов самой игры. Понимаю, что для такого обязывающего умозаключения требуются примеры.

Я уже упоминал о своей поездке в Ворошиловград ле­том 1972 года. Все шло к тому, что тамошняя «Заря» вот- вот отпразднует свое чемпионство. Перед отъездом я был зван на домашние пельмени к тренеру «Зари» Герману Се­меновичу Зонину, ленинградцу, здесь проживавшему на казенной квартире. Человек увлеченный, напористый, громкий,. дома он вдруг притих. Вскоре я понял, почему. За столом его жена, Нина Максимовна, к слову сказать, майор милиции, но не ворошиловградской, а ленинградской, чуть не со слезами на глазах обратилась ко мне:

— Прошу вас, повлияйте на Германа, пусть уезжа­ет, я бы его хоть завтра увезла, нечего ему тут делать, он как слепой, ничего вокруг себя не видит. Это же плохо кончится...

Хотя и ходили темные слухи о «Заре», все же в тот момент страхи Нины Максимовны показались мне преувеличенными.

Позже, когда была разоблачена коррупция в пар­тийной верхушке Ворошиловградской области и был разжалован первый секретарь обкома Шевченко, по­кровитель «Зари», я не мог не вспомнить вечер у Зонина и проницательность его жены......Однажды весной, перед сезоном, я ездил на Чер­номорское побережье. Жил в Сочи. В воскресенье на­метил поехать в Хосту на контрольный матч. Зашел на стадион в надежде на попутную машину. Желающих не оказалось, и я направился к автобусу. И тут крик: «Подождите! Из Хосты позвонили, что на матч пожа­ловал первый секретарь крайкома Медунов, шефство­вавший над «Кубанью». И в один миг, несмотря на воскресный день, все черные «Волги», которые только имелись в Сочи, рванулись в Хосту, одержимые, по Некрасову, «холопским недугом».

Жалкое было зрелище: чуть ли не коленопреклонен­но внимали «воеводе» люди, вполне возможно, ниско­лько футболом не интересующиеся, а когда все они повторяли его жесты, вслед игре, то это уже был чистейший фарс. До Медунова мне дела не было, я думал о том, что при таком «хозяине» «Кубани» не сдобровать. Ну, а при желании не трудно было предста­вить, каков вообще этот «краевед» и чего от него ждать.

...В 1960 году, в Париже, вечером того дня, когда сборная СССР выиграла Кубок Европы, я сидел в но­мере гостиницы вместе с руководителями и тренерами. Общее настроение можно было выразить коротко — потирание рук в предвкушении похвал и торжеств. И тут стук в дверь. В комнату тихонечко, даже робко, не вошли, а проскользнули, как позже выяснилось, депутаты от победителей. Если мне память не изменя­ет, были там Нетто, Яшин, Масленкин. Они помялись, опустив глаза, потом один из них, решившись, выдох­нул, видимо, заготовленную фразу: «Надо бы подки­нуть, такая победа...» Им было отвечено: «Ребята, мы за вас, но требуется разрешение из Москвы».

До чего же было неловко за героев Кубка Европы, которых по сей день принято вспоминать в возвышен­ных тонах, а тогда пришедших с протянутой рукой, ибо причитавшееся им вознаграждение даже мне, сро­ду не получавшему валютных премий, показалось не­суразно бедным. Можно посочувствовать мастерам, а с другой стороны, разве не угадывается за этим тот нищенский оборот, в который были взяты мы все.

...В 1971 году из бакинского «Нефтчи» в ереванский «Арарат» перешел Эдуард Маркаров, чудный, ориги­нальный форвард. Годом позже из Баку уехал Алек­сандр Мирзоян, прочный защитник, которого помнят по бесковскому «Спартаку». На первый взгляд, ничего особенного. Но именно тогда в «Нефтчи» взяли курс на «чистоту рядов». Этот с позволения сказать курс обернулся для азербайджанского клуба потерей места в высшей лиге, да и до сего дня он себя так и не нашел, тогда как ранее, будучи по составу игроков интернаци­ональным, «Нефтчи» котировался высоко. Так что молния, пусть еще без грома, без выстрелов, сверкнула задолго до грозы — над футбольными полями.

Я заканчиваю работу, когда идет чемпионат стра­ны 1990 года. Отказался участвовать «Жальгирис», а две команды Грузии играют в первенстве своей республики. Футбол тут не при чем. А началось тем не менее с него. Промелькнуло в печати, что и на Украине подумывают об отдельном турнире. Делать нечего, пришлось мне взять список команд и прикинуть, каким способен стать чемпионат России. Надо быть ко всему готовым. Но есть надежда — на изумительную жизне­способность футбола. Множество раз он доказывал, что готов быть выше любых обстоятельств.

Как свести начало рассказа с окончанием?

Разве что усадить напротив себя, сегодняшнего, в январе 1990 года, себя же, студентика, болельщика довоенной поры. Фантастика, выдумка, между нами полвека, что мы скажем друг другу? А вдруг? Любопы­тно, как он начнет?