Ренегат

Райс настороженно наблюдал за женщиной.

— Вы собирались уехать, не попрощавшись?

— Так лучше, — ответил он.

— Для кого?

— Для вас.

— Опять вы за свое. Почему вы уверены в том, что знаете лучше меня, что для меня лучше. А как лучше вам?

Райс равнодушно повел плечами.

— Тогда объясните мне, почему для меня это лучше, — настаивала Сюзанна.

— Я уже говорил вам, я вор, игрок, ублюдок.

— Знаете ли вы, как вы изменились за последние несколько месяцев? — спросила Сюзанна. Райс пустился в путаные объяснения.

— Я знаю, — прервала его женщина. — У вас были свои причины для этого. Но они переплелись с желаниями и намерениями других людей. — На секунду она замолчала, потом выпалила:

— Вес хочет, чтобы вы остались.

Райс настороженно взглянул на женщину.

— Зачем?

— Похоже, вы ему понравились.

— Это невозможно.

— Кроме того, он знает, что я люблю вас.

Сквозь сжатые губы Райс цедил:

— Вы не можете…

— Я могу и люблю вас.

Она отвечала так уверенно и решительно, что Реддинг заколебался.

— Но… Вес не может… одобрить…

— Именно он заставил меня поторопиться, пока вы не уехали…

Сюзанна прибегла к небольшой лжи. Она была уверена, что брат поступил бы именно так, не будь он чрезмерно поглощен Эрин. Теперь они с Весом поднялись на новую, более высокую ступень взаимопонимания.

Райс неожиданно возразил:

— Но ведь он не знает…

— Я думаю, он знает все, — не давала ему договорить Сюзанна. Это было похоже на правду. В глазах Веса она уже давно не замечала осуждения.

— Сюзанна, помилосердствуйте, я не тот, кто вам нужен. Неужели вы этого не видите? Я никогда не задерживался на одном месте…

— Просто вам негде было… У вас не было даже настоящего дома.

Настоящий дом. Даже звучит странно. Непривычно. Но чертовски привлекательно. Как пение сирен. Но возможно ли это? Может быть. Прошедший день принес ему неизведанные ранее чувства. Сегодня Райс Реддинг впервые испытал чувство единения, своей причастности к общему, мужскому делу. К нему отнеслись с уважением, и все арендаторы, включая Веса, были готовы ради него расстаться с жизнью. Прежде ни один человек не выразил желания хоть на мизинец пожертвовать чем-нибудь ради него, и эта всеобщая готовность самопожертвования привела Райса в состояние высшего блаженства, которое он с трудом пытался скрыть. Но это прекрасное чувство не может длиться вечно. Очень скоро люди раскусят его. Боязнь оказаться голым королем и заставила его принять решения расстаться с Техасом.

Но сейчас он раздумывал. Сюзанна, например, знала о нем все, и это не мешало ей продолжать беспокоиться о нем, желать его. Вес тоже знал или по крайней мере подозревал многое и тем не менее не хотел, чтобы он уехал. А остальные? У них своих проблем выше головы. Каждому найдется, что изменить в самом себе. У Райса все горело внутри.

Раздумья его были прерваны Сюзанной.

— Я люблю вас и хочу только одного — знать, что вы меня любите тоже. Произнесите три слова — и вы свободны.

Любовь. Слово еще более пронзительное, чем дом. Внутри затеплился огонь страсти, всемогущей и всепожирающей. Он хотел ее. Всю ее сразу: ее взгляд, ее тело, крепко прижимающееся к нему, прикосновение ее руки, вызывающее в нем дрожь вожделения.

Он не раз сражался против Сюзанны и своей чувственности, слишком хорошо понимая, что это потерянное время и напрасно потраченные усилия.

— Я не смогу… Я ничего не знаю о любви…

Сюзанна недоверчиво покачала головой, но взгляд ее потеплел.

— Райс, за последние несколько недель вы подарили мне море любви, даже не зная об этом. Я купалась в ней. Теперь я хочу услышать об этом.

Слова застряли у него в глотке. Обязательства. Обещания. Он никогда никому ничего не обещал. По крайней мере до тех пор, пока не встретил Сюзанну Фэллон. Кажется, он дал ей уже несколько обещаний и все выполнил.

Сейчас, глядя в ее преданные глаза, излучающие любовь, он понял, что не имеет права упустить шанс, дарованный ему Богом и этой женщиной.

Райс подумал о том, что вынудило его приехать в это забытое Господом место. Толчком всему послужило единственное доброе дело, совершенное им бескорыстно ради Лорэн Брэдли и Адриана Кэбота. Он часто сожалел о содеянном, особенно в первые недели. Теперь он полагал, что добрые дела, творимые человеком, изначально содержат в себе зерно вознаграждения. Очевидно, есть своеобразная корысть в совершении добрых дел.

Райс нагнулся, потерся своей щетинистой щекой о ее бархатистую щеку и шепнул Сюзанне в самое ушко:

— Я тебя люблю.

— Я люблю тебя, — повторил он решительно и твердо, обхватил ее за талию и прижал к себе.

— Я люблю тебя, — кричал Райс как безумец, и ястреб, скрывавшийся в ветвях развесистого дуба, снялся и полетел, шелестя в темноте крыльями. Хищник остался недоволен тем, что его спугнули и согнали с насиженного места, и выражал свое недовольство сварливым, скрипучим криком. Ночной ястреб покидал старое ранчо.

Шепот под деревом стих, сменившись напряженным, наэлектризованным любовью молчанием.