Серебряная леди

Первые несколько дней в тюрьме были для него временем сплошной боли. Тем не менее Маршу было безразлично, где он находится: степень оскорбления и желание отомстить были таковы, что жесткая постель для него была так же хороша, как и мягкая перина. Для выздоровления жесткая кровать даже полезнее: мягкая серьезно затруднила бы любое движение, каждое из которых было очень болезненным.

На третий день Марш окончательно пришел в себя и по-настоящему осознал все тяготы заключения: несъедобная пища, грязь, слежка и — самое главное — бессилие человека, заключенного в клетку. Пять шагов отделяли одну стену от другой, и его природная подвижность взывала о сострадании.

Кантон постоянно просил о свидании с Дэйвидом Скоттом и постоянно получал отказы. Ярость возрастала пропорционально безнадежности. Он занимал себя тем, что измышлял способы, как свести счеты с Каталиной Хилльярд. Самым убедительным казался Маршу постельный вариант. Он знал, как заставить женщину мучиться, не причиняя ей жестокой боли, но изысканным способом продлевая нарастание страсти. Он знал, как подвести женщину к вершине… и бросить ее в агонии ожидания.

А может… разорить ее. Во имя победы Кантон был готов рискнуть всем.

Каталина Хилльярд повысила ставку. Он не собирался проигрывать.

Дэйвид Скотт смотрел на своего бородатого, израненного клиента без видимой дрожи. По сравнению с тем, какой ненавистью пылали глаза Кантона сейчас, его прежняя воинственность казалась детской шалостью.

— Об этом ни слова, — сказал Марш. — Вы меня предупреждали. А сейчас — как мне, к черту, выбраться отсюда?

— Не хотите ли вы рассказать мне, что произошло?

— Я отправился на Побережье Барбары.

— Не моту ли я поинтересоваться зачем?

Марш хмыкнул.

— Просто прихоть.

— Довольно дорогая, в этом вы еще убедитесь, — прокомментировал ситуацию Скотт. — Я разговаривал с Делани, который составляет протокол обвинения. Против вас у него ничего нет. Это наше небольшое преимущество, — адвокат помедлил и продолжал. — К счастью, те двое, которых вы ранили, совершили много преступлений, и у полиции к ним целый ряд претензий. А капитан Делани долгое время поддерживал с ними деловые отношения. — Дэйвид снова сделал паузу. — И еще. Делани — завсегдатай «Серебряной леди».

— Я так и думал, — бесстрастно проговорил Марш.

— Я не предполагал, что Каталина Хилльярд может так далеко зайти, — пробормотал Дэйвид.

— А я думаю, у нее была еще более зловещая цель. Например, «шанхаировать» меня. Вы знаете, меня накачали хлороформом. Почему только я оказался в тюрьме, а не на корабле — вот загадка.

Дэйвид тоже выглядел озадаченным.

— Но вы — здесь! И слава Богу!

Марш улыбнулся одними губами.

— Вы очень наблюдательны. Что вы думаете обо всем этом?

— Что сделано, то сделано, — последовал мудрый ответ адвоката. — Вы выполнили свой гражданский долг, расправившись с этими подонками. Никто, а особенно капитан Делани, не захочет, чтобы газетчики и репортеры выволокли наружу кое-какие подробности этой истории, если дело дойдет до суда.

— Я и не подозревал, клиентом какого хитроумного и влиятельного адвоката являюсь.

— Сейчас мне придется вас разубеждать в этом, — сказал Скотт. — Как бы мне ни хотелось взять вас на поруки, я не могу.

— Кто тогда?

— Единственный человек, которого я знаю и который обладает для этого достаточным влиянием, — это Квинн Девро. Я уже переговорил с ним, и он согласен поручиться за вас.

Марш был ошеломлен.

— Ему-то это зачем?

— Пропади я пропадом, если знаю. Но он выручает людей из тяжелых ситуаций.

Маршу не хотелось быть обязанным. Интересно, какой ответной услуги потребует Девро? Дэйвид, кажется, прочитал его мысли.

— Вы можете отказаться и навсегда остаться здесь.

Марш ответил холодной улыбкой.

— Как же я выйду отсюда без ботинок?

Скотт опустил глаза: Кантон стоял на грязном полу в одних носках; окровавленная рубашка и брюки были изодраны в клочья. Раньше Кантон выглядел если не модно, то респектабельно и ухожено. Должно быть, последние десять дней были для него равносильны аду. Дэйвид Скотт заметил, какой решительностью горели глаза Кантона. Они были еще безжалостнее, чем раньше. Дэйвид подумал, что он и сам бы решился на многое, если бы находился в таком положении, как Марш. Интересно, задумался адвокат, знает ли Девро, какого джинна он выпустил из бутылки?

— Я подумаю, что я еще смогу сделать для вас, — произнес Дэйвид, пропуская Марша вперед.

Дэйвид наблюдал, как медленно, стараясь не сделать лишнего движения, его клиент направляется к зарешеченной двери.

— Я думаю, вам следует показаться доктору.

Марш отрицательно покачал головой.

— У меня есть более важное дело.

Дэйвид настороженно взглянул в лицо Кантону.

— Если вы еще раз попадете сюда или решитесь посетить Побережье… Вы рискуете не отделаться только такими царапинами, как сейчас.

— Я не собираюсь делать ни того, ни другого, — резко отчеканил Марш.

Он не любил пускаться в откровенности с кем бы то ни было, но перед этим человеком он был в долгу. И перед Де-вро. Марш предполагал, что очень скоро узнает, чего хочет владелец отеля за свою услугу.

— Тогда…

Марш опередил предупреждение Скотта.

— Я знаю законы, Скотт, и буду действовать в соответствии с ними.

…за исключением маленьких хитростей, подумал он про себя. Десять дней он потратил на обдумывание способов возмездия.

— Вы — в отель? — спросил адвокат. — Я не отпускал экипаж.

Марш оглядел себя. Вид его вызывал брезгливое сострадание. От него исходил неприятный кислый запах давно немытого тела. Одежда была в ужасающем состоянии.

Дэйвид понял все без слов. Ему следовало бы заранее побеспокоиться о платье для заключенного. Нравы в тюрьмах Сан-Франциско ему были известны, хотя и не в таких уродливых подробностях. Обычно он представлял интересы бизнесменов, а не бандитов. Знакомство с Кантоном существенно расширило рамки представлений Скотта о жизни в самых разных ее проявлениях.

— Я отвезу вас к себе, — как о решенном деле сообщил адвокат. — У меня дома вы сможете принять ванну и выбрать себе подходящую одежду.

— Я заплачу за нее, — вынужденно грубо бросил Марш.

— В этом нет необходимости.

— Есть, — закончил переговоры Кантон тоном, не терпящим возражений.

Одно дело платить человеку за услуги, совсем другое — принимать одолжения. Если за последние пятнадцать лет он ни разу не находился в положении облагодетельствованного, то за последний час ему сделали сразу два одолжения. Размер одного из них он, по крайней мере, может уменьшить.

— Ну, только если вы сами хотите это сделать.

— Да хочу, — угрюмо оборвал адвоката Марш.

Выйдя из грязной камеры, он преодолел не менее грязный тюремный коридор и вышел вслед за Дэйвидом на залитую солнцем улицу.

Жена Дэйвида Скотта рассматривала Марша не с ужасом, к чему он был готов, а с интересом. Является ля это следствием хорошего воспитания, размышлял Марш, или привычки общения с клиентами мужа, или для нее в этом городе не осталось ничего удивительного.

Как бы там ни было, женщина покорила Марша своей мягкостью и доброжелательностью. Кантон был удивлен настойчивостью, с какой Скотт уговаривал его надеть один из лучших своих костюмов. Марш не привык к мягкой настойчивости в обхождении, но она ему понравилась, хотя внешность свою он менять не желал. Он потратил слишком много усилий, чтобы выглядеть старомодно-респектабельным.

Из дома адвоката они направились к Квинну Девро. Марш давно уже принял решение оставить роскошные апартаменты «Дворца спокойствия» и поселиться в «Славной дыре». На восстановление салуна требовалось слишком много средств, чтобы он мог позволить себе комфортную жизнь.

Девро находился в своем кабинете. Одна стена была застеклена полностью. Другие были украшены прекрасными картинами, из которых одна, по мнению Кантона, была просто гениальной. На картине была изображена радуга, которая казалась такой живой, что Марш едва подавил желание подойти и прикоснуться к ней.