Страница 90 из 137
Здесь необходимо сделать небольшое отступление и упомянуть некоторые нюансы советской пропаганды на фронте. Как мы помним, Советский Союз вступил в Зимнюю войну под лозунгом освобождения финских рабочих и крестьян от гнета помещиков и капиталистов. Эффективно действовавший во время польской кампании в сентябре 1939 года тезис «освобождения» не сработал во время советско-финской войны. Тому было множество причин, но основной, по моему мнению, все же было упорное сопротивление частей финской армии. Бойцы и командиры РККА недоумевали: почему лозунги, с которыми они вступали на территорию Финляндии, не оказывали должного воздействия на войска и население противника. В связи с этим в феврале 1940 года заместитель начальника Политуправления Красной Армии бригадный комиссар Ф. Кузнецов подписал директиву № 29 о задачах агитационно-пропагандистской работы в связи с советско-финляндским конфликтом. Старые пропагандистские лозунги были подвергнуты остракизму, как свидетельство «схематизма» и «книжности» комиссаров и политруков, а на их место пришел новый — обеспечение безопасности северо-западных границ и Ленинграда. Подобная смена лозунгов позволила после окончания боевых действий заявить, что цели, стоявшие в войне с белофиннами, были достигнуты: безопасность границ и города на Неве обеспечены.
Для осуществления пропагандистской работы, направленной на войска противника, в политуправлении Ленинградского военного округа создали специальный отдел, в ведение которого входило издание газет и листовок. Аналогичные подразделения были созданы во всех четырех действующих армиях. Как отмечает российский исследователь Н. Волковский, за время Зимней войны было издано 89 наименований листовок тиражом около 31 млн экземпляров, среди них 52 обращения финских военнопленных[222].
Впрочем, и Финляндия, и Советский Союз вели в своих войсках контрпропаганду, одной из задач которой было предотвратить сдачу в плен. Соответственно в обеих армиях насаждался тезис, что пленение неминуемо повлечет за собой пытки и смерть. В связи с этим некоторые финские военнослужащие кончали жизнь самоубийством.
Об этом, в частности, речь шла в докладной записке «О партийно-политической работе и политико-моральном состоянии Грязовецкого лагеря НКВД» в УПВИ от 21 февраля 1940 года.
Об этом же рассказывал военнопленный Никкенен Ойво (Nikkinen Oiva), 1917 года рождения:
«Нам, солдатам, офицеры говорили: "Лучше покончить жизнь самоубийством, нежели попасть в плен Красной Армии" Когда троих солдат и одного младшего командира (в том числе Никкенена) взяли в плен, то один из них покончил жизнь самоубийством. «Теперь же он сам убедился в противоположном отношении Красной Армии к военнопленным, понял, «как клеветали офицеры на Красную Армию»[223].
Не думаю, что это явление было «массовым» среди солдат финской армии, хотя, вероятно, отдельные случаи были. В противовес этому мы располагаем большим количеством документов и воспоминаний бывших военнослужащих РККА и военнопленных, в которых рассказывается о том, что солдаты и командиры кончали жизнь самоубийством, дабы не попасть в плен. Впрочем, здесь необходимо учитывать и специфику советского законодательства того времени, о котором я говорил ранее, то есть все пленные априори считались изменниками родины, и перед солдатами нередко вставала дилемма: умереть, как герой, или стать «врагом народа», попав в плен.
В доверительных беседах с этой группой военнопленных представители НКВД получали также первичную информацию о советских пленных, содержавшихся в Финляндии. Так, 2 марта 1940 года военнопленный Исай К. Ойтинен (имя искажено, правильно — Oittinen Iisakki. — Д. Ф.) показывал:
«Нужно предупредить Красную Армию и военно-воздушный флот, чтобы напрасно не бомбардировали «Утый» аэродром, около ст/анции/ «Уты» (Utti) ввиду того, чтобы там находятся военнопленные Красной армии. Это место расположено от аэродрома по шоссейной дороге к местечку Коувола (Kouvola) 4 километра»[224].
В арсенале идеологической работы были постоянно устраивавшиеся лекции о международном положении и ходе боевых действий, беседы о внутреннем положении в Советском Союзе и его борьбе с международной реакцией. Об интенсивности этой работы можно судить по упоминавшейся нами выше докладной записке в УПВИ НКВД СССР за январь 1940 года. Начальник Грязовецкого лагеря, в частности, докладывал:
«В январе проведено С военно-пленными всего 16-ть читок и бесед на следующие темы:
а) Война в Европе и взаимоотношение СССР с Прибалтийскими государствами. Проведено 4 беседы, присутствовало 132 человека.
б) Мирные предложения СССР и позиция бывшего правительства Финляндии. Проведено 3 беседы, присутствовало 132 человека.
в) Материалы ХVIII съезда ВКП (б). Проведено 2 беседы, присутствовало 54 человека.
г) Проведено читок газет по текущим событиям — 7, присутствовало 132 человека.
Политические настроения пленных.
Рядовой состав (резервисты) настроены демобилизационно: «Скорее бы кончилась война». Сочувственно относятся к демократическому народному правительству Финляндии»[225].
Беседы с военнопленными тщательно фиксировались, и на их основании печатались листовки-обращения финских военнопленных к солдатам финской армии. В них говорилось О хорошем обращении с финнами в плену. Этот тезис был в ряду главных содержавшихся в листовках призывов прекратить сопротивление и переходить на сторону правительства Куусинена и Финской Народной армии (ФНА).
На беседах военнопленные наиболее часто задавали следующий вопрос с каким правительством будет заключен мирный договор, со старым или с правительством Куусинена? Лагерные пропагандисты Зимней войны, как уже отмечалось, так старались очернить Маннергейма, что многие сочувствовавшие СССР не понимали, как можно подписывать договор со старым правительством Финляндии. Обманутые люди недоумевали:
«Как это можно, чтоб этот прохвост Маннергейм и ему подобные остались в правительстве, если они так обманули финский народ и являются агентами Английской и Французской буржуазии. Они пожимают плечами и говорят, что какое угодно правительство, но не Маннергейм»[226].
Автору этого высказывания как бы вторил военнопленный Ляявяри[227], который говорил, что раз заключен после войны мирный договор, «Красная Армия не довела до конца начатое дело, не освободила финский народ, а стало быть, не подтверждается политика СССР о построении коммунизма»[228].
Однако основную массу военнопленных не интересовали судьбы мирового коммунизма. Их умы занимали прежде всего вопросы собственного существования, послевоенного мирного труда в Финляндии. Их политические симпатии были довольно просты: «Нам бы работа и хлеб, а кто будет управлять страной, все равно. Раз правительство приказывает воевать, мы поэтому воюем»[229].
Тем не менее некоторые военнопленные понимали, что послевоенный мир, в котором им придется жить, будет несколько иным. Они полагали, что победитель в этой войне, а им все же, по их мнению, будет СССР, навяжет Финляндии новые условия существования, неравные отношения во взаимоотношениях двух соседних стран. Такие неравнодушные, но плохо разбиравшиеся в развитии современной им истории задавали на беседах следующие вопросы: будут ли выселять финнов с территории, которая после войны отойдет к Советскому Союзу; кто станет создавать в Финляндии колхозы; защитит ли правительство СССР бывших финских военнопленных, если их начнут притеснять в Финляндии; примет ли таких военнопленных СССР, если они решатся перебежать в Советский Союз; можно ли записаться в Финскую Народную армию. Людей интересовали также вопросы взаимоотношения СССР с Прибалтийскими государствами и в этой связи возможность установить переписку с родственниками через Эстонию или Латвию.
222
Н. Волковский, 2003. С. 510–511.
223
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 35.
224
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 71.
225
Там же, л. 14.
226
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 79.
227
Laavari Toivo Aatos, 28.12.1921 Jaakima. Перешел на сторону Красной Армии 24.12.1939 в районе Куолемаярви. Возвращен в Финляндию по обмену военнопленными 20.04.1940. Осужден в Финляндии и приговорен к 3 месяцам тюремного заключения. Аlаvа Т., Frolov D., Nikkila R., 2002: Sotavankimatrikkeli.
228
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, лл. 79–80.
229
Там же, л. 36.