Страница 34 из 135
— Ну и что? На кой тебе эти рецепты? Что с ними делать?
— В том-то вся и соль. Выпишем на бланках морфий, кокаин и прочее добро, а потом загоним у ночных кабаков.
— Толково. А сумеешь выписать рецепт-то?
— А то! Я ведь с одним лекарем знакомство водил! Еще бы мне не уметь! Пойдет как по маслу.
— Вот откуда у тебя деньги, старый алкаш! Ну погоди. Когда я…
Звенит колокольчик.
— Ужинать! Идешь с нами?
— Лучше полежу здесь, ребята. Стоит подумать о еде, как все нутро выворачивает. Такой уж желудок.
— Ну, лежи, коли охота. Но смотри, шелудивый пес, если только дотронешься до наших вещей!..
— Чего взъелись? Я просто подремлю! Нужны мне ваши вещи! Мне уже давно никаких вещей не нужно.
На следующее утро уже в половине девятого Куфальт в машинописном бюро. Он пока сидит без дела, другие работают. Их тут много, не то десять, не то двенадцать человек, явились и тут же уселись за столы. Все пишут одни только адреса, кто от руки, кто на машинке.
Бледнолицый Беербоом тоже сидит за столом рядом с Куфальтом и строчит как одержимый.
— За тысячу адресов платят четыре пятьдесят, — шепчет он. — Хочу сегодня спроворить не меньше полутора тысяч. Две с половиной марки вычтут за содержание в приюте, почти пять марок мои. Здорово, а?
— А можно успеть полторы тысячи?
— Ясное дело. Вчера написал почти пятьсот, а сегодня я ведь уже набил руку.
Тут появляется папаша Зайденцопф в люстриновом пиджаке. За ним семенит человечек с седой бородкой клинышком и головой, голой, как колено. Зайденцопф проходит между столами в глубь комнаты и обратно, два раза произносит, ни к кому не обращаясь, «доброе утро!» и удаляется. Лысый молча следует за ним.
Куфальт все еще сидит, как приклеенный, и от нечего делать глядит в окно. Садик весь в зелени, и травка кажется такой свежей.
— А садик тоже наш? — шепотом спрашивает он Беербоома.
— Наш-то наш, да только вход туда нашему брату заказан. Он — так, для блезиру, чтобы пыль в глаза пускать, если кто заявится с проверкой…
Куфальт улыбается в знак полного понимания.
Один из пишущих на машинке, долговязый парень, вдруг говорит вполголоса, но так, что все слышат:
— Вот напишем эту партию адресов и опять закукуем без работы.
— А сколько еще осталось?
— Тридцать тысяч.
— Этого хватит максимум на два дня. А потом опять сиди и жди у моря погоды.
— До той поры, может, еще что подвернется.
— Как же, дожидайся!
Лысый вновь вырастает на пороге, на этот раз с конвертом в руках:
— Господин Куфальт, напишите-ка вот тут свой адрес. Просто свой собственный адрес: господину Вилли Куфальту, Гамбург, Апфельштрассе, приют «Мирная обитель». А лучше не можете? Ладно, поглядим.
Он исчезает с конвертом в руке, и Куфальт опять принимается разглядывать садик.
Один из работающих вдруг спрашивает соседа:
— Что вы будете делать, когда работа здесь кончится?
— Сам не знаю, останется только уповать на благотворителей.
— Меня, может, возьмут агентом по продаже пылесосов.
— В таком случае можете сразу вешаться. Пылесосы идут еще хуже, чем маргарин.
В разговор включается новый голос:
— А воск для натирки полов и пульверизаторы пока еще покупают.
— Да вы что? Это было когда-то. А теперь все давно всё проели.
Опять появляется тот лысый; на лице его написано безмерное удивление.
— Надеюсь, всем известно, что разговаривать здесь запрещено? Настоятельно прошу помнить об этом!
— А никто и не разговаривает, господин Мергенталь.
— Еще раз убедительно прошу. Все вы знаете, что воспоследует за нарушение правил работы в бюро. Может, кое-кто из вас предпочитает очутиться на улице? — В ответ раздается только скрип перьев, стук машинок. — Господин Куфальт, господин Зайденцопф просит вам передать, что вам следовало бы стать врачом.
— Мне — врачом? Почему это?
— А потому, что почерк у вас абсолютно неразборчивый. Вы когда-нибудь а жизни работали в конторе? Так-так. Странная была контора, по всей видимости. Но на машинке-то вы можете печатать?
— О, да!
— Это вы так считаете. Однако у меня нет оснований вам верить.
— Но я на самом деле умею печатать на машинке. И даже вполне прилично.
— Слепым методом? И всеми десятью пальцами?
Куфальт мнется:
— Не совсем. Но шестью свободно.
— Вот видите. А на деле тычете, наверное, двумя пальцами и радуетесь, найдя нужную букву. Сначала вам придется привести машинку в порядок. То есть разобрать, почистить и смазать. Справитесь?
— Зависит от того, какая марка.
— Машинка «мерседес». Ну что ж, за работу!
— Мне понадобятся бензин, масло и тряпка.
— Господин Зайденцопф даст вам монетку на бензин, у Минны возьмете тряпку и масло для швейной машины.
Полчаса спустя Куфальт сидит перед миской с бензином, в которой отмокают рычажки от машинки: руки его в лиловой краске от машинной ленты и в черных пятнах от грязного масла.
Едва он приступает к чистке шрифта, как в дверях появляется Минна:
— Новенький пусть идет полы натирать.
— Как же так? — протестует Мергенталь. — Он сейчас занят, у него срочная работа. Пусть пойдет господин Беербоом.
— Госпожа Зайденцопф сказала, чтобы пришел новенький. Беербоом плохо натирает. Если новенький не придет, я ей скажу, что это вы его не пускаете!
— Ладно, идите натирать полы, — говорит Мергенталь Куфальту. — Только вытрите руки тряпкой. Скоро вернетесь.
Это «скоро» длится, однако, полтора часа. Под неусыпным контролем косоглазого цербера — сестры Минны — Куфальт натирает полы во всех спальнях, в прихожей и всю лестницу.
— А почему вы сами не натираете полы? — вежливо интересуется Куфальт.
— Еще чего! Очень надо убирать за всякими! Я обслуживаю только Зайденцопфов!
Под конец выплывает дебелая госпожа Зайденцопф в пышном пеньюаре, и Куфальт приветствует ее со всей изысканностью, на какую только способен:
— Доброе утро, сударыня! Надеюсь, хорошо почивали?
Но госпожа Зайденцопф не чувствует скрытой в вопросе иронии и потому милостиво роняет:
— Что ж, для начала неплохо. Но впредь, Минна, пусть тщательнее трет по углам.
Потом Куфальт возвращается за свой стол и принимается тереть щеткой шарниры. Работа близится к концу, когда на пороге комнаты вновь вырастает Мергенталь, у которого, видимо, только и дела, что сновать взад-вперед между бюро и кабинетом Зайденцопфа. и возвещает:
— Господина Куфальта и господина Беербоома просит пожаловать господин Зайденцопф!
Отец всех и каждого восседает в своем люстриновом пиджаке за огромным письменным столом:
— Итак, мои юные друзья, вы оба приступили к работе. Желаю успеха! Сколько у вас сейчас денег, Куфальт?
Куфальт буркает сквозь зубы, поскольку задето самое больное место:
— Сами знаете. Три марки.
— Покажите-ка мне ваш кошелек! Так, все правильно. Раз деньги на месте, значит, вы — человек чести. А у вас что, Беербоом? Не надо ничего говорить, просто покажите. Пусто? Где же ваши три марки?
— Утром нечаянно в клозет уронил.
— Беербоом! Господин Беербоом! Сын мой, Беербоом! Ну как мне поверить этому?
— Ну, не проглотил же я их, в самом деле! — переходит в наступление Беербоом. — И вообще — сидишь тут, как в капкане, носу за порог не высунешь, — где же деньги потратить? Думаете, отдал их вашей Минне за ее красивые глазки?
— Нет, не Минне. Вы дали их Бертольду.
На секунду Беербоом смешался.
— Бертольду? Какому еще Бертольду? А, этому старому перечнику? Чего это ради стану я отдавать какому-то пьянчуге свои последние деньги? Уронил нечаянно в унитаз. Еще попробовал было рукой достать, можете убедиться своими глазами, весь локоть раскровянил об трубу.
Беербоом делает движение снять пиджак.
— Бросьте, Беербоом, — останавливает его Зайденцопф, не скрывая презрения. — Я в курсе дела. Теперь не скоро получите у меня деньги. Итак, Куфальт и Беербоом, сейчас я отпущу вас в город одних…