Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже

Так все и получилось на стадионе в Сандерленде. Венгры справились с «неудобством» лишь во втором тайме, а счет уже был 2:0 не в их пользу. Правда, тут они начали добираться до штанг ворот Яшина, трясли их, но лишь однажды «яблоко» упало в сетку. В об­щем, все сбылось: и венгры себя показали и наши сыграли со знанием дела, в духе сложившихся фут­больных отношений. И мой отчет в блокноте наполо­вину был готов.

Когда улеглось возбуждение после победы, какой у нашей сборной до этого не было, и отчеты были продиктованы в Москву, мы с Мержановым, запер­шись в номере, снова разобрали матч. Спора не полу­чилось, оба пришли к заключению, что и советская команда не тянет в образцовые на чемпионате. Слиш­ком она была традиционной, постоянной, без вариан­тов, со своей схемой 4—2—4, соблюдавшейся неуклон­но. Она жестко придерживалась этой расстановки, по­лучившей еще в 1958 году название «бразильской». Хорошо выученные, но все же вчерашние уроки.

В дни чемпионата я познакомился с Львом Аб­рамовичем Кассилем. Произошло это легко, словно и не познакомились, а встретились. Я с детства помнил его «Кондуит» и «Швамбранию», видел «Вратаря», да и его заметки футбольные почитывал. А он сразу мне заявил, что имеет привычку, которой верен всю жизнь, не пропускать ничего, что пишется о футболе в прессе. Мы с ним провели прекрасные полдня в Национальной галерее, где, разумеется, о футболе не говорили.

При выходе из галереи Кассиль в киоске приобрел план Лондона и сунул его в карман пиджака так, что он форсисто наполовину высовывался. На улице он посмотрел налево, направо и сделал мне знак остано­виться.

— Сейчас мы с вами проложим маршрут к оте­лю.— И достал план.

— А я помню дорогу...

— Да? Сомневаюсь. Такой великолепный план! Итак, за спиной у нас Трафальгарская площадь. Нахо­дим ее... Наша улица вот здесь. Что я вам говорил? Без плана как без рук. Как вообще можно по Лондону ходить без плана? Смотрите, есть и другой маршрут. Второй подлиннее, но там на пути что-то интересное помечено. Так как?

Несомненно: со мной был Лев Кассиль, детский писатель. Я больше не настаивал, что знаю дорогу и без плана. По-моему, и он ее знал.

Я попытался подбить его сделать что-либо для газеты о чемпионате.

— Вам это, быть может, незаметно, а я вижу, как изменилось то, что пишется о футболе. Не хочется попадать пальцем в небо.

— Неужто так?

— Что вы! Вы теперь в игре такое замечаете, что мне и не снилось. Мне, чтобы «соответствовать», надо переучиваться. Я приехал полюбоваться и поболеть. Это вы здесь — «при исполнении». Так что увольте...

В Москве я позвонил Льву Абрамовичу и попросил написать для «Футбола» историю романа и фильма «Вратарь». Он согласился моментально и написал.

А там, в Лондоне, я позавидовал его «приехал полюбоваться и поболеть». Нисколько не сомневаюсь, что Кассиль и о чемпионате написал бы интересно. Но, как видно, он в самом деле был добросовестным чита­телем футбольной прессы, и ее исследовательский ха­рактер его озадачивал и смущал.

Мне, спецкору, любоваться и болеть было полови­ной дела. Надо было продолжать поиски.

Чемпионат был спасен и оправдал свое предназ­начение в двух матчах: полуфинале Англия — Португа­лия и финале Англия — ФРГ.

Сборная Англии к своей победе пришла своеоб­разно, на ходу перестроившись и сделав все необхо­димые открытия. Повидав ее в день открытия в матче с уругвайцами, я был разочарован и потерял к ней интерес. Нудная нулевая ничья, которую не скрасил и переполненный знаменитый «Уэмбли», побывать на котором давно хотелось, ни присутствие королевы, ни марш-парад военных оркестров.

В общем, я счел для себя возможным оставить английскую сборную в стороне и ездил на матчи других команд. До полуфинала, в котором она встре­тилась с командой Португалии. Это был выдающийся матч. И португальцы были хороши, а англичан так просто было не узнать — другая, я бы сказал непо­бедимая, команда, настолько продуманным, обосно­ванным, ловко пригнанным было их сочетание один­надцати.

Если сделать простенькое, формальное сравнение, которое обычно само напрашивается, то оказывалось, что из состава матча открытия были исключены всего двое, Гривс и Конелли, вместо них появились Херст и Питерс. Но замены всего не объясняли, хотя в по­следнем, финальном, матче со сборной ФРГ из четы­рех победных мячей три забил Херст и один — Питерс.

Изменился весь строй игры. Гривс, знаменитейший бомбардир, был центрфорвардом времен «дубль-ве», а Конелли — хорошим левым крайним старого образ­ца. Долговязый, худой Херст атаки свои начинал с се­редины поля, все время держа связь с партнерами. Белокурый Болл заставлял поломать голову: кто он — полузащитник или нападающий? И Питерс такой же. И Бобби Чарльтон. И Стайлз, колючий как еж, легко отрывался от своей обороны, мелькал в атакующих рядах, покусывал, дразнил защитников противника. Да еще крайние защитники Коэн и Уилсон поддавали жару рывками вперед. Разве только что выдвинутый вперед нападающий Хант меньше маневрировал, он был затаенной угрозой, отвлекал, оттого товарищам его больше было простора. Словом, вся английская команда находилась в непрерывном движении, причем не в очевидном, повторяемом, а в непредсказуемом.

Частенько, глядя за игрой, мы опережаем события, угадывая, что сейчас мяч откатят обязательно налево, больше некуда, что такой-то игрок кинется по прямой в надежде на высокую передачу. И если наши отгадки постоянно сбываются, то приходится задуматься, так ли уж хороша игра.

Англичане предложили футбол, изобретаемый на бегу, тут же, при нас, с пылу с жару, тот футбол, в ходе которого боишься пропустить хоть что-нибудь, пото­му что самое интересное может быть создано в любое мгновение. Тут уж не станешь листать газету, жевать бутерброд, болтать с соседом, весь превращаешься в зрение.

Власть Игры (пусть слово это будет с большой буквы) сильна необычайно. Для меня не существовало никаких причин, в силу которых я сделался бы вдруг болельщиком бразильцев или англичан. Но я им ста­новился: в прошлый раз, в 1958 году, мне совершенно необходима была победа бразильской сборной, а те­перь — английской. И позже это случалось. На следу­ющем чемпионате, в Мексике, я снова душевно был с бразильцами, потом, в ФРГ и Аргентине, — с гол­ландцами, хотя в двух последних случаях мои упова­ния и не сбылись.

Игра, думаю, и есть то, к чему мы прикомандиро­ваны, приписаны, при чем состоим, чему служим. Тут не обойдешься без обольщений, ошибочных пристра­стий, заблуждений по первому впечатлению. Но в ко­нечном счете, пусть и не сразу, облик Игры, той, которую мы признаем и объявим современной (высо­кая похвала!), нас должен покорить, мы должны найти ее разгадку, объяснение, записаться в число ее деятель­ных поклонников и стоять за нее горой. И тогда по контрасту делается очевидным, что другие разновид­ности игры, даже приносящие временами весомые ди­виденды, оказываются старообразными, провинциаль­ными, неполноценными, приспособленческими. Футбо­ла на белом свете гораздо больше, чем Игры, и в уме­нии ее опознать, выделить, представить мы, репортеры, и обязаны более всего преуспевать. Прини­мать же любой футбол за Игру — вредное заблужде­ние, ведущее к топтанию на месте, к засорению мозгов читателей, это медвежья услуга тем командам, о кото­рых пишешь.

Чемпионаты мира — ярмарки футбола, где получа­ешь представление даже не о сегодняшнем, а о за­втрашнем дне. Четыре полузащитника сборной Анг­лии, представившиеся для всеобщего обозрения в 1966 году, живут-поживают и сегодня, как и их дина­мичное взаимодействие в атаке с двумя форвардами. Именно тогда всплыл термин «команда-звезда», заме­нивший собой прежний — «команда звезд».

Мы ищем среди тех, кто на поле, героев. И нахо­дим. Грош цена футболу, если не различимы люди.

Выбор большой, на любой вкус. Можно даже какому- то игроку отдавать предпочтение тайно, не объявляя о своей симпатии, зная, что он никакая не звезда, и радуясь малейшей его удаче. Можно, наоборот, не жаловать общепризнанную звезду и про себя вести счет его промахам и прегрешениям. Ничего удивитель­ного: не один разум властвует на трибунах.